– Ты не знаешь, что происходит между Мертвецом и Стариком? – Я попытался сменить тему.
– А что такое?
Пришлось поведать ему о той сцене, которую я увидел на кухне.
– Ого! – восторженно зашептал Фарри. Он, как человек общительный и любопытный, обожал поковыряться в таких историях. Юнга быстро сошелся почти со всеми моряками палубной команды. Среди его знакомых числились и ледовые штурмовики и механики. Рыжеволосый, улыбчивый мальчуган постепенно становился вселюбимым сыном «Звездочки». И в то же время вряд ли кто-то, кроме меня, знал о том, как сильно Фарри хочет продолжить наше путешествие в Барроухельм, а не ходить в команде ледовых корсаров по Пустыне.
– Так знаешь что-то об этом?
– Старик и Мертвец друг друга недолюбливают, это всем известно. Но чтобы так вот, прилюдно… Завтра поспрашиваю ребят с верхней палубы, может, знают чего. Ой, как интересно-то! Чего же не поделили они, как думаешь?
Я промолчал. Размолвка офицеров волновала меня в последнюю очередь. Зато Фарри отвлекся от обсуждения моего сегодняшнего срыва.
Интересно, это будет очень больно?
– Мастер Айз теперь думает, что я съел ужин шамана, – поделился я наболевшим. Фарри мигнул пару раз удивленно и расплылся в недоуменной улыбке:
– А тебе не все ли равно, что думает о тебе какой-то кок?
– Обидно, знаешь ли. Неприятно, когда о тебе могут подумать так плохо.
Мой друг тяжело вздохнул и неожиданно серьезно проговорил:
– Когда я путешествовал с цирком Аниджи – у нас в труппе был фокусник один. Он почти ни с кем никогда не разговаривал, но однажды во время истории… все равно какой истории… сказал мне – если хочешь жить счастливо, никогда не ищи одобрения других людей. Есть только боги – и ты. Остальное преходяще.
– И ты с этим согласен?
Фарри помолчал, а потом буркнул:
– Давай спать уже! А то наговоримся сейчас до кошмаров. Тебе предстоит несколько непростых дней, пока будет заживать спина. Уверен, Половой тебя жалеть не станет.
Он нырнул с головой под грязное одеяло и почти моментально засопел. Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, чувствуя неровности жесткого лежака. Поерзал.
Да, наверное, будет очень больно…
– Вы должны помнить, сучьи вы дети, что вы – команда! – громыхал Дувал. – Гребаная команда, а не шайка оледеневших на голову бандитов! Я не потерплю у себя на борту ваших вакханалий! Закон един для всех!
Лавки и почти все столы, кроме одного, оттащили к стенам, чтобы освободить площадку. Также механики повесили побольше фонарей на стропила, и непривычно яркий свет с потолка заставлял щуриться, словно солнце застало тебя посреди Пустыни.
Экипаж «Звездочки» распределился вдоль стен и терпеливо ждал начала, а я пытался понять, кто из инструментариев видел происшедшее на нижней палубе. Мне хотелось попробовать его чувства. Но либо он не пришел на мое наказание, либо никаких сожалений не испытывал. В последнее я мог поверить. Зачем думать о каком-то палубнике. Это же недолюди, как известно всем на борту.
Я стоял в центре зала, рядом с капитаном и его помощником, и чувствовал заинтересованные взгляды призванных зрителей. Они догадывались, что сейчас будет, и им, как мне показалось, было плевать, чем все закончится. Зато всем им хотелось знать – за что здесь оказался юнга.
В руках Мертвеца безвольно болталась плетка. Я посмотрел на нее, затем отыскал в толпе Фарри. Приятель ободряюще улыбнулся и поднял на уровень глаз сжатые кулаки. Держись, мол, добрый Эд ан Бауди.
За спиной Фарри стоял Половой и задумчиво поглаживал изуродованную глазницу.
– Вызываю Зиана ан Варра. Выходи! – сказал Гром.
Тщедушный шаман отлепился от стенки, у которой о чем-то тихо переговаривался с дружками. Я чувствовал их злые мысли. Коренастый бритоголовый Волк кривился, отчего шрам, пересекающий все лицо, бледнел. Его маленькие глазки не отрывались от меня, и в них жила слащавая ярость. Он представлял, что со мною сделает. Его тень – Сиплый, здоровяк футов шести ростом с пышной белой шевелюрой, спадающей ему на широкие плечи, – скрестил на груди руки, с насмешкой оглядывая инструментариев.
– Твои обвинения, Зиан!
– Он ударил меня! – громко сказал ученик шамана и обернулся, чтобы показать всем синяк под глазом. – Ударил несколько раз! Сначала вылил на меня ужин уважаемого Балиара, а потом и вовсе обезумел!
Наступила удивленная тишина. Я никому, кроме Фарри, не рассказывал о своем поступке, да и Зиан, видимо, не распространялся, так что для команды новость оказалась сюрпризом. Айз, за которым я наблюдал с того момента, как кок появился в столовой, удивленно поднял брови. Да-да, мастер Айз. А ты думал, что этот юнга просто воришка чужой еды, да? И как тебе такое?
