Ознакомительная версия.
Кукла улеглась на свое место в сундуке, Тори закрыла крышку и задумчиво глянула на Ичивари. Снова осмотрела ветки и зелень в комнате. Покачала головой – не то, не годится. Вцепилась в руку и потащила за собой. Через весь дом, во двор, потом в парк. Стала водить от дерева к дереву, жестом указывая на срезанные сухие сучья и вопросительно глядя: годятся? Махиг не понимал, чего от него ждут, но старательно рассматривал завалы веток и даже куски боковых высохших стволиков. Были они причудливые, извернутые, с древесиной, свитой в сложный узор, с множеством сучков и изгибов. Красота хитро пряталась под мертвой растрепанной корой, под наростами гнилых грибов и мха. За парком никто не приглядывал очень давно, и теперь, видимо, люди Вики только начали приводить его в должный вид. Ичивари брел все дальше по густой, полусухой траве, неопрятной, сбитой в колтуны зарослей… Иногда сажал Тори на руку и переносил через особенно мощные завалы и промоины, ставшие болотцами. Думал о Вики, которая теперь, днем, пропадает во дворце и ей там трудно одной врать, вырывать нечто ценное и бороться за право выжить. Чтобы Тори никто не обижал, чтобы Бгаме не угрожали вырезать глаза… Чтобы проныра Лаура сидела и мирно считала свои монетки.
Кусок ствола сперва не привлек внимания. Ичивари споткнулся об него, больно ушиб палец и выдрал полувросший в землю предательски скользкий обломок древесины, чтобы забросить подальше. Но не забросил. Осмотрел, продолжая думать о Вики и странным образом находя этот кусок годным для размышлений и даже полезным. Похожим на Вики, если убрать лишнее. Ведь воистину глупо делать фигуры людей из камня! Он холодный, поди исхитрись и посели в него хоть малую искру души…
Тори запрыгала рядом, повизгивая и мыча от радости, дернула за руку, предлагая сесть. Огляделась по сторонам, побежала к большому стволу, сухому, давно сваленному. Потащила за собой, усадила. Ощупала добычу – влажный кривоватый излом, невесть почему на миг показавшийся похожим на Вики.
– Глупый я, – виновато улыбнулся Ичивари. – Иногда невесть что вижу…
Тори закивала. Поймала прядь волос, потянула и вынудила нагнуться. Медленно и как-то очень старательно провела ладошкой по голове Ичивари от макушки до лба. И села на поваленный ствол, подперев кулаками подбородок, улыбаясь во весь рот и ожидая непонятно чего.
И оно возникло. Сперва нахлынуло головокружение, мучительное и настойчивое. Затем явилась и стала ярче теплота в груди, в обеих душах. Виски молоточками отметило беспричинное сердцебиение. И еще нахлынуло, словно в колодец затянуло, сужение поля зрения, мучительное, неприятное и навязчивое, вынуждающее видеть только кусок древесины в руках. Зато всматриваться в него и замечать все мелочи, отчетливо и непривычно. Ощущать глубину древесины, до каждого малого изгиба, до последнего волоконца… Махиг пожал плечами, больше не пытаясь сопротивляться наваждению. Он достал нож, ощущая, как уходит головокружение и остается только немыслимо приятная легкость. Подпрыгни он теперь – и повис бы в воздухе. Потому что весь он – как перышко, солнце его пронизывает, ветер его гладит, мир ему улыбается… И Вики улыбается. Просто он неправильно смотрел, коряга прячет лицо не там, где ему казалось, а чуть ниже и сбоку. Вики нагнула голову и глядит лукаво, и волосы у нее длинные, распущенные, волнистые. А вся одежда сбилась к ногам, что вполне правильно. Зачем такой красивой женщине прятать свою красоту? Живет она невесть как, вся вот точно – в коре и гнили, мир этого берега таков, он людям не дает раскрыться… Всех гнет. Как Лауру. Только не все гнутся.
Ичивари отдышался и огляделся. Наваждение сгинуло, тело снова имело обычный вес, да еще и с избытком: на плечи давила усталость. Глаза болели, он усердно щурился. Так ведь ночь опустилась… Махиг охнул, потер лоб и снова огляделся. Тори сидела на прежнем месте, темная и едва различимая в ночи, только в глазах вспыхивали острые яркие звездочки… далеко, отсюда почти не слышно, кричал Бгама. Хрипло надрывался, испуганно. И Вики ругалась.
– Нас потеряли, – догадался Ичивари. – Тори, что ты со мной сделала? Это было удивительно… Но больше не надо так, ведь Вики переживает, ты ей не оставила письмо.
Девочка всплеснула руками, смешно обхватила голову, всерьез переживая и оглядываясь в сторону дома. Приняла и прижала к груди деревянную фигуру. Ичивари убрал нож, подхватил на руки Тори и заспешил на голоса. Искали с факелами и лампами, все слуги до единого… Шли цепочкой. Сама Вики гарцевала на коне и, видно по всему, крепко злилась. Подскакала, пребольно огрела хлыстом по плечу, со всего размаха, до кровавой полосы. Вскрикнула зло и протяжно, привстала на стременах – и повторно опустила хлыст, с оттягом. Бросила, вроде бы чуть успокоившись:
– Хлаф дикий! Я уже невесть что себе придумала… Еще раз Тори украдешь, пристрелю, понял? Скотина лядская, кого я в дом тащу, где мои-то мозги? Что теперь делать?
