– Или им его кто-то подсказал. Не знаю, Проповедник. Но одно могу сказать точно – все люди смертны. Их можно убить. Даже таких, как Ивойя. Надо лишь знать, как это сделать.
Сам того не ожидая, я снова достал письма Мириам, словно рассчитывая найти между строк спрятавшуюся от меня истину. Секрет. Способ остановить человека, который куда дольше был императором Константином, чем сам Константин.
Проповедник следил за мной украдкой, слушая шелест бумаги, и наконец выдал:
– Научи меня читать.
– Вот это номер. – Я сперва решил, что он шутит. – Ведь я предлагал тебе это еще семь лет назад. Ты отбивался и кричал, что тебе никакая наука не нужна. Ты и так знаешь наизусть все нужные книги.
– Я же не думал, что задержусь здесь на такой срок.
– Хорошо. Для меня это не сложно.
– Ну… – Он был польщен. – Если не сложно, то, коли Бог даст, давай после того, как ты разберешься с темным кузнецом, мы этим займемся.
– Чего тянуть? Начнем прямо сейчас.
– Сейчас? – с ужасом переспросил он.
– Ну да. Раз апокалипсис грядет и дней у нас довольно мало, не вижу причин откладывать все на завтра. – Я взял письмо Мириам, которое не было зашифровано. – Смотри. Это первая буква всеобщего алфавита. Звучит как «эуф».
Дилижанс останавливался в трех городках, но, кроме меня, в него так никто и не сел. Я слышал, как ругаются возницы из-за отсутствия клиентов и на каждой остановке спорят, стоит ли рисковать, ехать в следующий пункт, или лучше дождаться утра. Но в итоге решили не нарушать расписание и отправлялись дальше.
Внутри было темно, окно открыто, но прохлады это не добавляло. Я дремал, и снилась мне лишь Гертруда да золотое пламя, что сжигает ее. Раз за разом, с сотнями различных вариантов. После каждого я просыпался на несколько мгновений, видел напротив себя бледную фигуру Проповедника и снова засыпал под раскачивание экипажа.
Проснулся я ближе к утру из-за того, что едва не упал на пол, подлетев на лавке. Дилижанс трясло и подбрасывало на каждой кочке, и он не ехал, а летел.
Я открыл дверь на ходу, выглянул наружу. Небо уже было ярким, но солнце еще не встало, отчего мелькающие с двух сторон деревья казались словно вырезанными из черной бумаги. Возница длинным кнутом нахлестывал четырех лошадей, подгонял их криком. Двое его товарищей пропали.
Я перелез к нему. Он подскочил от ужаса, в первое мгновение не узнав меня, затем едва не сполз по скамейке от облегчения и тут же вновь щелкнул кнутом, не обращая внимания на то, что животные все в мыле.
– Что стряслось?
– Проспали все, господин! Иные! Чертовы твари! И Клоба, и Явека утащили! Я одного, желтоглазого огрел, и лошадки вынесли.
– Осади коней. Не ровен час, падут от усталости. На своих двоих от иных не ускачешь.
Он послушался, однако по-прежнему стучал зубами и косился на темный лес. Я обнажил палаш, положив его поперек колен, хотя и не думал, что кто-то появится. Похоже, не только Вулхо решил начать охотиться на людей, чуя смерть, ползущую с юга.
Так мы и ехали до тех пор, пока в небо не поднялось солнце.
Лошадям дали отдых, возница суетился вокруг них, вытирал шкуры, бормотал что-то ласковое. Затем сказал мне:
– Мой последний рейс. Доеду до Лейкчербурга, и к черту.
Мы стояли на окраине какой-то деревушки, недалеко от луга с рыжими, безмятежными коровами, слыша, как журчит вода в мелкой речушке с песчаным берегом. На горизонте белела горная цепь, проходящая через центральные кантоны.
Всадника, скакавшего по той же дороге, по которой мы приехали совсем недавно, я увидел издали. Он гнал свою лошадь, ведя за собой вторую, запасную, тоже под седлом.
Я не узнавал его, пока он не подъехал к нам и не остановился. Приветливо кивнул мне, и я ответил ему тем же.
Человек с круглым, располагающим к себе лицом, без особых примет.
Рудольф. Молчаливый поверенный кардинала ди Травинно. Он был в той же простой дорожной одежде, в которой я увидел его в первый раз больше года назад в Риапано.
– Понимаю, что наша встреча не случайна.
Он улыбнулся, но глаза его были холодны, как и всегда. Затем достал из седельной сумки бумагу с печатью, нагнувшись в седле, протянул мне.
Людвигу ван Нормайенну, стражу Братства.
Следовать за подателем сего для срочной встречи в Люнреве. Не мешкать.
Кардинал ди Травинно.
– Скупые слова, которые мало что объясняют. – Я сложил бумагу, отдал ему обратно.