«Нехорошо так думать, Эд».
– Я вызываю Балиара ан Вонка, – громыхнул капитан.
– Но прежде я хочу сказать, что не держу зла на малыша, – неожиданно продолжил Зиан. Он посмотрел на капитана со всем смирением, на которое был способен. – Может быть, я чем-то мог его спровоцировать на этот шаг. Я не знаю, увы. Мне кажется, что десять плетей – это слишком жестоко. Но закон есть закон, и воля капитана священна.
Он поклонился и отошел к абордажникам.
Гром поиграл желваками и повторил:
– Я вызываю Балиара ан Вонка.
Старый шаман сидел на одной из лавок у стены, рядом с ним старались не стоять, отчего вокруг образовалось пространство. После слов Аргаста Балиар вздрогнул, посмотрел непонимающе на бородача, а затем расплылся в доброй улыбке и с кряхтеньем поднялся. Вся команда пристально проследила за тем, как шаман, прихрамывая, вышел в центр.
На меня ан Вонк даже не посмотрел.
– Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? – торжественно продолжал Дувал.
– Да-да, видел, – не перестал улыбаться старик. – Ох, удивительный был вечер. Я читал дневники шаманов Девятки, когда вдруг подумал о…
– Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? – недовольно повторил капитан.
– А? Простите? Ах да! Ну да, я же сказал, да! – вынырнул из своего мирка шаман. Гром сухо кашлянул, поджав губы. Обвел молчащую команду взглядом, неторопливо поворачиваясь на каблуках.
– Вы все слышали. Вы все должны были понять, если у вас еще не замерзли последние мозги. Меня не интересуют причины. Меня не интересуют ваши гребаные интересы в таких ситуациях. Закон един для всех! Юнга Эд Бауди приговаривается к десяти плетям за то, что поднял руку на товарища. Пусть это будет уроком для всех вас, выкормыши Темного бога! Никто на борту достославной «Звездочки» не смеет поднимать руку на члена команды!
Он выдержал паузу, вслушиваясь в молчание. Никто не произнес ни слова, хотя мне послышалось недовольное бурчание со стороны палубников.
– Мертвец, приступай.
Первый помощник кивнул и взмахнул рукой, в которой была зажата плеть.
– На стол, – бесцветно произнес он.
В нем не было ничего. Пустота. Я сразу вспомнил проклятого Черного капитана, с которым столкнулся несколько месяцев назад. Человек с мертвой душой. Монстр. Неужели Мертвец из них? Но как такое может случиться? Как простой моряк с обычного пиратского шаппа может оказаться мифологическим чудовищем Пустыни?
– Прервите меня, если я ошибаюсь. Но неужели хоть кто-то верит в то, что малец действительно просто так набросился на этого оледеневшего камнесоса? – вдруг сказал кто-то из толпы. – Ну-ка, ну-ка, поднимите руки, кто искренне в это верит.
Сиплый дернулся было поднять руку, но его грубо одернул Волк. Больше никто не пошевелился.
Все стихло. Абордажники скалились, снисходительно поглядывая на молчащих моряков палубной и технической команд. Самих штурмовиков Зиан никогда не задирал, и проблемы «низших народов» обитателей первой палубы не касались. Однако у говорившего оказалось свое мнение.
Гром молчал от возмущения, собираясь с силами для ответа наглецу. Я удивленно посмотрел на вышедшего из толпы абордажника в красных кожаных одеждах с черной меховой оторочкой. Буран. Темноволосый, крепкий, похожий на героев древности, каждый день волевым решением сметающих с лица Пустыни десятки врагов. Пристальный, пронизывающий взгляд штурмовика скользнул по собравшимся, на губах играла насмешливая улыбка. Неожиданная поддержка.
– Буран, закрыл бы ты свою пасть, – раздался голос Старика. – Вздумал оспаривать приказ капитана? Хочешь провести следующую неделю во льдах?
– Эй-эй-эй! Не так шустро, командир, – вскинул руки улыбающийся Буран. – Давайте не станем искать в глубинах наших темненьких душ самые черные пятна. Они там есть, бесспорно, но я бы не хотел распространяться об этом сейчас, прилюдно. Кто знает, может, потом на мне повиснет ответственность за чьи-нибудь плохие сны и снежное безумие… Я даже…
– Чего ты хочешь, Буран? – оборвал его Старик. – Избавь нас от своей болтовни.
– Ничего такого, ваше старшинство. Я всего лишь создаю необходимый шум. Кто-то же должен это сделать! А то стоят и молчат, как стадо оленей на пастбище. Мы же на сходке. Надо порицать, надо шуметь. Покрикивать там, мол, давай, Мертвец, всыпь ему. Это ведь не запрещено корсарским кодексом. Или запрещено хлопать в ладоши? Я вот хотел похлопать в ладошки – ведь наконец-то среди палубных шаркунов нашелся хоть кто-то с яйцами.