Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки

«Гуань Инь-Цзы»

Всем детям страны Советов посвящается эта книга

Учитель и Ученик созерцали Бытие.

Оно жило вокруг них. Жило по своим законам — шумело, суетилось, порождало запахи и звуки, шаркало сотнями ног и галдело сотнями голосов.

— В метро всегда найдется немало поучительного и занятного, — сказал Учитель.

— Но что же тут занятного? Обычная толпа, все торопятся. Час пик… — возразил Ученик.

— Посмотрите вон туда, мой друг. Что вы видите?

— Ну, бабка какая-то… Плющит ногой пустую банку из-под пива, чтобы сдать. Обычное дело, — пожал плечами Ученик.

— Для желающего узреть истинный смысл вещей даже эта пожилая женщина и ее занятие — прекрасный объект познания, весь состоящий из символов.

— Но какие же тут символы? Учитель, вы хотите подшутить надо мной?

— Отнюдь. Извольте, я расскажу вам то, что вижу: вот женщина. Она уже прожила жизнь, изменилась телесно и духовно. Ее одежда темных тонов поведает нам о тяжести ее бытия — и это первое из череды того, что мы можем узнать о ней.

В ее жестах и движениях заметны усталость и раздражение. Это второе.

Де юре она все еще женщина, но уже не способна выполнять главного своего предназначения — дарить жизнь. Это третье.

То, чем она занимается, красноречивее любого оратора сообщает нам о ее материальном положении. Это четвертое.

И, наконец, само ее присутствие в подземелье, коим является метро, намекает на скорый и, увы, неизбежный закат ее жизни.

— Ну, это очевидные вещи, Учитель. И так понятно, что старая бабка в коричневом пальто, собирающая пустые банки, ничего хорошего собой символизировать не может, — разочарованно фыркнул Ученик.

— Э-э, не скажите, мой друг! Давайте теперь посмотрим, что такое банка, а также — какие образы могут родиться из взаимодействия между женщиной и этим пустым сосудом.

В первую очередь, мы видим, что банка создана из металла. Металл, в отличие от дерева, всегда соотносится с мужским, агрессивным, экспансивным началом. Давя его ногой, женщина как бы побеждает мужское начало, берет над ним верх. Возможно, тут просматриваются элементы мести мужчине или мужчинам, которые встречались ей в жизни и, возможно, эту жизнь испортили.

Далее: банка имела форму, некий образ. Уничтожив эту форму, женщина создала новую, выступив интуитивным творцом, Демиургом, если угодно.

Третье: банка пуста в настоящий момент, но когда-то она была наполнена, причем наполнена спиртосодержащим веществом. Спирт по-латыни «аква вита», «влага жизни». Расплющивая банку, женщина бессознательно становится еще и уничтожителем некой жизненной силы, животворящего начала, и тут она выступает уже как олицетворение смерти.

Следующий весьма примечательный факт: некогда банка имела крышку, была запечатана. Но кто-то, скорее всего мужчина, эту крышку сорвал и выпил содержимое. Тут вам и намек на дефлорацию, и все та же тема потребления мужчиной чего-то для удовлетворения собственных эгоистических желаний, и опять — месть, но уже не мужчине, а той, что дарила ему наслаждение. Стало быть, вероятно, нашей героине приходилось сталкиваться и с адюльтером.

— Учитель, я поражен. — Ученик потупился. Помолчав, он спросил, невольно подражая своему наставнику:

— Но если даже такая простая ситуация дала вам столь богатую пищу для размышлений, то что говорить о других, гораздо более сложных и непонятных вещах, предметах, событиях? Получается — все на свете имеет массу смыслов и символов, и если научиться их видеть, то жизнь… расслоится?

— Она не просто расслоится, но и станет намного более понятной и постижимой. Впрочем, давайте-ка отложим наше философэ до другого раза, любезный Дмитрий Карлович. Мы уже опаздываем.

— Хорошо, Федор Анатольевич.

Никто не обратил особого внимания на худого белобрысого подростка и высокого костистого старика в шляпе и темном плаще. Митя Филиппов и граф Торлецкий прошли мимо топчущейся на давно расплющенной банке бабульки и затерялись в толпе пассажиров, спешащих к выходу со станции «Новогиреево»…

— Тиш-ш-ш-е! Тише вы, криволапые! — Игорь Хижняк по прозвищу Коловрат обернулся и, выпучив глаза, погрозил кулаком в темноту: — Вожатка услышит — будет нам… посвящение!

— Не боись, — с натугой отозвался Марат Валеев, больше известный как Субудай. — А чем шипеть, помог бы лучше. Че раскомандовался, а?

— Э, братья, кончайте тарахтеть! — Костя Егоров, он же Вий, с хрустом отодрал шипастую ветку боярышника от мешка с гнилушками. Мешок тащил Субудай, самый сильный из всей их компании.

Стараясь ступать как можно тише, пригибаясь к земле, трое ребят прокрались в густой тени здания столовой к изгороди. Тут, возле высокой лиственницы, они остановились, присев на свежеструганные бревна, предназначенные для ремонта забора.

— Уф-ф… — прошептал Субудай, свалив мешок в высокую темную траву, — я чуть не надорвался!

— За оградой я понесу, — деловито буркнул Коловрат и шмыгнул носом.

— Времени-то сколько? — Вий, в отличие от друзей, выперся на посвящение в шортах и теперь яростно чесал искусанные злыми таежными комарами ноги.

Коловрат оттянул рукав штормовки. Блеснули зеленым фосфорическим огнем крохотные цифирьки «командирских» часов.

— Ого! Зырьте, братья, уже половина двенадцатого! Все, пошли! Костян, сетку отогни…

Вцепившись в мешок и изогнувшись всем телом, Коловрат с пыхтением потащил его к сетчатому забору лагеря. Вий и Субудай вдвоем приподняли упругую рабицу, открывая потайной пионерский лаз. Вскоре все трое уже пробирались по таежной тропинке, что вела, петляя меж стволов вековых лиственниц и пихт, через заросли дикой малины, через крапивники и настоящие джунгли волчьего лыка, к заветной полянке. Там, возвышаясь над ковром жухлой хвои, тунгусским идолом торчал сожженный много лет назад молнией корявый кедр.

Шумела тайга. Таинственно блистали сквозь черное шевелящееся кружево ветвей холодные звезды. В траве шуршали бурундуки и мыши, где-то далеко, должно быть, на берегу Иркута, перекликались кедровки.

Тропа сделала последний поворот и вывела ребят на поляну.

— Ну, теперь только бы Ленька не подвел! — весело хлопнул в ладоши Коловрат, первым включая фонарик. — Давайте гнилушки вязать, быстрее!