Ну да я дергаться не стал. Невозмутимо переступил через порог и уже там хлопнул себя по лбу:
– Вот ведь! Сумку забыл!
Жандарм с тяжелым вздохом развернулся к захлопнувшейся двери, а я незамедлительно ухватил его молодого коллегу за ремень и ворот, поднатужился и одним рывком перевалил парня через перила. Бедолага ухнул вниз головой, и одной заботой у меня стало меньше. Но – лишь одной.
Вторая забота, замахиваясь невесть откуда выхваченной дубинкой, стремительно крутнулась на месте, получила в горло костяшкам пальцев – да так, что хрустнули хрящи, – и, беззвучно хватая распахнутым ртом воздух, сползла по стене на пол.
Я отпихнул жандарма в сторону, распахнул дверь и помог Эдварду Роху уложить третьего охранника на диван. Шея долговязого мужика торчала под неестественным углом, и к чему столь аккуратное обращение с трупом, было совершенно непонятно.
Бородач подхватил дорожную сумку, закинул на плечо длинный чехол с луком и вышел в коридор:
– Куда сейчас?
– Увидишь.
Я первым спустился на второй этаж и переступил через глухо стонавшего жандарма, который после падения только-только начинал приходить в себя.
– А не стоит его того?.. – удивился Эдвард.
– Оставь, – махнул я рукой.
– Как скажешь.
Покинув гостиницу, мы спокойно погрузились в коляску, извозчик ловко развернулся на небольшом пятачке у ворот и спросил:
– К монастырю теперича?
– Нет, – мотнул я головой. – Давай к миссии ордена Изгоняющих.
Дядька с удивлением обернулся, поймал равнодушный взгляд Роха и, не став ничего спрашивать, пожал плечами:
– Там рядышком.
– Вот и езжай.
Лошади застучали копытами по мощенной булыжниками мостовой; я откинулся на спинку и начал безмятежно разглядывать проносившиеся мимо дома. И неожиданно понял, что в Ольнасе мне, пожалуй, даже нравится. Все так ухожено, аккуратненько. Повсюду непривычно острые колокольни молельных домов. Грязно, конечно, да только где не грязно? Разве что в королевском дворце…
Я глянул на неподвижно замершего рядом Эдварда и толкнул его в бок.
– Так сидмя и сидишь в своем лесу? – Официально Рох числился лесничим, и, как ни странно, уединенная жизнь его вполне устраивала. – Не одичал еще?
– Не одичал, – буркнул лучник. – Да и не один я вовсе.
– Да ну?
– Я, если хочешь знать, таксидермией увлекся, теперь у меня полный дом разных… хм… существ.
– Надеюсь, не людей? – пошутил я.
– Ты не поверишь, какие удивительные образчики попались мне в Пахарте, – с непонятным выражением лица заявил Эдвард. – Язычники в этом деле большие мастера…
Я кивнул и больше лучника ни о чем расспрашивать не стал. Быть может, мне и о его поездке в Пахарту знать не следовало. Да и неспокойно на душе, чего уж там.
И неспокойно – это еще не то слово. Вроде все рассчитал, все предусмотрел, но – страшно. Под ложечкой так и сосет. Ведь авантюра же чистой воды…
– Приехали, ваша милость, – обернулся к нам возница.
Я спрыгнул в грязный подтаявший снег, предупредил:
– Жди.
И зашагал к двухэтажному зданию миссии ордена Изгоняющих. Приземистому, мощному, строгому. С покатой крышей, узенькими оконцами-бойницами и наглухо перекрытым проходом во внутренний дворик.
Только подошел к центральному входу – и калитка рядом с воротами немедленно приоткрылась. Ступил внутрь и приветливо кивнул знакомому монаху:
– Доброе утро.
– Доброе утро, Себастьян.
– Мне в хранилище.
– Разумеется.
Монах развернулся и зашагал через двор. Я – следом. Прошел мимо окруженной кустами статуи Святого Доминика Просветителя и едва удержался от того, чтобы не сунуть руку в карман к листу, исписанному ровным почерком небесного покровителя монашеского сословия.
Но – удержался и, лишь поежившись, поспешил вслед за проводником.
Прости меня, Святой Доминик, иначе никак. Ради благого дела книгу порезал…
Спустившись в подвал миссии, вход в который охраняли не только крепкие послушники, но и незримое присутствие чего-то несоизмеримо большего, я вставил ключ в скважину одного из вмурованных в стену сейфов, два раза провернул его и покрутил барабанчики кодового замка, выстраивая нужную комбинацию. Убедился, что ничего не перепутал, и вновь крутанул ключ.
Запоры с тихим щелчком вышли из пазов, толстенная дверца мягко приоткрылась, и я переложил в сумку серебряную шкатулку с вывернутым наизнанку символом Изначального Света. Одним рывком затянул кожаный ремешок и повернулся к дожидавшемуся меня у решетки монаху.
