его выпада, но за моей спиной грохнул выстрел, и стражник отлетел внутрь дома. Обернувшись, я увидел Мичи: метко разрядив свой пистоль в офицера, она подхватила с земли мушкет оглушенного мной стражника и наставила его на второго солдата, который в страхе пятился от нее, подняв руки. Обрадованный такой своевременной помощью, я влетел в дом — раненный офицер лежал на полу и кашлял, прижимая правую ладонь к груди. Отбросив носком сапога выпавшую из его руки саблю в сторону, я склонился над раненным, и тут стражник завопил дурным голосом.
— Тыыыыы?! — Он смотрел на меня, как смотрят на привидение. — Но ты…кх-кх… аааааааа!
— Чего я? — Я приставил пистоль к его голове. — А ну говори!
— Я сам видел… как тебя убили… на пристани!
— А, вот ты о чем? Значит, вы не меня искали?
— Мы рабов… ловим.
— Охота окончена. Рабов тут нет, все свободны. Жить хочешь? — Я осмотрел стражника: крови на нем не было, похоже, пуля Мичи не пробила кирасу, и бравый офицер отделался только сильным ушибом ребер и не менее сильным испугом.
— Кх-кх… хочу!
— Тогда веди себя хорошо. Вставай.
Офицер с трудом поднялся на колени: ухватив его за шиворот, я рывком помог ему встать на ноги и потащил к двери. Мичи во дворе держала под прицелом обоих стражников. Я пинком присоединил к ним их командира.
— Если что, сразу стреляй, — сказал я и вернулся в дом. Сначала разыскал фонарь и, запалив его, начал искать веревки или ремни, чтобы связать наших пленников. Нужно было спешить; если поблизости есть еще стражники, они наверняка слышали выстрелы и придут сюда. Попутно в большом ларе в углу отыскал немного провизии — мешок с овсяной крупой, полдесятка клубней, похожих на картофель, два мешочка с сушеными фруктами, еще один маленький мешочек с солью и кусок вяленого мяса. В другом ларе я разжился одеждой: парой кожаных сапог для Мичи, штанами и курткой для нее же и вдобавок теплым шерстяным плащом. Еще очень кстати нашелся большой кожаный мешок с лямками для ношения на спине. У камина лежали свернутые звериные шкуры: я распустил веревки и забрал их с собой. Еще я прихватил с полки флягу и большой нож в ножнах из твердой кожи. Вернувшись во двор, я для пущей острастки вручил Мичи еще и мой пистоль — теперь она могла в секунду уложить всех троих красавцев, стреляя с двух рук, — и быстро обыскал и связал наших пленников, после чего мы отвели их в дом и заставили сесть на пол.
— Сидим на попе ровно и красиво, — напутствовал я их, — и разрешите откланяться.
Стражники сидели тихо, не издавая ни звука, и даже не поднимали на нас взглядов. Я усмехнулся: к выветривающемуся уже запаху порохового дыма в домике все отчетливее примешивался аромат свежего дерьма. У кого-то из этих храбрецов оказался слабый кишечник.
Покидав в мешок все ценное, что нашлось в домике, мы с Мичи покинули домик, в котором едва не нарвались на большие неприятности. Нам повезло вдвойне: во-первых, засада оказалась немногочисленной, а во-вторых, я нашел у командира стражников охранный лист, который в моей ситуации был просто подарком Божьим. Уже светало, когда мы, преодолев, наверное, километра четыре, вышли к чистому лесному ручью. Здесь я решился сделать привал.
— Долго рассиживаться не будем, — сказал я девушке, — этих уродов будут искать, найдут и очень скоро за нами пошлют погоню. Отдохнем, перекусим всухомятку и потопаем дальше.
— Надо было убить их, — сказала Мичи.
— Зачем же так кровожадно? Ты и так напугала их до обосранных штанов. С них хватит. И…ты бы пока переоделась, а то холодно.
— Мне не холодно.
— Ты так и собираешься разгуливать в этих лохмотьях?
Она ничего не сказала, только надула губы и полезла в мешок. А дальше удивила меня по полной. Взяв одежду, пошла к ручью, скинула с себя свое тряпье и начала мыться, используя вместо мыла мокрый песок. Я даже не нашелся, что сказать — просто сидел на траве и смотрел на нее. Мелькнула мысль: если девчонка так бесцеремонно растелешилась у меня на глазах, мужчину она во мне не видит. А может все наоборот — решила лишний раз напомнить мне, что она женщина. Впрочем, я уж особо ее не разглядывал: на своем веку, как говорил персонаж одного фильма, я «такого добра багато бачив». Девчонка, как девчонка, ничего экстраординарного: ножки стройные, но чуть коротковаты, грудь плосковата, да еще тощая, как загулявшая по весне кошка — ключицы торчат и можно все ребра посчитать. Так что, кашлянув в кулак, я сделал вид, что меня гораздо больше интересует трухлявый березовый пень слева от меня. Помывшись, Мичи накинула на себя рубаху, надела штаны и сапоги и молча села на корточки рядом со мной.
— Чего замолчал? — спросила она.
— Пытаюсь подобрать нужные слова. Это была демонстрация, или как?
— Мне не было дела, смотришь ты на меня, или нет.
— Интересный подход. Но мне нравится такое отношение к проблеме полов.
— Лучше скажи, что нам делать дальше?
— Найти безопасное место и начать новую жизнь, — я достал грамоту, которую забрал у командира стражников. — Смотри, что у меня есть. Драгоценная бумажка. Читать умеешь?
— Нет, — сказала Мичи и внезапно опустила взгляд, а ее отмытые от грязи щечки порозовели. Странная девушка: стесняется своей неграмотности и при этом спокойно моется голой перед незнакомым мужчиной! — Моему народу неведомо искусство говорящих знаков.
— Ясненько. Так вот, радость моя, тут написано: «Податель сего листа действует в интересах государства. Препятствий оному лицу не чинить и всяческое содействие оказывать». И подпись: «Начальник стражи порта Румастарда, капитан-префект Сол Ясин». С этой бумагой мы можем спокойно путешествовать дальше. — Тут я сделал паузу. — А этот чертов стражник узнал меня. Вот это хуже.
— Не смей называть меня «моя радость»!
— Ладно. Буду называть тебя «Мое горе».
— Ты ведь убийца, да?
— Что?
— Ты убийца. Я слышала ваш разговор с двайром. Ты из Теней?
— Честно говоря, я не помню. Вчера я получил пулю в башку, и у меня отшибло память. А что ты знаешь про Тени?
— Я слышала о них. Про них многие знают. И боятся. Ночные Тени — убийцы, которые убивают за деньги.
— Даже если я убийца, мне никто за тебя не заплатил, — я свернул грамоту в трубочку и убрал за пазуху. — Впрочем, я тебе не навязываюсь. Ты свободна и можешь идти куда хочешь. Хотя, по чести сказать, вдвоем путешествовать веселее.
— Ты решил так, понаблюдав за мной, пока я мылась? —
