Колин Мэлой
Империя Дикого леса
Глава первая
Майская королева
Сперва — пробуждение жизни. Следом началось торжество.
Так повторялось из поколения в поколение с тех пор, как себя помнили старейшие из старейших, с тех пор, как велись летописи. К тому времени, когда из земли показывались первые зеленые побеги, главная площадь всегда была подготовленной, а Майское дерево — праздничный шест — извлеченным на свет из подвала Усадьбы. Решением совета избиралась королева, и оставалось только ждать. Ждать мая.
И когда он наступил, он явился белоснежным видением. Майская королева, по традиции, приехала верхом, сияя ослепительной белизной наряда. Ее волосы увивали гирлянды цветов. Королеву звали Зита, она была дочерью придворного стенографиста, светящегося гордостью почетного гостя, стоявшего на трибуне рядом с исполняющим обязанности губернатора-регента временного правительства и его раскрасневшейся толстой женой. Тут же стояли и трое детей регента в тесных, неловко сидящих нарядных костюмчиках, которые извлекались из шкафа только ради особых случаев вроде свадеб. Дети оглядывали действо с видом скучающим и слегка потерянным.
А Майская королева была прекрасна — на ее длинные каштановые косы, на белоснежное платье и на процессию, следовавшую за ней, стекался посмотреть весь город. Расположившийся на центральной площади духовой оркестр отыграл «Взятие тюрьмы», чтобы угодить власть предержащим, а затем переключился на знакомый список любимых всеми весенних песен, причем усатый тенор на радость публике особенно задорно выводил самые пикантные строчки. Молодежь из числа собравшихся, по традиции, пустилась плясать, а пожилые одобрительно ворковали и в тысячный раз предавались воспоминаниям о тех временах, когда они сами в таких же точно полосатых портках танцевали на празднике мая. Королева по-прежнему возвышалась над толпой, улыбаясь с убранного цветами пьедестала; ей было, должно быть, не больше пятнадцати лет. Все мальчишки краснели, встречаясь с нею взглядом. Даже Спицы, самые радикальные сторонники Велосипедного переворота, сменили сегодня свою привычную суровость на беззаботность и ни разу даже не обменялись резким словом с теми из толпы, кто не прочь был бы подвергнуть сомнению их пыл. И когда прибыл Синод, чтобы благословить праздничный день, толпа отреагировала спокойно. Обряд этот был странным требованием, если вспомнить, что традиция майского торжества зародилась гораздо раньше, чем секта обосновалась у Сухого Древа; истинно, наступление мая праздновали еще в те времена, когда ветви Древа были полны зеленых почек, когда оно не получило еще свое нынешнее название, до того, как таинственная хворь погрузила его в своего рода анабиоз. Но такой уж дух царил в народе этим днем: даже Синод встретили добром и отпустили с миром.
Празднество вокруг опоясанного лентами Майского дерева завертелось, и, когда дневной свет потускнел, мужчины собрались у бочек макового пива, а женщины пригубили ежевичное вино. Пляски развернулись в полную силу. К тому времени Майская королева на плечах толпы местных мальчишек уже весьма торжественно отбыла домой, где, как полагал ее отец, успевший слегка поднабраться, теперь мирно спала: белое платье облачком лежало в углу, а встрепанные косы разметались по усыпанной цветами подушке.
Но отец ошибался.
Майская королева Зита выбралась через окно из своей комнаты на втором этаже и теперь спускалась вниз по стене, по-прежнему в белом платье и с цветочным венком в заплетенных волосах. Когда она спрыгнула на землю, шип плетистой розы зацепился за подол из тафты и оставил в нем узкий разрез. Девочка остановилась и осмотрелась. С городской площади доносились приглушенные звуки празднования; по улице, хохоча над какой-то шуткой, нетвердыми шагами двигалась в сторону дома пара-тройка гуляк.
Она свистнула два раза. Ничего.
Она сжала губы и снова издала два пронзительных свистка. Поблизости зашуршали кусты можжевельника. Зита замерла.
— Элис? — спросила она в темноту. — Это ты?
Кусты резко раздвинулись, и показалась девочка в темном пальто. В ее коротких светлых волосах застряли можжевеловые иголки. Зита нахмурилась.
— Необязательно было оттуда лезть, — сказала она.
Элис оглянулась на свой импровизированный тоннель — дыру в кустах.
— Ты сказала, явиться надо тайно.
Снова шорох. На этот раз со стороны улицы. Показалась Кендра, девочка с коротко остриженными жесткими волосами. В руках у нее был какой-то предмет.
— Отлично, — сказала Зита, увидев ее. — Ты принесла курильницу.
Кендра, кивнув, показала свою ношу. Потертая медная курильница поблекла от долгих лет службы. По окружности ее усеивали каплеобразные отверстия, сбоку, словно волосы, свисали нити золотой цепочки.
— Мне надо отнести ее обратно до утра, — сказала Кендра. — Это важно. Если бы папа узнал, что она пропала… У него завтра что-то странное намечается.
Папа Кендры недавно присоединился к растущему Синоду, став одним из апостолов Сухого Древа. Ее явно не особенно радовала эта новоприобретенная религиозность.
Зита кивнула и повернулась к Элис, которая все еще счищала иголки с плаща:
— Шалфей у тебя?
Элис серьезно кивнула и вытащила из сумки, висевшей за спиной, перевязанную пачку зеленых листьев. В воздухе разлился густой землистый запах.
— Хорошо, — сказала Зита.
— Это все, что нам нужно? — спросила Элис, запихивая траву обратно в сумку.
Зита покачала головой и достала маленькую синюю бутылочку. Остальные девочки прищурились, пытаясь в полумраке разглядеть содержимое.
— Что это? — спросила Кендра.
— Не знаю, — ответила Зита. — Но без него нельзя.
— А что там про зеркало? — снова Кендра.
Зита захватила и его: портретное зеркало размером с длинную книжку, заключенное в узорную золотую раму.
— Ты уверена в том, что делаешь? — подала голос Элис, поеживаясь под слишком большим для нее плащом.
Зита ослепительно улыбнулась.
— Нет, — сказала она. — Но так ведь интереснее, правда? — девочка сунула бутылочку в карман, а зеркало — в ранец, лежащий у ног. — Пошли. Времени у нас не так много.
Они тихо отправились в путь по переулкам города, старательно избегая праздновавших горожан, которые, шатаясь, расходились по домам. Жилые дома и другие здания из красного кирпича сменились низкими деревянными лачугами внешнего кольца, и девочки поднялись на лесистый холм, слушая, как эхо духового оркестра затихает вдалеке. Сквозь деревья вилась тропа. Зита остановилась около упавшего кедра и оглянулась; позади, в узких промежутках меж густых деревьев, словно крошечные звезды мигали освещенные окна усадьбы. Она зажгла спичкой красный керосиновый фонарь, который несла с собой; девочки уже собрались двинуться дальше, как вдруг их напугал шорох шагов в подлеске.