Ознакомительная версия.
Гвен сглотнула и медленно кивнула, лишь слегка приоткрыв глаза.
«Я ждал несколько часов, чтобы увидеть тебя», – сказал он. – «Я увидел, что ты зашевелилась».
Гвен медленно кивнула, вспоминая. Она испытывала благодарность за его присутствие.
Абертоль склонился над ней и открыл свою большую книгу, и девушка ощутила ее вес на своих коленях. Она услышала хруст тяжелых страниц, когда он начал листать книгу.
«Это одна из тех немногих книг, которые я спас», – сообщил Абертоль. – «До того, как сожгли Дом Ученых. Это четвертая летопись МакГилов. Ты читала ее. Внутри скрыты рассказы о завоеваниях, победах и поражениях. Разумеется, там есть и другие истории. Истории о ранениях великих правителей – о телесных и душевных ранах. Обо всех мыслимых ранах, миледи. И я пришел для того, чтобы сказать тебе – даже лучшие мужчины и женщины страдают от самого невообразимого обращения, травм и пыток. Ты не одна. Ты всего лишь песчинка в колесе времени. Есть бессчетное количество других людей, которые страдали даже больше тебя, многие выжили и стали великими правителями».
«Тебе нечего стыдиться», – сказал Абертоль, схватив ее за запястье. – «Вот что я хочу сказать тебе. Никогда не стыдись. На тебе нет никакого позора – только честь и мужество за то, что ты сделала. Ты являешься великим правителем, которого только видело Кольцо. И это ни в коем случае не умаляет этого факта».
Тронутая его словами, Гвен почувствовала, как по ее щеке потекла слеза. Именно эти слова ей и нужно было услышать, и она была так благодарна за них. Логика подсказывала ей, что Абертоль прав.
Тем не менее, эмоционально она все еще переживала этот кошмар. Где-то в глубине души девушка не могла избавиться от ощущения, что она испорчена навсегда. Она знала, что это неправда, но именно это и чувствовала.
Абертоль улыбнулся, протягивая книгу поменьше.
«Помнишь ее?» – спросил он, откинув обложку в красном кожаном переплете. – «Это была твоя любимая книга на протяжении всего твоего детства. Легенды наших отцов. Здесь есть одна особенная история, которую я захотел прочитать тебе, чтобы помочь тебе провести время в безделье».
Гвен была тронута этим жестом, но больше не могла выносить. Она грустно покачала головой.
«Спасибо», – поблагодарила девушка хриплым голосом, в то время как по ее щеке побежала другая слеза. – «Но я не могу слушать ее прямо сейчас».
На его лице появилось разочарование, после чего старик понимающе кивнул.
«В другой раз», – сказала Гвен, чувствуя себя подавленной. – «Мне нужно побыть одной. Не могли бы вы оставить меня, пожалуйста. Все вы», – произнесла она, обернувшись и посмотрев на Штеффена и Иллепру.
Они все поднялись на ноги и склонили свои головы, после чего развернулись и поспешили выйти из комнаты.
Гвен чувствовала себя виноватой, но не могла остановить это. Ей хотелось сжаться в комок и умереть. Девушка услышала шаги в комнате, услышала, как за ними закрывается дверь и, подняла глаза вверх, чтобы убедиться в том, что осталась одна.
Но Гвен удивилась, увидев, что это не так – здесь находилась одинокая фигура, стоявшая в дверном проеме, прямая, с идеальной осанкой, как всегда. Она медленно и величаво подошла к Гвен, остановившись в нескольких футах от постели девушки, бросая на нее ничего не выражающий взгляд.
Ее мать.
Гвен удивилась, увидев, что перед ней стоит бывшая Королева, величественная и гордая, как всегда, глядя на нее обычными холодными глазами. В ее взгляде не было сострадания, что заметно выделяло ее среди прочих посетителей.
«Почему ты здесь?» – спросила Гвен.
«Я пришла, чтобы увидеть тебя».
«Но я не хочу тебя видеть», – ответила девушка. – «Я никого не хочу видеть».
«Меня не волнует, чего ты хочешь», – произнесла ее мать холодно и самонадеянно. – «Я твоя мать, и у меня есть право навещать тебя, когда я пожелаю».
Гвен почувствовала, как ее старый гнев по отношению к матери вспыхнул с новой силой. Королева была последним человеком, которого она хотела видеть в этот момент. Но она знала свою мать и знала, что та не уйдет, пока не выскажет то, что у нее на уме.
«Тогда говори», – сказала Гвендолин. – «Говори и уходи, оставь меня одну».
Ее мать вздохнула.
«Ты этого не знаешь», – начала она. – «Но когда я была молода, когда была твоей ровесницей, то подверглась такому же нападению, что и ты сегодня».
Пораженная Гвен посмотрела на королеву. Она и понятия об этом не имела.