– Я закончил.
На обратном пути поджилки так и дрожали. Пока шел через двор, колени подгибались, по спине бегали мурашки, а в груди ворочался неприятный холодный комок. Не скверны, нет. Самого настоящего страха.
Покину миссию – и ничего уже не изменить, придется идти до конца. Это и пугало.
Впрочем, что – страх? Страх – это всего лишь отражение наших слабостей. Иногда он помогает, иногда мешает, но всегда должен уступать холодному расчету.
Шансы на успех велики, а потому все остальное не имеет значения.
И, выкинув из головы неуместные колебания, я подошел к коляске и отпустил извозчика.
– Дальше мы сами.
Изрядно удивленный таким решением Эдвард Рох подхватил свои пожитки и выпрыгнул в снег.
– Уверен? – уточнил он.
Я кивнул и зашагал по улице:
– Идем.
Лучник поспешил следом, черпанул ботинками подтаявшего снега и выругался. Потряс ногой, понял, что теперь уже ничего не исправить, и с недовольным видом спросил:
– Далеко тут?
– Нет.
И в самом деле, стоило свернуть за угол, впереди сразу замаячила вздымавшаяся над заснеженными крышами домов колокольня главного молельного дома Ольнаса. На следующем перекрестке я повернул на соседнюю улицу и указал лучнику на закрытую пока таверну. Эдвард Рох внимательно огляделся по сторонам и поспешил за мной.
– Уходи черным ходом, – предупредил я, распахивая скрипучую дверь доходного дома напротив.
– Само собой, – поморщился парень.
Я провел его на второй этаж, запустил в перекупленную квартиру и подошел к окну:
– Глянь.
Эдвард приставил к стене чехол с луком, окинул цепким взглядом открывавшийся из комнаты вид и задумчиво почесал подбородок:
– Какой стол?
– Крайний.
– Уверен, что он придет?
– Если я в чем-то и уверен, так только в этом, – усмехнулся я и сунул Роху портрет Виктора Арка, принадлежавший перу слепого художника. – Твоя цель.
– Ясно.
– Не облажайся только.
Эдвард мрачно глянул на меня и постучал пальцем по мутному оконному стеклу.
– Дальний край стола не просматривается, сядь туда, – предупредил он и ушел кухню.
– Так и собирался, – кивнул я и осторожно вытащил из сумки злосчастный ларец. – Эй, ты где там?
– Иду. – Парень вернулся с наполненной мыльной водой миской, поставил ее на подоконник и спросил: – Чего еще?
– А сам как думаешь?
Эдвард обреченно вздохнул и неохотно стянул с рук перчатки. Неохотно – и немудрено: его кисти полностью покрывали замысловатые татуировки. Символы веры и цитаты из Святых Писаний свивались воедино и разноцветными змеями уползали к локтям. За прошедшие годы нанесенные слепым мастером наколки нисколько не выцвели и казались столь же яркими, как и в первые дни.
Я невольно потер предплечье, но моя татуировка давно выгорела и расчерчивала кожу лишь едва заметными белыми линиями ожогов.
Этот жест от лучника не укрылся, и он криво усмехнулся. Затем хрустнул костяшками пальцев и спросил:
– Ну?
– Не нукай, не запряг, – разозлился я и одним резким движением откинул крышку серебряной шкатулки.
Таившаяся там Тьма немедленно обожгла наши души своим черным пламенем, и Эдвард поспешил закрыть ларец.
– Совсем ополоумел? – прошипел лучник и вытер выступившие на лице капли пота. Пригладил бороду, взъерошил русые волосы и выругался: – Бесы! За что мне все это?
– Кому много дано, с того много и спрашивают, – пожал я плечами, не испытывая, впрочем, никакого желания вновь прикасаться к шкатулке.
– Пошел ты! – выругался Рох. – Знал бы только…
– Знаю. Мне ли не знать?
– Ты знаешь – о да! – фыркнул лучник. – Ты-то сознательно сделал свой выбор, а я и знать ничего этого не хотел! Думаешь, приятно убивать Высших и хватать руками всякую гадость? Хрена!
– Мы сейчас станем об этом говорить?
– Нет! – Эдвард вновь хрустнул пальцами и спросил: – Думаешь, сработает?
– Не сомневаюсь даже. Ты защищен, не забывай. И ты уже делал это раньше.
– Легче, что ли, от этого? Тогда просто повезло, Высший тобой занимался.
– Так и в этот раз будет.
Рох только махнул рукой, открыл ларец и, скрипнув зубами, взялся за костяную рукоять лежавшего на бархатной подложке стилета, вокруг которого так и трепетали призрачные лепестки черного пламени.
