Бойко Ника
ПОСЛАННИК СМЕРТИ
Я знаю, что почти все люди живущие на земле считают, что все беды происходящие в их жизни от нас, и именно Мы есть самое великое зло, и они нас боятся, боятся и ненавидят, ненавидят с самого рождения и до последнего своего вздоха. Мы самое страшное, что есть в этом мире. Мы невидимы и неотвратимы, Мы приходим, когда нас меньше всего ждешь и забираем самое ценное. Люди всячески пытаются оттянуть нашу встречу, но Мы всегда неотвратимо появляемся раньше или позже, но всегда не вовремя. Когда-то это меня пугало и обежало, но теперь я привыкла, можно сказать свыклась с положением вещей.
Меня зовут Соня, много лет я пролежала прикованной к кровати, смотря в обшарпанный потолок, и в один солнечный день просто умерла. Но сейчас я снова могу наслаждаться этим светом и дуновением ветерка. Кто-то спросит, как мне это удалось, даже может, позавидует? Но это того не стоит, я никому не пожелаю такого воскрешения. Да я жива, но какой ценой и можно это вообще назвать жизнью. Я живу, при этом принося боль и отчаяние другим, я посланник, посланник смерти, или говоря, проще я Ангел смерти, детской смерти. Это одно из самых неприятных подразделений, да и у смертей есть подразделения. Смерть стариков, воинов, даже животных, у них полный набор, а вот детская у нас всегда некомплект. Почему именно я? Честно не знаю, просто я не люблю причинять боль и стараюсь быть милосердной, насколько это возможно в моей профессии и у меня есть еще одно преимущество над остальными, не главное, но оно спасает, я глухая, глухая от рождения, поэтому не слышу причитаний и просьб. Я прихожу, беру и ухожу это и есть моя работа, теперь очень мало людей обладает дарами, а те, что имеют, не могут ими правильно распорядиться.
— Сонька, — проворчала тетрадь, — у тебя вызов, осталось несколько минут и он твой.
Я не слышала речь людей, как живых объектов, но тетрадь это другое, в ней появляются и исчезают имена моих клиентов, её речь светится ярко красным огнём, обжигая душу и находя в ней отклик, это не речь это больше, — это свет.
Я поднялась с белоснежного кресла в комнате отдыха и, спрятав тетрадь в сумку, завернулась в чёрный балахон, прихватила за резную ручку Косу, привычным движением накинула на голову капюшон. Спокойно шагнула в пустоту.
— Больница, как банально, — думала я, — всего двадцать лет на этой работе и я уже циник. А вон и свет.
Я вступила в палату, на кровати лежал мальчишка лет десяти, около него суетились медики, поминутно оттаскивая истошно орущую женщину и свариваясь с приборами. Как обыденно. Я достала тетрадь, на листе напротив имени мальчика появились песочные часы.
— Три минуты, — просчитала я по ним.
— Почему именно он? — огнём ударило где-то в глубине мозга, но я не повернулась. — Я тебя спрашиваю, — меня дёрнули за подол.
Резко обернувшись, я наткнулась взглядом на маленького мальчика, присела возле.
Светлая душа, таких мало осталось.
— Просто пришло его время, — мысленно ответила я.
— Это неправда, — разозлился мальчик.
— Это не мне и не тебе решать, время заканчивается, и я его заберу.
— Я не отдам.
Часы в тетради пискнули.
— Одна, — просчитала я и сделала шаг.
Пульс стал сбивать, так же как и дыхание.
— Откуп! — закричал мальчишка, закрывая собой лежащего.
— У тебя ничего нет, — ответила я.
Мальчишка суетливо застучал ладошками по карманам.
— Вот, — он вытащил, замусоленный леденец.
Я улыбнулась, странно, первый раз такое в моей практике кто-то ещё помнит или просто желает.
— Хорошо, я дам ещё один шанс, но это только на год, если он его не использует, я вернусь и заберу. Ты согласен?
— Нет, я буду его защищать.
— Твоё право. Тетрадь запиши — откуп. Встретимся через год в это же время. Уходим.
И развернувшись, я покинула больницу.
7 мая, ровно год прошёл с того самого дня, нужно проверить мальчишку и заодно прогуляться. Тетрадь быстро нашла объект и разноцветными линиями стала рисовать в воздухе перед моими глазами маршрут, попутно вставляя свои комментарии. Я улыбалась, и едва не пританцовывая, медленно направлялась по стрелочкам, перепрыгивая через мусорные баки и прохожих. Солнце играло в моих чёрных с седыми прядями волосах, рассыпаясь серебреными зайчиками в многочисленных косичках.
Снова больница, что на этот раз? Я подпрыгнула и, перешагнув подоконник, приземлилась на третьем этаже.
— Ты ничего не перепутала?
Тетрадь тут же пошла, жёлтыми пятнами, справедливо негодуя. Ладно, посмотрим. Я вошла в палату, худой мальчишка был обмотан множеством проводков.
— Что это значит? — зло спросила я.
— А чего ты хотела, ты так обрадовалась, что хоть кто-то помнит о договоре между людьми и Смертью, что забыла проверить физическое состояние объекта. Вот и получай, или ещё хочешь поиграть в дары?
Я зло скинула балахон и закинула Косу в стену, зло заскрипела зубами, нервно сжав кулачки так, что ногти врезались в мякоть. Боль отрезвляла и заставляла думать.
— Помогла, — тихо злилась я на себя.
— Что ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю? — тихо раздалось в глубине мозга.
Меня резко повернули. Молодой мужчина в белом халате сердито смотрел на меня поверх очков. Вздрогнув от неожиданности, и посмотрев, как он держит меня за плечо, забытым движением коснулась уха.
— Что? — не понял он.
Я снова повторила этот жест, потом, тяжело разлепив губы, произнесла.
— Не слышу.
Мужчина тут же ослабил хватку, но руки не убрал.
— Ты кого-то ищешь? — сильно артикулируя, спросил он.
— Маму, — сказала я, что первое пришло в голову.
— Читать умеешь?
Стало обидно, но я утвердительно кивнула. Мужчина тут же стал лазить по карманам, извлек из недр белого халата какой-то потертый листок, быстро написал.
— В какой палате лежит твоя мама? — прочитала я.
Блин, я не знаю номера.
— В сороковой, — мысленно подсказала тетрадь, — везде есть сороковая палата.
Я протянула руку к листку, мужчина тут же сунул ручку. В это мгновение мозг обожгло невыносимой болью. Время, единственное чему мы подчиняемся. Изменение временных параметров обходится нам очень дорого. Обхватив голову, я резко присела.
— Сонька! — рявкнула тетрадь, впервые наплевав на конспирацию, — забирай объект и уходим, время, время тебе говорят.
Я тяжело поднялась, отстранившись от обалдевшего мужчины, не каждый день видишь парящую и вопящую над потолком тонкую тетрадку в клеточку, боль нарастала, неуверенно пошла по направлению к лежащему ребенку, и тут снова неприятности, мальчишка, влетев с воплями, повис на моих ногах.
