— Доннола Тополино никуда не делась и ждет тебя, — произнес Вульфгар, догадавшись о причине уныния хафлинга. — А месяц чез наступит уже скоро.
Реджис усмехнулся и кивком поблагодарил друга за поддержку.
Он взглянул за спину Вульфгара, на юг, и увидел несколько факелов — огоньки двигались в сторону башни. Хмыкнув, он указал на огоньки, и варвар обернулся.
— Капитан Маллаби возвращается в твою постель, — заметил Реджис.
— Ты говоришь так, словно мы делаем что–то дурное.
— Сколько их было? — спросил Реджис. — В этой второй жизни, которую тебе дали, сколько женщин побывало в постели Вульфгара?
Варвар пожал плечами с таким видом, как будто это не имело значения, и Реджис понял — для него это действительно было неважно. Он вернулся в этот мир совершенно другим человеком, вел себя так, словно во время предыдущего существования выплатил все свои долги и достойно выполнил все свои обязательства, а вторая жизнь была дана ему исключительно для развлечений.
— Разбиваешь женщинам сердца, — упрекнул его хафлинг.
— Ничего подобного. Я никому не лгу. Каждая из них знает, что не найдет меня рядом на рассвете.
— Ты ничего не обещаешь?
— Я говорю правду. Выбор за женщиной.
— Но почему? — искренне удивился Реджис, и Вульфгар, услышав голос друга, пристально взглянул ему в лицо. — Разве ты не хочешь найти любовь?
— Я нахожу ее каждый день.
— Я говорю не о физической любви!
— Я тебя понял. В этой жизни я ищу удовольствий и пользуюсь любой возможностью развлечься. У меня нет желания обзавестись кровом, домом, семьей в том смысле, как это обычно понимают. Мне предстоит еще столько увидеть и столько познать — слишком много!
Реджис долгое время пристально смотрел на друга, усмехаясь и качая головой.
— Что ж, Вульфгар, — сказал он, — наверное, ты сожалеешь лишь о том, что отверг романтические поползновения драконов.
— Мы с этими милыми леди еще увидимся, — подмигнул варвар. Затем он ушел и спустился на первый этаж приветствовать капитана Маллаби и кутил, которые ходили вместе с ней в город в эту холодную и суровую ночь.
Реджис, оставшийся на парапете, невидящим взглядом уставился в пространство; он думал о Донноле, представлял себя в ее пылких объятиях, вспоминал прикосновения ее нежных губ. Вульфгар ошибался, до наступления месяца чез оставалось еще много, много дней. Слишком много!
Он подышал на руки и, вспомнив о своих обязанностях дозорного, снова начал обходить башню. Шел пятнадцатый день месяца нигталь, последнего месяца Года Свитков Незересских гор. В этот самый миг Громф Бэнр произносил заклинание невиданной силы, которое должно было вызвать Демогоргона в Академию и разрушить магический барьер Фаэрцресса, тем самым позволив полчищам демонов и их лордам проникнуть на Фаэрун и наводнить Подземье.
Глава 2
Земли Бладстоуна
Они сочли кривоногого дворфа слишком старым, чтобы продолжать нести службу в патруле, — его борода из желтой стала совсем седой. Поэтому его назначили стражником при дворе короля Дамары. Ему уже приходилось прежде служить королям, и он привык к утомительным и скучным обязанностям телохранителя. Однако то были дворфские короли. А сейчас дело обстояло совсем иначе: за всю свою жизнь Айвен Валуноплечий не видел и не слышал такого количества бессмыслицы и глупостей, какое творилось здесь, при дворе короля Ярина Ледяная Мантия.
Айвену никогда особенно не нравился король Ярин. Более того, глядя на этого плешивого человечка с крысиным лицом, вечно чем–то недовольного и чем–то напуганного, старый дворф всякий раз поражался тому, что такое злобное и ничем не примечательное существо могло стать королем.
Но, поскольку дело происходило в Хелгабале, городе торговцев, для аристократов богатство перевешивало любые недостатки. Ярин Ледяная Мантия был богатейшим человеком в Дамаре, когда взошел на трон, освободившийся около двадцати лет назад после подозрительной кончины короля Мертила Драконобора. Безвременная смерть Мертила оборвала род Драконоборов, королей–паладинов, которые правили Дамарой почти сто лет и привели ее к миру и процветанию. Наверное, часто думал Айвен, это процветание пришлось не по вкусу кое-кому из граждан.
