Именно этот опал сделал возможным возрождение и воплощение Богини Тимуды в материальном теле. И, можешь мне поверить, она так прекрасна, что ни один смертный, даже жрец, (вернее – особенно избранный жрец!) не может устоять против её чар: некоторые даже умирали на её ложе, отдав ей в порыве страсти все соки своей души!
Конан подумал, что соки всё же – не совсем души, но спросил о другом:
– Так что, получается, все эти двенадцать «избранных» после «избрания» называются Нэссами?
– Ну да. Так уж принято, – девочка гордо вскинула на него вспыхнувший гордостью взор, – Так же, как Избранниц именуют – Опал!
Варвар подумал, что действительно – очень удобно. «Избранниц» во всяком случае не перепутаешь. Что же до жрецов… «Эй, Нэсс, возьми-ка чашу для омовения! Да не ты, а вон тот, с бородавкой! Нет, с малиновой бородавкой! На щеке!»
– Лучше скажи, куда мне тебя теперь отвести? Может, если твоим отцом был простой смертный, у тебя остались здесь какие-нибудь родственники?
– Разумеется! Глава гильдии купцов Шопесты, Хуссейн Саидакмаль – мой дядя. А вот отец мой погиб. Его тринадцать лет назад избрали. И забрали – чтоб подготовить. У нас в стране каждый год забирают по одному мужчине. Обычно – самому сильному. Ну, чтоб сделать Жрецом Пурха. И подготовить к роли Мужа Тимуды, отца очередной Опал.
Я родилась через полгода после его исчезновения. Мы с матерью оказались совсем одни. И очень бедствовали. (Ну, мы же тогда не знали, что я буду – Опал! Хотя у нас такого ни одна девочка никогда не знает!..) И если бы не дядя Саидакмаль…
Словом, десять лет я жила под опекой Хуссейн-бека.
Но потом, где-то полгода назад, избрали и похитили и меня. Думаю, мой дядя так и не смог смириться с этим. Скажи мне правду: это он… нанял тебя?
– Ну да. Я же тебе сразу сказал. Но… Как ты смогла выжить здесь?!
– С трудом. Хотя у них тут всё наверняка рассчитано. Чтоб сломить дух и тело жертвы. Но так, чтоб она осталась жива… – взгляд снова опустился к земле. Киммериец понял, что бедняжку действительно, «готовили». А всё же она молодец: не покорилась! – Если честно, эти полгода, пока меня готовили к ритуалу, были худшим кошмаром в моей короткой жизни… – девушку передёрнуло, и она, рухнув на колени, закрыла глаза руками.
Чтоб унять безутешные рыдания начавшейся истерики, Конан спросил:
– А твой дядя… Саидакмаль – он не посчитает кощунством то, что я не позволил свершиться чёрному обряду? Всё-таки – насколько я понял, у вас здесь Нэсс и эта самая Тимуда – Божества из высших? Вот я и думаю – Хуссейн-бек-то… Примет тебя назад?
Девушка к счастью, действительно словно очнулась:
– Если он ещё жив, то с удовольствием примет меня. Он поклоняется Мирте Пресветлому, а не Нэссу и Тимуде.
У Конана словно гора с плеч свалилась: хвала этому самому Мирте Пресветлому, ему не придётся ломать голову, как посадить на очередной трон очередную жертву колдовства или заговора! Зато…
– Так, получается, твой получивший новое имя, и «избранный», отец, должен был участвовать в твоём убийстве, и потом… Хм!
– Да.
– Но как же он… Ведь – отец же!
– Конан! Он же не мог знать, что это – я! Его дочь. Он же исчез до моего рождения!
Конан почесал в косматой голове. Похоже, эти Тимуда и Нэсс вовсе не против инцеста! Вот ведь …! Впрочем, ведь ничего страшного не свершилось, если только…
– А ты…Не сердишься на меня за то, что я, получается, убил твоего отца?
– Нет, конечно! Его же готовили двенадцать лет! За это время Жрец Тимуды отрешается от всего мирского, и полностью забывает всё то, что было с ним до попадания в Храм и посвящения!.. Так что ты убил не моего отца, а просто одного из двенадцати фанатиков! Да и, если быть откровенной, я и не испытывала к нему дочерних чувств: ведь я его даже не видела никогда. И даже не смогла бы сказать, который из двенадцати – он! – девушка хмыкнула и дёрнула тощеньким плечиком.
Конан подумал, что это весьма похоже на правду. Несчастных «избранных» обычно долго и тщательно готовят: зомбируют молитвами и ритуалами, и поят всякой наркотической отравой, так, что они и имени-то своего вспомнить не могут – он уже сталкивался с подобным. И не один раз…
Жрец ведь – не человек. Он – символ проявления Власти Божества. Или Богини.
– А твой дядька знал, что тебя должны принести в жертву?
– Разумеется!
– Но почему тогда он сразу не отправил спасать тебя – большой отряд наёмников?!
