Ознакомительная версия.
Исла подала ему наскоро почищенную куртку. Принц решил, что сам затянет перевязь, но меч оставит, возьмёт только кинжал. А потом, поразмыслив, бросил девушке платье, на всякий случай тоже приготовленное рядом, бережно разложенное на кресле.
– Надевай. И пойдём.
– Я? За столом с князем?! Но как можно?!
– Я так хочу, да и всё. А почему нет? Там будет Трагвит, и тебе тоже найдётся место рядом со мной. Одевайся уже. Знаю, что женщинам нужна уйма времени на подготовку.
Она справилась быстрее, чем можно было ожидать, и вышла к нему на диво прелестная в алом бархате, хотя убрала волосы очень просто, и украшений на ней не было. Исла смотрела на принца с благодарностью и нежностью, её взгляд оживляла искренняя любовь и украшала её лучше, чем ухищрения искусных куафёров, драгоценности или вычурные манеры.
Он улыбнулся ей в ответ, но хотя и залюбовался, всё равно решил про себя, что рядом с Ианеей его подруга без сомнения проигрывает. Да, сестра Трагвита – хорошенькая, даже красивая девочка, прямолинейная и откровенная, смелая, упорная и умная, что само по себе красит человека. Она проста и понятна, она ему ровня, и, казалось бы – чего ж ещё желать?!
Но в Ианее, в её совершенной красоте и продуманности каждого жеста, каждой черты, каждого взгляда было что-то такое, чего он никогда не увидит в Исле. Он и сам затруднялся определить это «что-то». Непогрешимость идеала? Безупречность? Величие? Может быть, могущество? Знак причастности к тому высшему, что когда-то породило его, но не приняло в свои объятия? Что бы это ни было, именно о нём он грезил, и Ианея была его воплощением.
Разумеется, он помнил, что у них с принцессой один отец. Мысль добиваться её любви осознанно Роннара не посещала, но её симпатии он жаждал, о да! Именно так. Встать когда-нибудь с нею вровень, подчинив своей воле весь Опорный, очистив его от бестий и приведя к процветанию, и заслужить от принцессы обращение, как с безусловно равным – вот чего ему хотелось. А если иногда воображение самовольно смешивало образ женщины, которой он восхищался, и женщины, которую надеялся когда-нибудь встретить и полюбить всем сердцем на всю жизнь – тут уж он был не виноват. Это уж не вполне зависело от его представлений о правильном и должном.
– Идём? – Он подал Исле руку. – Я тебя и в Лучезарный возьму, так что привыкай.
– В Лучезарный нельзя уроженцам Опорного.
– Уже можно. Туда, смотри-ка, теперь и наёмников берут. Честную женщину, сопровождающую принца, пустят точно.
Исла вздохнула от восхищения – глаза её горели.
– Как бы мне позавидовала сестра. Она всегда была очень набожна и говорила, что если взглянуть на храм на Благой горе, то простятся все грехи.
– А где твоя сестра сейчас?
– Сестра? Умерла ещё до главного нашествия. От горячки.
– Что ж… Взглянешь на Благую гору за неё.
– Обещаешь?
– Я уже сказал.
Роннар понимал её беспокойство и желание держаться подальше от знати, но на ужине у князя к его спутнице отнеслись вполне уважительно. Исла сидела рядом с ним за господским столом (с другой стороны от принца расположился сам князь), и воду для омовения, и блюда ей подавали своевременно. А что её сосед, старший сын князя, тоже уже седоватый, почти с нею не разговаривал, так это тоже выглядело жестом вежливости. Ну о чём им было говорить? Княжич ограничивался тем, что подавал гостье салфетку и подзывал слугу, чтоб сменил прибор или налил вина. Девушка нервничала и потому много пила, но, даже захмелев, вела себя строго в рамках благовоспитанности молодой сельчанки, то есть вполне достойно.
Роннар же, свободный от необходимости ухаживать за нею, общался с князем, и против ожидания это общение пошло очень легко. Просто как по маслу.
– Я слышал о том, что вам удалось сделать в Иомане, – сказал правитель Остреборха. – Признаюсь, очень впечатляет.
– Удалось меньше, чем хотелось бы.
– Понимаю. Но задача перед вами стоит трудная.
– Мне нужны ещё бойцы, много бойцов. Кроме того, их нужно будет кормить, одевать.
– Понимаю.
– Нам нужна будет помощь.
– И, полагаю, ещё вам потребуются те, кто сможет строить хорошие укрепления. Разумеется, я прекрасно понимаю. Больше всего на войне требуются хорошие солдаты, строители и врачи, а также много-много ресурсов. Мой долг их вам предоставить. Сделаю всё, что смогу. – Князь заметил его удивлённый взгляд и с улыбкой пояснил: – Если б даже это не было моим долгом перед вами как верховным правителем, было бы выгодно в любом случае. Вы же понимаете, лучше воевать с врагом не на своей территории, разбить бестий в Беотрайде до того, как они придут в Остреборх. А они обязательно придут, стоит лишь промедлить. Миройя и Честиборх считают абсолютно так же. Валквид и Айзел тоже, разумеется, признаю́т вас господином и готовы присоединиться, но пока, увы, вынуждены скорее просить о помощи вас. Там сейчас тоже трудно. Князья всех областей Предморья будут счастливы, если вы найдёте время посетить их, но если нет (всем понятно, как вы заняты), то они готовы прислать в Беотрайд своих представителей, чтоб узнать, что именно и сколько вам необходимо в ближайшее время, а что может подождать. Вы сможете посетить их?
