Возможно, среди ее предков затесалась лесная фея, весело размышлял дворф, затем закашлялся, чтобы скрыть неуместный смешок. Он прижал к себе алебарду, выпрямился и попытался отогнать мысли о королеве Консеттине, парящей над деревьями на стрекозиных крыльях без всякой одежды.
Айвен довел до совершенства искусство спать стоя, и это умение часто помогало ему выдерживать бесконечные скучные заседания. Он ни за что не согласился бы стать королем и сомневался в том, что граждане обрадовались бы такому правителю. На него наводили тоску их бессмысленные жалобы, и, очутись он на троне, у него наверняка возникло бы искушение казнить их всех просто ради того, чтобы они заткнулись!
Мысль о казни вызвала у дворфа воспоминание о зловещей машине, которую король Ярин приказал установить в саду позади дворца и которой этот жестокий человек пользовался без зазрения совести. Она состояла из двух железных столбов с поперечиной наверху и толстого деревянного основания, в котором было вырезано углубление для шеи. Айвен слышал, что это устройство называли «гильотиной». Старый воин придерживался мнения, что такая штука более уместна в пещере орочьего короля, нежели во дворце правителя цивилизованной расы. Он просто не мог себе представить, чтобы король дворфов — например, его старый боевой товарищ Бренор — когда–либо воспользовался подобной машиной.
Айвен Валуноплечий считал, что, если ты не можешь смотреть человеку или дворфу прямо в глаза, отнимая у него жизнь, значит, ты сам себе не в состоянии признаться, что жертва заслуживает смерти.
Король Ярин довольно часто и охотно применял эту кошмарную гильотину, перешептывались подданные, и Айвен в это верил.
Айвен совершенно ясно дал понять капитану Андрусу, что не желает даже показываться в проклятом саду. Он зашел настолько далеко, что намекнул командующему гарнизоном на то, что не допустит, чтобы невинного человека зарубили у него на глазах. Андрус не стал заводить речь о государственной измене, потому что уважал старого воина: Айвен Валуноплечий не раз показал себя одним из лучших солдат Хелгабала. Когда в гарнизоне появлялся новобранец, его или ее направляли прямо к Айвену для обучения.
Без сомнения, капитан Андрус считал, что оказал Айвену услугу, определив его на легкую службу. Возможно, следует от нее отказаться, подумал старый дворф.
Мысль о том, чтобы покинуть королевский двор, унесла его на воображаемое поле боя, где отряды дворфов сшибались с толпой мерзких орков, а в небе пронзительно визжали и скрежетали разъяренные драконы…
Звук дворфских голосов оторвал старого воина от мечтаний; вернувшись к реальности, он увидел кучку неимоверно грязных низкорослых существ с клочковатыми бородами, стоявших перед королем и королевой. Все они выглядели так, словно только что выкарабкались из норы в земле, причем нора эта была отнюдь не уютной пещерой дворфов. Айвен даже засомневался, а дворфы ли это на самом деле. Пара созданий очень походила на гномов или на какую–то странную помесь тех и других. Однако у всех были бороды — лохматые, нечесаные, но вполне настоящие.
— Бежуба! — повторял один из странных «дворфов», горбатый и скрюченный.
— Беззубый? — растерянно переспросил король Ярин.
— Бежуба! — прошепелявил гость, не полностью лишившийся зубов, но весьма близкий к этому: из десен торчали немногочисленные острые пеньки, гнилые, потрескавшиеся, всевозможных цветов — но только не белого.
— Понятно, Беззубый, — повторил король.
— Бежуба! Бежуба Яжыкаштый! — пробормотал горбатый дворф, и Айвен заметил, что кончик языка у старика действительно свешивается изо рта в дыру между зубами, делая его похожим на старого, тяжело дышащего пса. Остальные дворфы тоже имели нищенский вид, да и зубами никто не мог похвастаться, и Айвен озадаченно нахмурился.
— Значит, Безуба, — согласился король Ярин. Он бросил взгляд в сторону, на капитана Дрейлила Андруса; воин пожал плечами и скорчил гримасу, судя по всему, стараясь подавить смех. — И из какой части Хелгабала ты пришел, мастер Языкастый?