«Твой отец знал об этом», – продолжала мать. – «Но его это не волновало. Он все равно женился на мне. В то время мне казалось, что вся моя жизнь закончилась. Но это не так».
Гвен закрыла глаза, чувствуя, что по ее щеке побежали новые слезы, пытаясь отгородиться от этого разговора. Она не хотела слушать историю своей матери. Ее мать слишком поздно решила проявить свое сострадание по отношению к ней. Неужели она надеется на то, что может просто вальсировать здесь после стольких лет резкого обращения и предлагать сочувственную историю в надежде на то, что отношения можно восстановить?
«Ты закончила?» – спросила Гвендолин.
Ее мать сделала шаг вперед.
«Нет, я не закончила», – твердо произнесла она. – «Ты теперь Королева, и пришло время вести себя соответственно», – сказала мать твердым, как сталь, голосом. Гвен услышала в нем силу, незнакомую ей прежде. – «Ты жалеешь себя. Но каждый день повсюду женщины страдают от гораздо худшей участи, чем твоя. То, что произошло с тобой, – ничто в ходе жизни. Ты меня понимаешь? Это ничто».
Ее мать вздохнула.
«Если ты хочешь выжить и чувствовать себя уютно в этом мире, ты должна быть сильной. Сильнее мужчин. Мужчины получат тебя – так или иначе. Дело не в том, что происходит с тобой, дело в том, как ты к этому относишься. Как ты реагируешь на это. Вот над чем у тебя есть контроль. Ты можешь сломаться и умереть. Или ты можешь быть сильной. Вот что отличает девочек от женщин».
Гвен знала, что ее мать пытается помочь, но сердилась на нее за отсутствие сострадания в том, как она это делала. И она ненавидела, когда ей читали лекции.
«Я ненавижу тебя», – сказала ей Гвендолин. – «И всегда ненавидела».
«Я знаю об этом», – ответила мать. – «Я тоже тебя ненавижу. Но это не значит, что мы не можем понять друг друга. Я не хочу твоей любви. Я хочу, чтобы ты была сильной. Этим миром не правят слабые и напуганные люди, им правят те, кто в бедственной ситуации качают головой, словно ничего не произошло. Ты можешь упасть и умереть, если хочешь. Для этого есть много времени. Но это скучно. Будь сильной и живи. Живи по-настоящему. Стань примером для других. Потому что однажды, я уверяю тебя, ты в любом случае умрешь. А пока ты дышишь, ты можешь также и жить».
«Оставь меня одну!» – крикнула Гвендолин, не в силах больше слышать ни слова.
Ее мать бросила на нее холодный взгляд, затем, наконец, после бесконечной тишины, развернулась и важно вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.
В абсолютной тишине Гвен начала плакать и не могла остановиться. Больше чем когда-либо она хотела, чтобы все это просто исчезло.
Кендрик стоял на широкой площадке на краю Каньона, глядя на кружащийся туман. Пока он смотрел вдаль, его сердце внутри разбивалось на осколки. Его разрывало на части, после того он увидел свою сестру в таком состоянии, и он чувствовал себя опустошенным, словно это он подвергся нападению. По лицам всех силесианцев он видел, что они считали Гвен кем-то большим, чем просто правителем. Они все считали ее членом семьи. Они тоже были подавлены. Словно Андроникус причинил боль им всем.
Кендрику казалось, что это он во всем виноват. Он должен был понимать, что его младшая сестра сделает нечто подобное, зная, насколько храброй и гордой она является. Он должен был понимать, что Гвен попытается сдаться до того, как у кого-нибудь из них появится шанс остановить ее, и он должен был найти способ предотвратить это. Кендрик знал характер своей сестры, насколько она доверчива, знал ее доброе сердце. Кроме того, будучи воином, Кендрик лучше, чем она, знал жестокость некоторых руководителей. Он был старше и мудрее ее, и ему казалось, что он подвел сестру.
Кендрик так же считал себя виноватым во всем этом. Эта ужасная ситуация была непосильной ношей для одного человека, недавно коронованного правителя, шестнадцатилетней девушки. Она не должна была нести на своих плечах тяжесть всего этого в одиночку. Такое весомое решение было бы сложным даже для него самого – или даже для их отца. Гвендолин сделала все от нее зависящее в сложившихся обстоятельствах и, возможно, поступила лучше, чем смог бы любой из них. Кендрик и сам понятия не имел, как справиться с Андроникусом. Никто этого не знал.
Рыцарь подумал об Андроникусе, и его лицо покраснело от гнева. Это был правитель без морали, без принципов, без человечности. Кендрику было ясно, что если все они сейчас капитулируют, их всех постигнет та же участь – Андроникус убьет или обратит в рабство каждого из них.
Ознакомительная версия.
