Рассвет мертвых - Лана Райтерман

За несколько часов ни одной машины. Похоже, мне придется идти пешком до самой деревни. По дороге из разрушенного старого асфальта, стирая ноги в кровь в неудобных кедах и неся за спиной рюкзак с необходимыми вещами. Удивительно, как люди умудряются жить в глуши и не выезжать. В изоляции от всего мира, где под ногами стелется мох, а из деревьев растут только елки. Где и людей не остается. Старые умирают, а новые не приезжают. Что им делать в заброшенной деревне? Что я там буду делать? Неизвестно мне самой.

Я бежала от проблем. От города, который ненавидела, от прежней угнетающей атмосферы. Что-то я оставляла там, в прошлом, что за мной не могло увязаться. Склизкое и противное, темное и пожирающее как туман. Словно долгих двадцать лет я была взаперти. Задыхалась в тесной клетке и тянула руки к бездонному небу.

Когда выпал шанс сбежать… Лучше, сказать иначе. Сбежать мы можем всегда, только не замечаем этой возможности. Нам все кажется, что мы привязаны к каким-то обязательствам и не позволяем себе покинуть насиженное место из-за страха неизвестности. Это нас и пугает. Неизвестно, что ждет впереди. Вместо того, чтобы вдохновляться новым приключением, я держалась корнями за старые мысли. Пока не пришло время сурово обрубить их. Конец. Мне пора идти дальше.

Я смогла это сделать. Наскребла со стенок жалкой души смелости и тронулась в путь. Это оказалось просто. Но страх нагнал уже по дороге в поезде. Сейчас смешно вспоминать, но тогда я была готова выпрыгнуть из вагона. Знаешь, была — не была. Страшнее попасть в неизведанное, лучше умереть. Расшиблась бы об рельсы или разодрала кожу об дерево, оправили бы меня в больницу — не страшно. Ужасно хотелось домой. Мне уже не нужна независимость, верните меня обратно! Как выходило глупо.

Я постаралась взять в себя в руки и успокоиться. День был хороший, солнечный. Пешим неспешным шагом я отправилась в деревню. После поезда остались не самые лучшие впечатления. Бесконечные смазанные пятна кустарников и горячий невкусный чай. А какой, интересно, пьют чай в деревне? С разными травами и смородиновыми листьями или пакетированный, что и в поездах?

Дорога предстояла долгая. Проводник сказал, что от станции до деревни около 60 километров. Не так уж и много, если на машине. А если пешком и с рюкзаком за плечами…

Я долго не могла свыкнуться с природой. Вокруг ни души. Только дорога и вечный лес со старыми шишками. Чувство одиночества постоянно накрывало и становилось не по себе от… свободы. Слишком много свободы для одного человека. Ничто не сковывает рук, нет никого, кто будет запрещать и устанавливать порядки. Вот этого и не хватает, когда остаешься один. Чьего-то твердого слова, что прикажет и укажет. Невольно в голову лезут нехорошие мысли о возвращении в обратно, там, где много людей и еще больше правил. Там было все понятно, а в заброшенной деревне я не представляла, как можно выжить, когда никто не контролирует твою жизнь.

Не будет телевизора и телефона. Стирать белье только руками. Никаких магазинов и туго набитых холодильников. Добыча еды полностью лежала на моих плечах. Придется весной сажать морковь и картошку. Все занятия — это раздумья, чем набить кишки. К соседям нужно будет ходить самой как раньше, в детстве. Из игрушек у детей только палки, которыми бьют крапиву, и деревянные шашки. И никакого больше развития.

Какие глупости. Рассуждать о чем-то плохо из-за страха.

Я волновалась раньше времени. Напрасные переживания. День только начинался и был замечательным, печалиться мне ни к чему. Раньше я не видела настолько прекрасного солнца. Такое яркое и желтое как теплая батарея. Оно приветствовала меня в новых краях, и я тоже его любила.

Слабый ветер дул на кроны деревьев. Листья шелестели, наполняя живым шумом дол. Где-то слышалось чириканье птиц. Их голоса перебивали друг друга. Случалось так, что до них доносился посторонний звук и тогда всей мелкой стайкой птицы переносились на новое месте, где опять заводили песню.

Я старательно высматривала в зеленых ветвях их красные головки, но новый шум спугнул их. Вдалеке показалось рыжее пятно. По дороге со станции ко мне двигалась старая машина. Боясь, что водитель мог проехать мимо, я вышла на середину дороги и начала махать руками.

Водитель, похоже, спал за рулем. Он двигался прямо на меня и не собирался останавливать машину. Я испугалась. Рычащая громадина приближалась. Уже можно было разглядеть ржавчину на блеклом бампере. До столкновения оставалось несколько метров. Но машина со свистом затормозила и съехала на обочину.

— Тебе жить что ли надоело? — крикнул парень, вылезая из-за руля. Вид у него был ошарашенный. Трясущимися руками он хлопнул дверью, схватил меня и увел в сторону.

— Ждать надоело. А иначе вы проехали бы мимо.

— Не проехал, а переехал бы тебя, дурочка. Здесь обычно пусто, а тут человек посреди дороги!

Парень глубоко вздохнул и вытер пот со лба.

— Подвезете? Мне в Немую Долину.

— Садись.

В его машине оказалось просторно. Тачка была древней с жесткими потрепанными сидениями и грязным салоном. Перед лицом висели всякие побрякушки, а в ногах на коврике валялись еловые иголки и сухие листья. Парень сел в машину и завел ее. Мотор старчески закряхтел и мы поехали.

— Не часто можно встретить человека, бросающегося под колеса…

— Ох, я не бросалась! Просто мне не хотелось идти пешком до деревни. Я бы не дошла, точно умерла бы по дороге, и тогда ты точно проехал бы мимо меня.

— Ну, у тебя и мысли! Сразу видно — городская. Чем у вас только головы забиты? Нельзя без надобности говорить о смерти, можно накликать беду.

— Скажи еще, что в чертей веришь.

— На всякий случай, чертополох висит над дверью.

— А ты их видел?

— Я — нет, но дед Елисей довольно часто встречает их. Даже в карты играли. Черти оставили его дураком и стащили весь запас бражки.

— Это серьезно?

— Нет, конечно, — засмеялся он, — Елисей так рассказывает, но разве можно верить его россказням?

— У вас тут не соскучишься.

Я включила радио, но вместо музыки слышались шипение. Без нее дорога казалось мне унылой. Водитель вел машину с улыбкой на лице и напевал себе неизвестный мне мотивчик. Его, в отличие от меня, устраивала тишина. Он