— Я не иж Хелиога… э-э… Хелгабала, — ответил дворф, вовремя удержавшись, чтобы не назвать столицу Дамары прежним именем, запрещенным указом Ярина. Однако Безуба ухмыльнулся, увидев, как недовольно нахмурился король.
— Тогда из какой области Дамары? — нетерпеливо воскликнул Ярин.
— На шамом деле, мы не иж Дамары, — прошепелявил Безуба. — До шеводняшнего дня, по крайней мере, когда мой клан прорыл дыру прямо под Галеншкими горами и шделал нашему дому новую дверь. Дверь в Дамаре.
— Вы прорыли туннель под горами? Из Ваасы?
— Ага, но мы рыли глубже Ваасы, а ведь там, в туннелях, не ражберешь, где граница, а? Может быть, мы фще время были твоими подданными и шами этого не жнали!
— Фще… Что? — повторил недоумевающий король Ярин. Он осмотрелся по сторонам, и его взгляд наконец уперся в Айвена, единственного присутствующего в зале дворфа–стражника. — О чем он говорит?
Шепелявость «Безубы» делала его речь крайне трудной для понимания, но все равно Айвен никогда прежде не слышал такого наречия.
— Ваш клан… Языкастый? — обратился Айвен к дворфу.
— Крупнее! — объявил Безуба.
— Крупнее, чем Языкастые? — не понял Айвен.
— Прошто Крупнее! — объяснил Безуба, и все сопровождавшие его дворфы заорали: «Крупнее!» — и замахали кулаками.
— Клан Крупнее?
Чумазый дворф оскалил десны, изобразив улыбку, и кивнул.
Айвен фыркнул и сосредоточенно нахмурился.
— Этот клан по имени Крупнее, — объяснил он королю Ярину. — Они всю жизнь жили в пещерах — как и мой род. Видимо, в большой пещере, если они прокопали ход через все Галенские горы, и, мне кажется, это заняло у них много лет. А теперь они вышли на поверхность и очутились в Дамаре.
— В стране, о которой они ничего не знают? — удивился король Ярин, переводя взгляд с Айвена на Безубу и обратно.
— Ну, ему же знакомо старое название Хелгабала, — напомнил королю Айвен. — Так что кое–что об этих местах они знали, прежде чем вылезли наружу.
— Ага, мы жнаем это мешто, или которое было, и хотим ужнать шнова, — подтвердил Безуба.
Король Ярин устремил на него суровый взгляд.
— То есть ешли ты наш примешь, — продолжал Безуба, кивая, отчего язык, свисавший изо рта, нелепо болтался. — И не волнуйщя, король, мы швое мешто жнаем. Шделай милошть, добрый гошподин.
— А если я не сделаю милошть… то есть милость?
Безуба снова одарил короля кошмарной улыбкой и оглянулся на своих ребят; два дворфа вышли вперед, неся небольшой сундучок. Они поставили его на пол перед Безубой, несколько раз склонились перед королем и поспешили убраться.
— Мы пришли не как прощители, король, — объяснил Безуба. — Но как добрые подданные. — Он низко поклонился, открыл замок, откинул крышку сундучка и выпрямился.
В сундуке сверкало золото и драгоценные камни; королева Консеттина ахнула и поднесла руку ко рту. Тем придворным, которые не могли со своего места заглянуть в сундук, нужно было лишь посмотреть в глаза королевы, чтобы увидеть в них блеск сокровищ.
— Мы швое мешто жнаем, добрый гошподин король, — повторил Безуба. — И мы надеемщя, что ты дашь нам мешто в твоем королештве Дамара.
Король Ярин попытался сохранить спокойствие, но Айвен видел, что вонючие маленькие существа из «клана Крупнее» уже купили его. Ярин сделал знак двум стражникам забрать сундук и унести его.
— Я думаю, там, где вы это взяли, есть еще? — уточнил король.
— Конечно. Хороший рудник.
— Тогда я с нетерпением жду вашего следующего визита, мои добрые подданные из клана… Крупнее?
— Ага, крупнее, чем ты думаешь! — хохотнул Безуба. Он поклонился и попятился к дверям. Когда он добрался до своих товарищей, те тоже начали кланяться и пятиться и так пятились до тех пор, пока не выбрались из дворца.
Король Ярин посмотрел на Айвена, словно в поисках объяснений, но желтобородый дворф лишь пожал плечами и покачал головой.
* * *
