Я вгляделась в график силы. Как я и предполагала, уровень достаточно низкий. Посмотрим материалы… о-па… интэрэсно… кто это такой умный написал? Отличительная особенность — родинка в виде звезды на левом боку. Это кто же у нас такой экстрасенс? Он что, думал, что я Эйтера буду раздевать и разглядывать? Есть у него шестилучевая звезда или нет? А интересно, как хоть этот величественный и ужасный колдун выглядит? А то искать его вслепую будет очень занимательно и интересно, я как раз успею состариться.
Я щелкнула мышкой. Ага, вот и картинка… такого я точно не ожидала. С цветной фотографии на меня смотрел парень лет пятнадцати-шестнадцати с умным и пронзительно-проницательным взглядом. Длинные каштановые волосы небрежно стянуты в хвост, но одна прядь непокорно выбилась из незатейливой прически. Взгляд серых, чуть иронически прищуренных глаз проницательный и чуть исподлобья. Словно видит насквозь. На тонких губах играет легкая, чуть насмешливая и горьковатая улыбка.
Неужели этот парень разыскивается как опасный колдун? Хм… ну не верю я, что этот студент-недоучка с насмешливым взглядом способен холодно и безжалостно убивать беззащитных людей. Что же тебя так привлекло в этой силе, мальчик? Что ты решился стать таким, как они.
Я вышла из программы и захлопнула ноутбук. Хватит с меня даже той пары минут. Второе задание посмотрю потом. Когда выполню первое. То есть очень, очень нескоро. Пусть Феня хоть орет, хоть ногами топает, хоть в шутовском колпаке передо мной выплясывает, я не могу я убивать тех, кто меня младше и слабее (правда, насчет второго я чуть сомневаюсь, но все же). Не моя стихия. Я вообще не могу убить человека. Нежить, призрака, зазнавшегося духа, мертвеца, опасное животное… но не человека. Только если он будет мне угрожать, а Эйтер пока мне ничем насолить не успел.
Я прилегла на диван. Подремлю чуть-чуть. Я так устала… утренняя скачка-пробежка по болотам дала о себе знать — сон накатил сразу, волной, поглотив мое беспокойное сознание полностью и без остатка.
2Над мертвым миром медленно всходило солнце. Его лучи еле пробивались через плотные серые тучи, окрашивая камень разрушенных построек в розоватые цвета. Мертвый город безмолвствовал. Ни одного человека не было на улицах. Да и откуда им взяться? Все мертвы, их убил тот памятный ураган, который по неосторожности вызвала Айлитен сотни лет назад.
Огромные ворота, скрепленные печатью Зимних волков, молчали. Их закрыли ценами жизни выживших в тот день людей. Выживших лишь для того, чтобы принести себя в жертву… А еще помог город Гантрот, находящийся по ту сторону. Но Гантрот в тот самый день исчез со всех карт, попав во временную петлю, поглотившую его без остатка. И в этой петле он находится до сих пор, не имея связи со всем остальным миром, который давно уже живет своей жизнью, не спрашивая согласия Священного города.
Подул легкий ветерок, заставляя пыль, скопившуюся на безмолвных улицах за века, всколыхнуться. Давно превратившиеся в пыль кости людей чуть дрогнули.
А солнце безразлично скользило по обломкам, заглядывая в полуразбитые витражи городской ратуши и раскрашивая камень здания Совета в яркие цвета. И тишина… от мира не осталось ничего, кроме пыли и тишины. Хотя нет… кое-что осталось. Не тронутое тленом тело молодой женщины лежит на обломке старинной колонны. Руки безвольными плетьми раскинулись, тело изогнуто, застыло в неестественной для человека позе. Яркие, медного цвета волосы непослушными локонами обрамляют лицо, застывшее бледной восковой маской. Длинное шелковое платье, так мешавшее тогда бежать, свободными складками струится по фигуре. Девушка похожа на изящную, высеченную из дорогого мрамора статую. И кажется, что она только что прилегла отдохнуть. Но это впечатление обманчиво. Тяжелые браслеты, увивающие руки, потемнели от времени, а широкий обруч на волосах покрывает слой пыли.
Но на щеке змеится будто бы только вчера сделанная царапина, а глаза, кажется, лишь были только что прикрыты. Кажется, что еще секунда, и… они откроются, в золотисто-карих глазах вспыхнет живая искра, а тонкие неяркие губы тронет задорная и чуть упрямая улыбка. Но время идет, и ни одна прядь не шелохнется на голове, а веки не дрогнут. Она мертва. Вместе с городом. Мертва уже очень давно.
Но солнце, играя, оставляет блики на волосах и лице, оживляя их.
Снова пронесся порыв ветра. Медная прядь чуть шелохнулась. Но не больше. Лучи пошли гулять дальше, по разрушенным постройкам и мертвой природе. Но на главной площади, около лежащей в руинах смотровой площадке, пробивается через вековую пыль молодая трава. Чудо свершилось. Город оживал, хотя такое и казалось невозможным.
У девушки, лежащей на колонне, дрогнули веки. Бездонные карие глаза распахнулись. Белые губы снова налились цветом. Город медленно оживал. И она оживала вместе с ним…
Нет, конечно, нет. Город снова безмолвствует. И нет в нем солнца. И мертвая девушка все так же безвольно лежит на обломке колонны, впечатанном в землю…
Роллон резко проснулся, рывком сев в кровати. Он машинально взглянул в окно. Там шумел и светил огнями современный город. А это… это был всего лишь сон. Роллон устало откинулся на подушку. Назад сон уже не шел. Да и не хотелось, чтобы он накатил вновь. За что еще такое наказание — снова и снова, каждую ночь, видеть ее, смотреть, как она оживает и знать, что этого никогда не будет. Так сложно оказалось привыкнуть к тому, что Айлитен никогда не будет рядом. Ну почему понимаешь, как этот человека тебе дорог лишь после того, как он умер? Почему он осознал все настолько поздно? Лишь в последний момент… в самый последний момент… А она так ничего и не узнала. И до сих пор считает его просто другом. Роллон знал, что никогда не был для нее просто другом. Знал, что она страдает. И не делал ничего для того, чтобы помочь. Потому что сам ничего не чувствовал. И лишь сейчас стало ясно, как это больно — потерять того, кто дороже всех. Нет, он был всегда рядом с Айлитен. Но одновременно далеко. И никогда не пытался сократить это расстояние. А когда попытался… расстояние стало огромным навеки. И его не сократить уже никогда.
Глухо рыкнув в бессильной ярости, Роллон поднялся с кровати и взглянул на часы. Еще только два часа ночи… В комнате было очень душно, и даже новомодный и самый навороченный кондиционер не справлялся со своей работой. Фирме-производителю должно быть стыдно, они явно не испытывали их в условиях нижегородского лета.
Спать расхотелось окончательно. Натянув джинсы и очень тонкий свитер, Роллон машинально сунул за пояс пистолет (привычка, появившаяся за последний месяц вместе с сотней других, о которых он и не ведал в прошлой жизни) и вышел на ночную улицу.