– Он не смог бы. Ему не позволили бы адепты Тимуды и Нэсса. То есть – почти все жители Шопесты. Кроме того, проходить через Портал Храма Пурха может только избранный. Или – жрец. Вот так меня и забрали – мы с матерью были на базаре, как вдруг небеса разверзлись, вокруг нас возникла серо-чёрная воронка, меня схватили чьи-то крепкие руки, и унесли прямо в небо…
Впрочем, у нас избранниц Тимуды всегда забирают именно так – чтоб понятно было, кто это сделал. И для чего. И какими сверхъестественными способностями обладают жрецы Культа Нэсса, и насколько чудесна их сила. Очередная Избранная Опал возносится в небо у всех на виду.
И жрецы всегда оставались при этом абсолютно безнаказанными. Никому и в голову не могло прийти, что можно как-то воспротивиться воле Богини!
Ну, так было до сих пор…
Конан подумал, что напрасно он забрался «порезвиться» в эту глухую провинцию Шема. Здесь и климат ужасен, и Стигия – рядом. А городок, в котором он решил поорудовать, и которого почему-то избегали его знакомые коллеги, и путешественники, оказывается, не так уж и безопасен… Как и «пристукнутые» жители: они, оказывается, «пристукнуты», и тихи лишь пока речь не идёт о попытках воспротивиться воле их гнусных божеств, и их кровавому культу.
И лучше будет, чтоб он тоже – побыстрее и навсегда покинул Шопесту.
Разумеется, не раньше, чем получит плату.
За Опал Нэсса!
Когда варвар, опираясь о чавкающую почву ладонями, наконец, поднялся на ноги, его взору открылась весьма удручающая картина.
Храм Пурха лежал в руинах. Вернее, эти руины в точности повторяли те, в которых он останавливался на ночёвку сутки назад. Вот только эти ещё не успели порасти травой и мхом… Но если он хочет найти свою суму, лучше поспешить, пока солнце окончательно не село.
Пока они двигались к развалинам, (Теперь-то их никто не назвал бы «недоразрушенными»!) Конан расспрашивал девушку о матери и отце. Однако ничего особенного не узнал: отец до «избрания» звался Нурмумином, и служил десятником в местном гарнизоне. Мать – златошвея. Шила и халаты-чапаны для знати, и скатерти-сюзанэ, а когда кончился запас золотых нитей – простые балдахины-пологи от комаров для постелей…
Правда, чтоб убедить Опал вернуться к руинам, ему пришлось даже подпустить грозного рыка в голос:
– Ты что?! Хочешь идти домой натощак?! Между прочим, хоть тебя и перенесли мгновенно сюда, отсюда-то до Шопесты – пять дней пути. Это моим шагом.
А твоим – неделя!
Сума киммерийца нашлась быстро, и даже оказалась не повреждена: камни Храма словно избегали падать на неё! Чёрная и до сих пор весьма объёмистая поклажа Конана так и осталась лежать у входа. (Хорошо, перед тем, как начать свою попытку пробраться к алтарю «задом», он догадался вынести её наружу, за портал, и забросить подальше в густые кусты!) Если б не это – варвар даже не сделал бы попытки отыскать свои припасы: камней внутри бывшего Храма оказалось навалено по пояс, а местами – и повыше…
Он вынул в первую очередь кусок вяленного мяса:
– Вот. Поешь. Только жуй как следует – оно жестковато.
Девушка так и впилась зубками в кусок: даже замычала от удовольствия!
Конан подумал, что вряд ли её там, в Храме, усиленно кормили. Скорее, наоборот! Голод и постоянное давление на юный разум обычно лучше всего помогают справиться с сопротивлением жертвы. Однако она – молодец. Боролась до последнего!..
Сам же киммериец со вздохом облегчения достал из сумы котомку, которую дала ему бабушка Тома, и вынул из голенищ сапог кинжалы.
Поглядел на Опал, на котомку. (Хвала Крому, она достаточно велика!) Прикинул.
Так. Если сделать прорезь вот тут, по дну, и вот тут – наметить отверстия для рук… А сюда перекинуть лямку…
Через три минуты он с гордостью подал получившееся изделие девушке:
– Ну-ка – примерь!
В свете заката лицо и шея девушки залились густой краской:
– Ой!!! Конан!!! Я только сейчас вспомнила, что я!..
Конан, вежливо отвернувшись, буркнул:
– Вот именно!
После чего повздыхал.
Девушка, первой нарушив неловкое молчание, начала хихикать:
– Это надо же! И ты всё это время молчал! Твоему чувству такта мог бы позавидовать любой падишах! А я-то за полгода привыкла – хожу, словно так и надо! А ты, бедолага… То-то я удивляюсь, что ты всё время отводишь глаза, и там, у себя в штанах, что-то поправляешь, да поёрзываешь!
Конан не сдержался: от его оглушительного хохота в лесу, отделённому от них двухмильным пространством, даже проснулись и возмущённо загалдели какие-то птицы!