– Что там накалякано? – спросил Проповедник, но я отвечать не стал.
– Надо полагать, ты нашел меня через «Фабьен Клеменз и сыновья».
Рудольф снова улыбнулся теперь уже дружелюбнее, одобряя мою догадку, и указал на вторую лошадь, как становилось понятно специально подготовленную для меня.
– Мне надо в Лейкчербург.
Он отрицательно покачал головой. Мне приказывали. Вполне вежливо, но не возникало никаких сомнений, что это был именно приказ.
Люнреве, город на западе кантона Ульс, второй по размеру после Лейкчербурга. Ехать до него полдня. Судя по тому, как помощник кардинала гнал лошадь, были причины торопиться.
На первом же курьерском посту мы поменяли коней. Мой молчаливый спутник всего лишь показал бумагу от Церкви, и нам без всяких вопросов выдали все, что требовалось.
На всех почтовых станциях для нас были подготовлены свежие лошади, и путешествие проходило быстро. Слуга ди Травинно не общался со мной, выступая лишь в роли провожатого, обязанного проследить, чтобы я доехал туда, где меня ждали. Я не знал причин такой спешки, но вполне мог догадаться, что она связана с темным кузнецом.
Заминка произошла лишь у Гаста – реки такой широкой, что здесь не было никаких мостов и тракт связывала паромная переправа.
Паром только что отошел, и пришлось ждать около сорока минут, пока он разгрузится на том берегу и вернется. Рудольф оставил лошадь у коновязи, сел в тени небольшого, просевшего от старости домика паромщика, сорвал травинку, сунул ее между зубов, надвинул фирвальденскую шляпу с желтым пером себе на глаза.
В это время появилось Пугало.
Сперва оно ходило неподалеку, по колено в темной, зацветшей у берега воде, разглядывая свое зловещее отражение. Затем подошло ко мне. Оно игнорировало помощника кардинала, пока я не обратился к нему со словами, что паром вот-вот пришвартуется. Только после этого Пугало посмотрело на моего спутника и столкнулось с ним взглядом.
Тот уже был на ногах, выхватив из висевшей на бедре желто-серой сумки, сшитой из лошадиной кожи, кинжал с сапфировой рукояткой.
– Апостолы и все их чудеса! – ахнул Проповедник, отшатываясь.
Времени удивляться тому, что он может видеть Пугало и носит кинжал стража, у меня особо не было. Я собирался встать между ними, когда Рудольф поднял левую руку, обращенную ко мне открытой ладонью. Вполне понятный жест, просящий не вмешиваться.
– Черта с два! – сказал я ему. – Оно со мной.
Посланник кардинала недоверчиво поднял брови, посмотрел на одушевленного более внимательно и, решив что-то для себя, убрал клинок обратно в сумку. Плечи Пугала расслабились, а его костлявая лапа соскользнула с полированной рукоятки крестьянского серпа.
Паром ткнулся в берег, и они разошлись в стороны, точно бойцовские псы, вдруг передумавшие сражаться. Рудольф как ни в чем не бывало взял лошадь под уздцы. Я сделал то же самое, осторожно проведя свою по не слишком надежным мосткам. Пугало забралось последним, расположилось на широком носу, всей своей позой с выпрямленной спиной показывая, что мы его больше не интересуем.
Посланник Церкви заплатил за переправу, встал, прислонившись к борту, глядя холодными глазами на пушистые облака, и между его бровей появилась глубокая складка раздумий.
– Людвиг, что, черт задери, тут происходит? – театральным шепотом вопросил Проповедник, когда мы были на середине реки и паромщики стали сильнее налегать на ворот, борясь с течением. – У него кинжал! И он видит Пугало!
– Он видит и тебя. А также слышит.
Старый пеликан с подозрением уставился на Рудольфа, и тот равнодушно улыбнулся ему, подтверждая правоту моих слов.
– Иисусе! – буркнул Проповедник. – Слава Богу, что я умер не голым. Слишком много людей разглядели бы мой позор.
– Кинжалы стражей запрещены всем, кроме Братства, – сказал я. – А ты не один из нас. Мне придется рассказать магистрам о том, что я видел.
Рудольф равнодушно пожал плечами. Его это совершенно не беспокоило.
У Люнреве не было высоких оборонительных стен, так как город располагался на трех больших островах в Борском озере и соединялся с берегом одним длинным мостом, укрепленным шестью опорными бастионами.
Издали он выглядел красивым, а из-за отражений в воде казалось, что плывет над облаками, точно небесный град.
Когда мы подъехали к мосту, Пугало решило не продолжать с нами путь. Оно все еще игнорировало присутствие Рудольфа. Одушевленный сел на берегу, показывая, что его куда больше занимает, как рыбаки чинят порванные топлунами серебристые сети, чем наши дела. Проповедник покричал ему, но это оказалось бесполезно. Страшила даже не пошевелился.
