Посвящается всем, кого я не знаю. Всем, кто меня не знал.
Над Эллегионом медленно сгущались сумерки. Город неспешно окутывал темный полог ночи, которой было некуда торопиться. В её распоряжение много времени до утра, поэтому она медленно просыпалась от глубокого сна, в который погружалась с рассветом. И ночи все еще хотелось спать, но солнце, уставшее за день, опускалось все ниже. Изящные, но невольно внушающие уважение, постройки отбрасывали тени, с каждой минутой становившиеся все длиннее. Людей на улицах было уже не настолько много, как днем, большинство из них расположились под портиками, спасаясь от последних, заходящих лучей солнца… но у многих еще не закончился рабочий день.
Роллон летел по городу, буквально сметая со своего пути всех, кто мешался. Он слишком торопился, чтобы быть учтивым. Всегда стальные, сейчас нервы были на взводе. Хотелось накричать на кого-то (он даже знал, на кого), сорвать ярость, кипевшую в нем… нет, нужно быть сдержаннее. Но сохранять ледяное спокойствие не получилось.
Взбежав по мраморной лестнице на открытую смотровую площадку, Роллон оглядел город. Как-то непривычно было смотреть на него отсюда, но это немного успокаивало, хотя он и никогда не понимал, почему. Неподалеку возвышались Ворота. Узорные, из черного материала… такие надежные и такие опасные. Роллон провел пальцем по кольцу на левой руке, чуть снимая напряжение, с утра витавшее в воздухе. Он волновался и был в ярости. Волновался — потому что, даже не заглядывая в будущее, знал, что будет дальше, а в ярости он был из-за Айлитен. Она опять его не послушала. А он ведь говорил правильные вещи. Как и всегда. Упрямая девчонка! Никого не желает слушать, кроме себя. Даже его. Хотя… к его мнению она как раз никогда и не желала прислушиваться, даже если это мнение было абсолютно объективным. Впрочем, эти подробности сейчас уже не важны. Сейчас уже ничто не важно. Только одно стало главным — не дать ей сделать того, что она хочет. Естественный ход событий нарушится, а дороги назад не будет. Нельзя призывать силу мертвых, история сделает еще один виток. Мертвые — это прошлое. И прошлого не должно быть в настоящем, это непреложный закон мира, появившийся с его возникновением. К тому же нежить не подчиняется никому, кроме Зимних волков, к коим Айлитен не принадлежала, и в отместку за то, что ее покой нарушен, огромная сила, копившаяся столетиями, разрушит этот мир. Эллегион станет пустым и мертвым, таким, каким уже давно являлся в ночных видениях… Айлитен сама не понимает, что делает. И именно поэтому ее нужно остановить.
А еще главное — спасти Землю. Этот главный, реальный мир, должен уцелеть. Любой ценой. Потому что миллионы людей, населяющих его, не виноваты в том, что какая-то девчонка из Эллегиона нарушила все правила. Как страж, Роллон понимал это. Его сердце даже не дрогнуло бы, если бы все эти люди погибли, а душа не вернулась бы из вечного заточения. Но долг, маячивший вдали, звал за собой. Пусть погибнет он, и Айлитен уйдет, пусть вымрет весь Эллегион, но Земля и священный город Гантрот должны уцелеть. Потому что, каким бы ни был Эллегигон красивым, все-таки главный мир — Земля. Не Роллон придумал эти законы. Но он был вынужден им подчиняться. Потому что те, кто их сочинил, были мудры и сильны. Народ энтирад владеет лишь десятой силой того, чем владели предки. Предки были во много раз могущественнее его самого, тоже обладающего немалой силой. Но он и не может быть слабым. Тогда Роллон не был бы стражем. В них не берут слабых. В них берут лишь самых сильных.
В последний раз Роллон окинул Эллегион бесстрастным взглядом. Как и все Стражи, он был очень холоден и не способен на сострадание, жалость и остальные человеческие чувства, которые мог ощущать лишь до Обряда, так неуловимо давно, что все то, что случилось до него, перестало быть реальностью. По характеру он был похож на совершенную и безжалостную машину уничтожения, коей, по сути, и являлся.
Равнодушный ветер шевельнул пряди челки, прижатой тонким, в волос толщиной, обручем. Отличительным знаком Зимних волков — группы стражей Ворот. Черная мантия, которую Роллон так не любил, колыхнулась от этого небольшого порыва. В кармане рука сжала рукоять кинжала, машинально опущенного туда утром, а затем сразу же отпустила. Нет, нельзя снова раздражаться. Волк глубоко вздохнул.
Высокие кожаные сапоги зачастили вниз по ступеням. Нужно идти туда. Не дать ей совершить последнюю глупость.
Он ворвался в зал слишком поздно, едва не разворотив косяк. Но Айлитен уже начала читать заклятье, и остановить ее уже было нельзя. Есть только один способ… Роллон вытянул вперед руку, чтобы пустить по ней прямой поток силы, не обуздываемый ничем. Нет. Он не мог этого совершить. Почему? Просто не мог. Не представлял себе Роллон лежащую на мраморном полу мертвую девушку, чьи медно-рыжие волосы тусклыми локонами обрамляют лицо, застывшее восковой маской. Он не мог стать причиной этого, каким бы холодным не был. НЕ МОГ!!! Она ему слишком доверяла…
Айлитен допела заклятье, подкрепив его своей силой. Она видела, что мир рушится у нее на глазах, и именно поэтому решила подчинить себе нежить и их верховного бога. Сколько раз Роллон повторял ей, что это глупо, безрассудно, да еще и опасно. Он сам слишком хорошо знал все это. Но она лишь гордо вскидывала голову и хохотала, думая, что справится со всем в одиночку.
Не справилась. Силу, выпущенную на свободу, уже не повернуть в прежнее русло. Река никогда не течет назад. И сила так и будет течь, убегая сквозь пальцы, как песок, если зачерпнуть его горстью.
Слишком поздно Айлитен поняла, как ошибалась. Как переоценила свои возможности. Десять лет борьбы с затмением мира вымотали ее силу, которая раньше была практически неисчерпаема. И сейчас не поможет даже Ролллон.
Две фигуры застыли на несколько секунд, с ужасом наблюдая за происходящим в зале.
Посреди жертвенного круга с символической каплей крови метался черный вихрь. Воронка разрасталась, сметая все на своем пути огромной силой ветра. Роллон еще пытался ее сдержать, пока не понял, что это уже бессмысленно. Вихрь лишь впитывал силу, используя ее в разрушение.
Выход был только один. Роллон схватил девушку за руку, увлекая за собой. Нужно бежать. Бежать, пока взбесновавшаяся стихия не поглотила их. И пока не покинули силы.
Все рушилось, но Роллон не был удивлен или напуган. Он знал, что все будет именно так и никак по-другому. Он не знал, что такое страх.
За спиной рушились стены, впереди осыпался камень и грохотала буря. Но выбора не было.