Ярин Ледяная Мантия, самый богатый человек в стране, располагавший широкой шпионской сетью и целой частной армией, занял вакантное место, образовавшееся после смерти Мертила, не имевшего ни жены, ни детей. Деньги одержали верх, и Ярин Ледяная Мантия взошел на престол.
При этом не обошлось без некрасивых поступков, размышлял Айвен. Хотя дворф появился в этой стране уже после воцарения Ярина, до него, разумеется, доходили кое–какие слухи.
В Хелгабале давно поговаривали, что это Ярин приказал убить Мертила; шли годы, но люди не переставали болтать. Айвен не слишком верил подобным сплетням, хотя, с другой стороны, считал, что без заговора вряд ли обошлось. Вообще–то его мало интересовало прошлое этой страны. Да, он и его брат теперь называли Хелгабал своим домом, но лишь потому, что, когда они появились здесь после долгих лет странствий, Дамара показалась им не хуже любого другого королевства.
Однако Айвен начал склоняться к иному мнению в течение последних нескольких декад, по мере того как медленно тянулись часы при дворе, занятом невообразимыми глупостями.
Король Ярин и его королева вершили открытый суд: любой подданный, желавший, чтобы король выслушал его жалобу или рассудил спор, мог получить аудиенцию у августейших супругов, если позволяло время. Как обычно, сегодня еще до рассвета на ступенях дворца собралась огромная толпа народа, и отчаявшиеся крестьяне в надежде на справедливость короля буквально давили друг друга.
Их истории были слишком хорошо знакомы Айвену, потому что они не отличались разнообразием, по крайней мере, по части мотива.
Король Ярин даже не потрудился изобразить интерес, когда один бедный фермер, указав крючковатым пальцем на соседа, обвинил этого человека в краже кур. Второй, разумеется, считал свои действия правомерными и оправдывался тем, что птицы были «ничейными», потому что хозяин не сумел удержать скотину на своем дворе.
«Разделите яйца поровну!» — беззвучно прошептал Айвен в тот самый момент, когда король Ярин торжественно произнес эти три слова. Старый дворф уже не помнил, сколько раз ему приходилось выслушивать одно и то же решение. Разумеется, когда Ярин выносил свой глубокомысленный вердикт, присутствующие аристократы неизменно аплодировали и ахали от восторга, пораженные безграничной мудростью короля, дарованной небесами. И так продолжалось без конца долгие–долгие часы.
Айвен, однако, скосил взгляд, когда к трону приблизились мужчина и женщина, державшиеся за руки и толкавшие перед собой молодую девушку. Они объяснили, что это их дочь и что она носит ребенка от негодяя, который обещал жениться на ней, а теперь отказывается. Обвиняемый, мужчина намного старше девушки, бурно отрицал свою вину, осыпая несчастную и ее родителей непристойными оскорблениями. Многим зрителям эта сцена показалась занятной.
Но Айвен смотрел все это время на короля Ярина и на сидевшую рядом с ним женщину, которая тоже была на много лет моложе мужа. Жители Хелгабала в разговорах всегда называли королеву Консеттину прекрасной, хорошенькой, изящной или другими льстивыми словами, но она не соответствовала предпочтениям Айвена. Часто применительно к ней употреблялось выражение «гибкая, словно ива», но Айвен больше тяготел не к ивам, а к дубам. «Толстая, как ствол дуба», — так можно было бы описать дворфских женщин, привлекавших его внимание!
Однако слово «ива» казалось подходящим эпитетом для королевы Консеттины, отметил дворф. Очень стройная, тоненькая, она выглядела намного моложе своего возраста — шептались, что ей двадцать пять лет. Ее запястья, шея и пальцы были тонкими, длинными, и поэтому ходили слухи, что в жилах этой женщины течет эльфийская кровь. Айвен знал, что королева отрицает подобные слухи; и все же черты ее лица, фигура и светлые волосы, доходившие до талии, казались позаимствованными у феи.
