Евгения Фёдорова
Жертвы времени
Голова кружилась, в ушах натужно шумела кровь. Руки за спиной были скручены так туго, что плечи сводило судорогой, а запястья давно онемели. Меня мотало из стороны в сторону, щека терлась о какие-то ремни, отвратительно пахнущие мокрой кожей. Перед закрытыми глазами по темному фону плавали, сливаясь и разрываясь, бордовые и черные пятна.
Мыслей не было. Сама мысль о необходимости думать вызывала в сознании яркие вспышки боли. Разум тихо шептал — думай, но все, чего мне на тот момент хотелось, это покоя и тишины. Тошнота накатывала волнами вместе с невыносимым жаром…
Снова зазвучали голоса, эхо заметалось, сдавливая виски, настойчиво ввинтилось в уши, заставляя складывать звуки в слова и пытаться понять их смысл.
— Нет объясни, мы приехали в мертвый город за ним, так?
— Не знаю...
— Ненавижу эти узкие улицы, они прогнил до самого основания! Отойди, падаль! Мой кошелек не для твоих рук! — глухой удар и протяжный, почти звериный вой.
— Мне то все равно, что мы тут делаем, но тратить на людей свое время… Почему, в самом деле, ты взял его, а не того оборванца, которому я влепил каблуком в глаз? У уродца, во всяком случае, хватило наглости попытаться ограбить меня и стащить на землю.
— Не знаю.
— Ну что ты заладил?!
— Ты же слышал все собственными ушами. Ты же прекрасно слышал, что сказал Северный: «Похоже, нам нужен человек для пещер».
— Если тебя интересует мое мнение, я не верю, что ему доступно очевидное будущее…
— Хочешь задать какие-то вопросы, задавай их ему.
— Да мне и не надо, я же не дурак! Будущее колеблется как рябь на воде, что там можно разглядеть наверняка?
— Ты заглядывал?
— Наверное… немного, но это отбирает столько сил, что я уже начал сомневаться в увиденном. Быть может, я неудачно прикорнул на солнышке и голову мне напекло. В любом случае, Северный преумножает свои умения.
— Не советую так говорить. Ты значительно моложе и, соответственно, не обладаешь и половиной его опыта. Если Северный глядел сквозь реку времени и заговорил об увиденном, значит это неизменно даже сквозь призму бытия.
— Ладно, ладно! Пусть будет так, но потешаясь над Северным, я поднимаю себе настроение. Слава Высшим, он не может слышать те вольности, что я себе тут позволяю, а ты же меня ему не сдашь…
— На счет меня не беспокойся, но поговаривают, старые маги чувствуют, когда их обсуждают, а некоторые готовы потратить несколько секунд своего времени, чтобы понять, кто и зачем…
— Да я и сам кое-что умею, а вот не чувствую, когда за моей спиной судачат о моей глупости.
— Может, потому и не чувствуешь, что это правда?
— Завелся, я смотрю… Нам куда?
— Вон туда, чтобы не пробиваться через толпу отребья, высыпавшего на улицу в поисках наживы…
Лошадь подо мной споткнулась, копыто звонко ударило в камень, меня мотнуло в сторону и чуть не стошнило.
— Ну и по какому критерию ты выбрал его?
— А по какому критерию выбирали тебя?
— Ну, я силен, сообразителен и полон талантов, — человек ответил без запинки и, похоже, не заметил, что его попросту подначивают.
— О, ты-то да. Может, и он талантлив, кто знает, чем все это обернется. Я — стратег, а не всесильное порождение разума. На самом деле, у меня было достаточно времени убедиться, что события мало считаются даже с моими желаниями. Ты же понимаешь, что самый главный секрет — умение не идти против того, что уже давно записано в Книге Мирового Времени.
— Это всего лишь легенда, про то, что существует книга, в которой все записано… Каждая судьба, каждое мгновение…
— А кто тебе сказал, что это легенда? Названия, которые позволяют тебе представить событие или предмет, зачастую, искажают саму суть. Я говорю «Книга Мирового Времени», но вряд ли имею в виду огромный талмуд с миллиардами страниц, испещренными письменами. Я напоминаю тебе, что все в этом мире до определенной степени предопределено, а чтобы было понятнее, говорю, что все это уже написано в некой книге, которую на самом деле никто никогда не видел, да и вряд ли увидит. Вся беда людей в словах.
Повисла многозначительная пауза, за которой я вдруг различил тяжелые удары, доносящиеся слева и грохот падающей воды справа. Нижний Город, водоочистные сооружения. Это совсем рядом с внешней стеной и, если только я все правильно понял, этой ночью я последний раз в жизни видел свой родной город.
Эта мысль привела меня в ужас и я, засопев, распрямился. Мир поплыл, я зажмурился, пытаясь остановить движение стен, тусклых вывесок и человеческих теней. Налетевший ветерок прокатился вверх по улице и на мгновение сдернул затхлую вонь стоялой воды и очищаемых химикатами помоев. От этого легкого, едва заметного прикосновения стало легче и я, снова открыв глаза, осторожно огляделся.
Меня усадили на лошадь и притянули ремнями, чтобы не свалился вниз. Сейчас лошадка — дело привычное, хотя еще десять лет назад на городских улицах чаще встречались механы, чем животные. Крупные уродливые пауки, состоящие из ног, шарниров и грузовых площадок. Теперь их все меньше, потому что запущены подземные транспортировочные конвейеры, а перемещение людей по кварталом ограничено правилами.
Я покосился на своих похитителей. Двое, всего двое, но бессмысленно звать на помощь, потому что никто не поможет. В Нижнем городе нет стражей, а ворье и бездомные, ютящиеся вдоль теплотрасс и в полузаброшенных подземельях за заводами, вряд ли полезут помогать человеку, взывающему о помощи.
Еще и эти двое, которые пугают меня сейчас больше, чем все отребье Нижнего города вместе взятое. Рыжий гигант и тот, другой, что сейчас держался слева. Темноволосый мужчина не старше тридцати пяти со спокойным выражением лица восседал на вороном массивном коне, покрытом пылью до самой холки. В тусклом свете улицы я успел разглядеть его практичную одежду — высокие сапоги, кожаные штаны и черную рубашку со свободными рукавами. Не удивительно, что я не заметил его в уличном мраке. Загорелая кожа и темная одежда позволяли прятаться в тенях, наполняющих улицы.
Почувствовав, что я на него смотрю, похититель ответил мне взглядом. Его лицо было изуродовано тонкими шрамами, тройной след вел из-под глаза на скулу за ухо и дальше на шею, от чего казалось, что человек слегка щурит правый глаз, немного насмешливо разглядывая то, на что смотрит. Шрамы были белее кожи и проступали отчетливо. Отвернувшись, я подумал, что человеку повезло дважды, потому что, кто бы на него не напал, этот зверь сначала оставил ему глаз, потом не перебил яремную вену. Поворачиваясь, я успел заметить и то, что шрам на шее не заканчивается, скорее всего он рассекал плечо, скользил по предплечью и, выходя из-под рукава, обрывался на запястье.