– Не знаю. Думаю, на Честиборх попробую выделить время уже сейчас, а остальные княжества навещу позже, если будет возможность.
– Понимаю. Разумеется… Позвольте сделать вам подарок от своей семьи. – Князь поспешно подал знак, и слуги засуетились, забегали. – Моя супруга и дочери вышили для вас личную хоругвь. Они постарались подобрать цвета как можно точнее.
Вышедшие чуть вперёд слуги развернули небольшой стяг из плотного шёлка одного из оттенков заката. На ткани был вышит серебряный беркут, символ Беотрайда, и над ним – язык великолепного золотого пламени. Именно такой, как нужно.
Роннар от души выразил восхищение и благодарность, и три дочери князя, привстав с мест, раскланялись, явно польщённые его вниманием. Хоругвь, аккуратно свернув, унесли, а Исла, наклонившись к принцу, прошептала с досадой:
– Ох, жаль, что они поспели раньше, чем наши мастерицы. Просто наши девушки взялись делать сразу большое полотно, но, поверь, они шьют золотом ничуть не хуже.
– Верю. Каждому подарку найдётся применение… Восхищён искусностью ваших дочерей, князь!
– Да, они постарались, – улыбнулся гостеприимный хозяин.
На удивление Роннару легко далась светская беседа. В дальнейшем разговоре дел почти не обсуждали, да и зачем, если всё решилось в первые же минуты: статус был признан, вассальные обязательства подтверждены, всесторонняя помощь обещана. После ужина принц вышел освежиться на террасу. Окрылённый таким лёгким успехом переговоров с князем, нашёл взглядом Трагвита, подозвал его и затеял беседу на эту тему – отчасти потому, что хотел услышать рассказ о своём триумфе ещё и из уст товарища. Ведь это всегда приятно – лишний раз получить признание.
Но друг его не понял.
– Чему ты удивляешься? – весело возразил он. – Разве князь мог отказаться признать тебя господином? Если б только вслух что-то такое сказал, получил бы полномасштабное восстание. Никто из его подданных не понял бы отказа подчиниться законному сыну Лучезарного короля. Кощунство же! Конечно, князь должен был всё признать, а ещё постараться с тобой подружиться. Вот он и старается. Тебе нужно просто его чуть-чуть поощрить, делов-то!
– Хорошо, раз так… – разочарованно ответил Роннар. – Заглянем ещё и в Честиборх, посмотрим, что скажет тамошний князь.
– Он скажет то же самое, не сомневайся.
– Хорошо… А твоя сестра отлично держалась. Ты заметил?
– Да, она молодец, – гордо согласился Трагвит, оглянувшись на Ислу. – Идём? А то там княжеское семейство вроде бы проявляет беспокойство. Я слышал, будто бы они приготовили какие-то развлечения, без тебя не могут начать.
– Иду.
Слабость одолевала Бовиаса, хотя он понимал, что в целом здоров (насколько вообще может быть здоров слепец, страдающий к тому же от сильнейших головных болей), но почти ничего не мог с собой поделать. Огромное усилие требовалось даже для того, чтоб просто подняться с постели, сесть к столу, позавтракать, особенно если знаешь, что можно совершенно спокойно остаться лежать, и еду тебе подадут. Даже поесть ему было трудно, и потом он долго отдыхал, спрятав перевязанное лицо в подушку.
Принц не вполне понимал, что с ним такое творится, да и не задумывался. Просто почувствовал в какой-то момент – нужно что-то с собой делать, иначе он просто перестанет существовать. Разумеется, то и дело его посещали мысли, что так было бы даже лучше (ну какой от него толк, от калеки, и впереди не ждёт уже ничего хорошего или достойного!), но они были мимолётны. Нужно было продолжать жить.
Сперва он заставлял себя вставать с постели, потом – умываться и выдерживать бритьё, и каждый раз буквально вымогал у себя каждое следующее движение, каждое действие. Потом даже попросил вывести себя наружу. Ему помогали сразу двое – монах и какая-то женщина с мягкими руками. Он безумно уставал о того, что не видел ни куда шёл, ни самих помощников, ни того, что творилось под ногами. А ещё впервые Бовиас ощущал себя абсолютно одиноким. К нему обращались и с ним говорили, прикасались, если было нужно, но у него не появлялось ощущения, что рядом – настоящие живые люди. Была только бессмысленная пустота, и нельзя было воспринимать её как мир во всей его прежней полноте.
Ознакомительная версия.
