На стене - Джо Уолтон

^{© Jo Walton — «On the Wall» (2001)}

_{Перевод — Элина Кийг}

Деревья. Высокие деревья и низкие; деревья, расцвеченные красками осени, и зимние деревья, протягивающие голые ветви к небу. Хвойные деревья и деревья, покрытые листвой — золотистой, коричневой и всевозможных оттенков зеленого. Деревья, освещенные солнцем. Деревья, согнувшиеся под тяжестью снега. Деревья покрывали эту землю от гор до самого моря, отступая там, где люди вырубили просеки. Сперва я не могло ничего видеть, кроме деревьев. И так продолжалось еще очень долго.

Полагаю, прошли годы, прежде чем я научилось понимать; годы, в течение которых я пассивно отражало то, что находилось передо мной. Но первая вещь, которую я помню — это деревья. Они научили меня думать, много лет назад, когда я не знало слов. Мои мысли тогда были достаточно аморфными: деревья меняются, но они те же самые. И я размышляло: деревья существовали и до меня, но теперь я вижу другие деревья. И при мысли о других деревьях моя поверхность покрылась рябью, а старик заплакал от радости. Но тогда, конечно, я об этом не знало. Он рассказал мне позже. В тот момент человек отражался во мне едва заметной тенью. Он никогда не стоял достаточно долго на одном месте, чтобы я могло рассмотреть его, как рассматривало деревья. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я научилось отражать людей. Они двигаются так быстро и постоянно чем-то заняты.

Старик и его жена были могущественными чародеями, сбежавшими из одного замка, чтобы поселиться в лесу и обрести свободу для занятий магией. Они рассказали даже об этом, хотя иногда выносили меня, чтобы я увидело замок, серые камни, возвышающиеся среди деревьев, и несколько возделанных полей, вокруг которых снова начинались деревья. Человек сказал, что он изготовил меня, а потом они вместе с женой навели на меня чары, и я стало тем, чем являюсь. Они сказали, что учили меня с тех пор, как только сделали. Чародеи говорили со мной постоянно, и, наконец, ценой многократных повторений я научилось не просто отражать хозяев, но видеть и понимать их слова и приказы. Они просили показать им другие части леса или поляны, и я старалось, хотя сперва ничего не видело, а мое лицо лишь покрывалось рябью, как поверхность пруда. Но что я действительно любило, так это час за часом размышлять, получая истинное удовольствие, когда видело и понимало что-то новое. Когда чародеи оставляли меня одно, я мысленно всегда возвращалось к деревьям.

Чародеи создали меня, надеясь получить магическое зеркало, способное видеть будущее. В этом смысле я было ошибкой — могло видеть только настоящее, но не прошлое или будущее. Они все еще надеялись, что я смогу научиться, и пытались заставить меня показывать осенью — весну, летом — зиму. У меня не получалось, никогда не получалось, как и не получалось видеть за пределами нашего королевства. Я видело лишь море, плескавшееся о берег, узкую полоску пляжа перед опушкой леса; снежные пики гор, вздымающиеся на горизонте, но никогда не видело дальше. Таковы были мои пределы. Тем не менее, я было великим и могущественным творением — так сказали чародеи — с моей помощью они могли делать очень многое. Я не понимало. Иногда мне доставляло удовольствие видеть новые вещи и наблюдать за людьми.

Спустя какое-то время — не могу сказать, когда именно, тогда я еще не имело понятия о ходе времени — пожилая женщина родила дочь. Она появилась в ту пору, когда по всему зеленому лесу цвели синие колокольчики. Поэтому в день ее рождения я показывало именно их. Это был мой собственный выбор; в тот день хозяева были слишком заняты, чтобы командовать мной.

Вскоре после этого чародеи вновь начали учить меня отражать те места, которые я никогда не видело. Обучение занимало очень много времени, и я боялось, что ребенок совсем заброшен. Я всячески старалось повиноваться командам и показывать самое лучшее, по моему мнению, как мне приказывали. Время от времени малышка приходила и с любопытством вглядывалась в мои глубины. Но обычно один из родителей прогонял ее прочь. Девочку звали Блубелл — Колокольчик.

Ее имя всегда произносилось с таким раздражением, с каким никогда не обращались ко мне. Когда девочка чуть подросла, чародеи иногда просили показать для дочки что-нибудь занятное: играющих животных, фермеров, собирающих пшеницу; гномов, добывающих алмазы в горах; волны, набегающие на берег. И она неподвижно сидела часами, как в трансе, пока чародеи работали.

Спустя некоторое время девочка сама начала приказывать, причем в более широких пределах, чем ее родители. «Зеркало, Зеркало, покажи мне самый красивый цветочек»! Я было создано так, что могло говорить только правду и ничего, кроме нее. Поэтому в ответ на просьбу я находило прелестную дикую розу на кусте шиповника. «Но раньше ты показывало желтый нарцисс», — обижалась Блубелл, ведь так и было. Девочка не могла понять моих оправданий, но я пыталось снова и снова сказать ей, что нарцисс давно завял, а сейчас самый красивый цветок — это дикая роза. Она рыдала. Мать ее шлепала. Блубелл росла очень своевольной девочкой, поэтому неудивительно, что после всего этого в ней усиливались ревность ко мне и тоска по любви и вниманию. Я ощущало себя виноватым перед ней. Думаю, на свой лад я даже любило ее. Она была жертвой своих родителей так же, как и я. Даже когда она кричала в приступе гнева и угрожала разбить меня, я не чувствовало ничего, кроме жалости.

Старуха учила девочку готовить и варить зелья, которые она применяла в магии, но никаким заклинаниям ее не обучала. Старик почти не замечал дочку. Он дряхлел и проводил почти все время без сна, пытаясь заставить меня показать ему будущее.

А потом, в один из дней, приехал герольд. За все годы с тех пор, как я было сделано и до этого момента, когда Блубелл исполнилось шестнадцать, никто не входил в наш дом, кроме пожилой пары, девушки и случайных торговцев, бродивших от одного лесного дома к другому. Сперва, увидев всадника, я подумало, что это один из них. Коробейники одевались в яркие цвета и носили за спинами котомки, готовые в любой момент снять их и разложить свои товары на всеобщее обозрение. Я всегда любило смотреть на сверкающие миски, разноцветные ленты и гребни, которые они предлагали,