Прокричав эти слова, Вики подхватила из рук девочку, закрутила злого коня и пустила вскачь. Оправдываться и объяснять, что не воровал, что сама девочка все и затеяла, было некогда и некому… Бгама с факелом возник из сумерек, на лице блики света пляшут, делая выражение диким, а глаза – налитыми кровью. Слуга улыбнулся, поглядев вслед хозяйке:
– Не обижайся, не надо. Детей у нее нет. Тори чужая, а вот – сам видишь. Не чужая. Идем. Все хорошо. Только ты молчи, понял? Иначе…
– Кишки съешь, – буркнул Ичивари, не в силах злиться.
На душе было так тепло и светло, словно ничего дурного не произошло за последние дни. И право съесть кишки во имя покоя Тори уже не казалось блажью. Сам берег тагоррийцев выглядел местом нелепым, гнилым, но колдовски интересным. А еще Ичивари не сомневался, что доберется до своей комнаты и застанет там Вики, но уже совсем в другом настроении. Поэтому арих не чадил злобой, но грел души ровно и ярко. Можно будет зажечь все светильники и смотреть на женщину с кожей горного снега, чтобы утром поправить неточности в работе. И гладить тело, и снова греться в общем огне…
Утро началось на редкость гнусно. Визгливый вопль Лауры перечеркнул хороший сон и сам растворился в сухом и страшном треске близкой молнии. Арпа стояла на пороге спальни и кричала, выгибаясь вперед, заходясь и хрипя. Вцепившись бледными пальцами в косяк двери, она царапала ткань занавеси, медленно опускаясь на колени и не переставая визжать и выть…
– Бле-эда! Бледа лядская! Гнилая грязная тварь, продажная. Моль сакрийская, падаль вонючая…
Вскочив, Ичивари в два прыжка добрался до дверей, не разбираясь и не задумываясь, повторил действие Вики в ту первую ночь – влепил арпе звонкую пощечину. Отодрал ее ослабевшие руки от косяка, с силой встряхнул Лауру за тощие плечи, закутал в одеяло, поданное Вики, и отнес на кровать, зажимая рот и уже не удивляясь тому, что девчонка впилась в руку зубами и прокусила кожу, но не унялась.
– Поглупела я, – устало выдохнула Вики, присаживаясь на край кровати и разыскивая в смятых складках ткани свою одежду. – О тебе и Тори невесть что подумала, а про нашу арпу и забыла… сунула ей в зубы двадцать монет, как будто таким можно заткнуть пасть золотом.
Полузадохнувшаяся и прижатая накрепко Лаура перестала выгибаться и выть, затихла, с прежней злостью щуря глаза. Ичивари убрал руку, замотал укус протянутым Вики платком.
– Закончила орать? – сухо уточнила Вики. – Говори толком. И прежде, пока ты еще в уме, учти наперед: еще одно грязное слово – и я просто перережу тебе горло. Ты в моем доме, не забывайся.
– Это мой мужчина, – тихо и зло, скаля зубы и с присвистом выговаривая слова, зашипела Лаура. – Мой! Отдай.
– Может, сперва стоит спросить меня? – озверел Ичивари, повторно влепив арпе пощечину.
– Бледа кого угодно захапает, – визгливо и жалобно заверила Лаура. – Старая арпа! Небось присушила, зелье дала. Да ты глянь на нее! Она без краски противнее моли! Пошли отсюда, Костес. Слышишь? Немедленно.
Ичивари некоторое время сидел молча, пытаясь понять, насколько опасным для окружающих может быть нынешнее состояние арпы. За окнами ревел ветер, дождь хлестал по стеклам, бессильный помочь нелепой мавиви, безумной, давно утратившей способность поддерживать висари, зато успешно его нарушающей… Махиг прикрыл веки и запел то, что слышал от матери, самостоятельно придуманное Юити от первого до последнего слова и созвучия, но, безусловно, угодное асхи. Слова были родные, язык зеленого берега вплетался в музыку особенно легко и удачно. Ветер унялся, затем и дождь поутих, выдохся. Висари медленно и трудно, но выправилось до прежнего состояния. Дурного, не все же годного для жизни и неопасного.
– Извинись перед Вики.
– За что? Я назвала ее так, как следует, – зло ответила Лаура, отчетливо выводя каждое слово. – Она к себе водит всех, кто готов платить. Она…
– Чар, не трудись, ты ничего не понимаешь, – грустно улыбнулась Вики. – Девочка в тебя влюблена, ей больно, и тут не нужны извинения. Я сама виновата, как-то не сообразила, что при табернах взрослеют слишком рано… Ты был к ней добр. Никто прежде так не поступал. Она сочла, что ты забрал ее для себя. Понимаешь? И вдруг она входит и видит тут меня. С ее точки зрения, это была измена, Чар. Сейчас твоя очередь извиняться. Я пойду, пожалуй…
Ознакомительная версия.
