Даже когда дела идут не так, как предполагалось, из этого все же можно извлечь пользу.
У деревушки, именуемой Беломельница, на южной окраине Пушты, на меня напали. Они укрылись за длинной обветшавшей оградой Беломельничной заставы незадолго до поворота к самой деревне. Хорошая позиция для засады: ближайшее жилье за четверть мили, и уже смеркалось.
Их было трое; драгаэряне, женщина и двое мужчин. Цветов Дома они не надели, зато не забыли мечи и кинжалы. И они знали свое дело: чтобы убедить кого-то расстаться с наличными, нужно действовать быстро и с безжалостным напором. Не надо стоять и объяснять клиенту, почему он должен отдать желаемое; следует быстро, не давая ему и секунды на размышления, а уж тем более на ответ, перевести его в состояние, когда он полностью у тебя в руках и надеется лишь выбраться живым. А потому даже радуется, отделавшись всего только утратой кошелька.
Ротса позаботилась о правом, Лойош метнулся в лицо женщине. Я скользнул к тому, что был прямо передо мной, уколом в запястье заставил его выпустить оружие, потом придвинулся вплотную и ударил в нос рукоятью шпаги, шагнул вбок и пнул в колено.
Он рухнул, острие шпаги застыло у его горла.
— Попытка ограбления, попытка нападения, нападение — и бездарнейший выбор жертвы. Сегодня не твой день.
Он уставился на меня, широко распахнув глаза, а я исключительно дружелюбно предложил:
— Отдавай кошелек.
Второй сбежал, преследуемый Ротсой, а женщина принялась, так сказать, «танцевать с Лойошем» — она яростно отмахивалась от него мечом, а джарег нырял, хлопал крыльями прямо у ее лица, и снова удалялся за пределы досягаемости. Так он может играть часами.
Парень на земле отвязал кошелек, хотя пальцы его дрожали. Не убирая шпаги, я наклонился и подобрал добычу, мысленно обратившись к своему дружку:
«Передай Ротсе, пусть отпустит того и возвращается.»
«Уже летит, босс.»
Она вернулась, приземлилась на траву у головы клиента и зашипела.
— Она не укусит, если не будешь двигаться, — сказал я, и он замер.
Я повернулся к женщине, которая все так же «танцевала», но уже на грани отчаяния, и велел:
— Брось.
Она покосилась на Лойоша, на меня, и на своего приятеля на земле.
— А что…
— Он не причинит тебе вреда, если бросишь оружие. И я не причиню.
Меч ее упал на землю, а Лойош вернулся ко мне на плечо.
— Кошелек, — потребовал я.
У нее пальцы не так дрожали. Она протянула мне кошелек.
— Просто брось на землю, — кивнул я.
Она оказалась весьма понятливой.
— А теперь убирайся. Еще раз увижу — убью. Попробуешь проследить за мной — замечу.
Голос ее был почти спокойным.
— Как тебе удалось…
— А ты подумай.
«Неплохая выручка, босс.»
«Повезло, что ты их засек.»
«Угу. Повезло. Эх…»
— Я могу остаться помочь моему приятелю?
— Нет, — сказал я. — Он скоро встанет. Оружие можешь подобрать, когда я уйду. Я не причиню ему вреда.
Тут впервые заговорил он сам, разразившись длинной и прочувствованной чредой проклятий, закончив:
— А это как назвать?
— А это — сломанный нос, — я дружелюбно улыбнулся, но он, вероятно, не оценил.
— !..
Я кивнул.
— Даже когда дела идут не так, как предполагалось, из этого все же можно извлечь пользу.
А затем зашагал к деревне, где имелся постоялый двор. Уродливое кособокое строение в два этажа, словно сложенное из случайно подобранных частей. Большой главный зал, в котором имелось много текл, пропахших сеном и навозом; вокруг также витали ароматы свежего хлеба, жареной кетны, табачного дыма, грез-травы — и пара едких струек опия, свидетельствующих, что помимо текл тут есть и кто-то благородного сословия. А потом я заметил в зале нескольких торговцев. Странно, даже в сельских гостиницах подобное смешение великая редкость. Питейная стойка занимала в длину с пол-зала, на полках за ней стояли деревянные и глиняные кружки. А на одном из концов стойки лежал нож; наверняка хозяин просто нарезал им фрукты, чтобы положить ломтик в бокал для коктейля — но вещи такого рода мы, убийцы, не упускаем.
Кое-кто косо взглянул на меня, потому как я был человеком и на плечах у меня сидели два джарега — но взгляды не были угрожающими, потому что при бедре у меня висел клинок, а на плечах сидели два джарега. Я взял стакан вина и удалился в тихий уголок. Насчет комнаты поговорю позднее.
Обо мне наверняка болтали. Я не слушал.
«Пахнет настоящей едой, босс.»
«Угу. Скоро.»
«Сколько мы уже не пробовали настоящей еды?»
«Около месяца. Скоро.»
«Сколько мы выручили?»
Прикрывая кошельки собственным телом, я проверил.
«Немного, но все равно — чистая прибыль. Странное местечко.»
«Они говорят друг с другом.»
«Угу.»
Это и в самом деле было интересно — чтобы на постоялом дворе крестьяне и торговцы просто вот так вот болтали друг с другом. Даже на Востоке, где в питейных заведениях такое смешение не великая редкость, представители различных сословий друг с другом не очень-то общаются. А тут — даже между двумя явственными вельможами и окружающими их теклами не чувствовалось ни малейшей напряженности. Очень странно. Что-то тут кроется.
Исключительно из любопытства я выделил пару торговцев — оба носили цвета тсалмотов — и купил им выпивку. Когда я приблизился, на меня подозрительно посмотрели, но для торговцев всякий встречный — возможный клиент, так что они не склонны к беспочвенным оскорблениям.
— Простите за назойливость, — начал я. — Меня зовут Влад.
Они также назвались, но их имен я не запомнил, только что они были очень похожи. Собственно, и видом оба весьма друг на друга походили, возможно, братья.
— Меня распирает любопытство, — честно признался я. — Нечасто в гостинице встретишь такое вот смешение.
— Смешение? — переспросил тот, чье имя заканчивалось на глухую согласную.
— Теклы, торговцы, вельможи — и все в одном зале.
— А. — Он улыбнулся. — Ну да, тут мы ладим получше, чем в других местах.
— Вот это-то мне и странно.
— Все потому, что мы все ненавидим флотских.
— Флотских?
Он кивнул. Мне это ничего не объяснило — от Беломельницы до ближайшего порта не одна сотня миль.
Пришлось задать еще несколько вопросов. В итоге оказалось, что Империя почему-то поставила управлять местными каналами не инженеров, которые обычно этим занимаются, а имперский флот. Случилось это давным-давно, когда Дом Орки был ближе к верхушке Цикла и мог таким образом оказывать более мощное экономическое давление; но даже в дни Междуцарствия положение оставалось прежним.
