— Ну что же, — Дугал ухмыльнулся, его приграничный говорок снова почти перестал чувствоваться, возобладали придворные интонации. — Я что-то не слышал, чтобы ты был военным хирургом.
— Я о тебе тоже, — отозвался Келсон. — Полагаю, мы оба кое-чему научились за минувшие несколько лет. Что мне делать?
Дугал попытался мрачно рассмеяться.
— Если так, держи его руку — и покрепче. Вот так, — сказал он, перемещая руку и ставя на нужные места ладони Келсона, между тем как раненый не переставал на них пялиться.
— К несчастью, — продолжал Дугал, — полевая хирургия — одно из тех дел, которому у меня хватило времени поучиться настолько, насколько мне хотелось бы — больше из сострадания к нашему другу Берти. Лишь из-за того, что я снискал добрую славу, леча лошадей, он убежден, что я могу поправить его, верно, Берти? — добавил он, опять переходя на горское наречие.
— Э, ну ты смотри, кого сравниваешь с лошадью, юный Мак-Ардри, — добродушно буркнул Берти, хотя и шипел сквозь зубы от боли, а затем попытался повернуться набок, как только Дугал коснулся раны.
Ловко двигаясь, Дугал помог Келсону удержать в покое руку и снова попытался заняться швом, то и дело с легкостью перескакивая с придворного наречия на приграничное и обратно, хотя лицо его было не менее напряженным, чем у Берти.
— Берти Мак-Ардри, ты напоминаешь лошадь если не мускулами, то запахом, — провозгласил он, — но если не хочешь гулять с пустым рукавом, лежи спокойно. Келсон, постарайся, чтобы он не двигал рукой, иначе все без толку. Я не смогу ему помочь, если он станет дергаться.
Келсон старался, как мог, с радостью вспоминая старую дружбу, которая так долго связывала его с Дугалом в детстве, и которая была нужна и теперь, когда оба выросли. Но, в то время как Дугал продолжал свою работу, а Берти хватал ртом воздух и напрягался, король бросил вдруг взгляд через плечо, в один миг принял решение, положил тыльную сторону одной из запачканных кровью ладоней на лоб раненого и обратился к своему деринийскому дару.
— Спи, Берти, — прошептал он, скользнув запястьем по глазам пострадавшего и почувствовав, как размякает напряженное тело. — Усни и все забудь. Когда проснешься, боли не будет.
Рука Дугала дрогнула и замерла на середине стежка, когда он ощутил произошедшую с раненым перемену, но когда он взглянул наискось в сторону Келсона, в его глазах было одно удивление, но не страх, которого король уже привык ожидать за последние несколько лет. Несколько секунд спустя, Дугал вернулся к своему делу и теперь работал быстрее, а на губах его блуждала робкая улыбка.
— Вы действительно кое-чего поднабрались за четыре года, не так ли, государь? — спросил он чуть слышно, закончив последний из внутренних швов и перерезав кишечную нить у самого узла.
— Ты не обзывал меня государем или кем там еще, когда мы были детьми, Дугал, и я хочу, чтобы все оставалось, как прежде, хотя бы наедине, — пробормотал Келсон. — И я тоже должен сказать, что ты кое-чего поднабрался.
Дугал пожал плечами и принялся вдевать в иглу новую нить: ярко-зеленого шелка.
— Вероятно, ты помнишь, как я всегда возился с животными. Ну, после того, как умер Майкл, и мне пришлось оставить двор, одним из дел, которое меня заставили изучать, была хирургия. Она входит в образование лорда, как мне сказали. Чтобы он мог штопать своих животных и людей.
Частично зашитая рана снова закровоточила, Берти застонал и заворочался, и Дугал замер, тогда Келсону опять пришлось потянуться к нему мыслью. Затем Дугал припудрил кровящуюся плоть синевато-серым порошком и велел Келсону сжать вместе края раны. Осторожно и тщательно он начал сшивать их изящными зелеными шелковыми стежочками.
— А правда, что герцог Аларик сам себя исцелил на твоей коронации? — спросил Дугал миг спустя, не отвлекаясь от работы.
Келсон поднял бровь.
— Это из тех россказней, которые до вас дошли?
— Ну, да. И много прочего.
— Это правда, — подтвердил Келсон не без некоторой неловкости. — Ему помог отец Дункан. Я не видел, как это случилось. Но видел итог. И видел, как позднее он исцелил Дункана — от раны, которая погубила бы любого другого.
— Действительно — видел? — спросил Дугал и, перестав на миг шить, воззрился на Келсона.
Келсон слегка задрожал и вынужден был отвести взгляд от крови на своих руках, чтобы освежить память.
— Они пошли на это, — прошептал он. Нам понадобилось убеждать Варина де Грея, что Дерини — это не всегда зло. Варин утверждал, что его собственная целительная сила — от Бога, и Дункан решил показать ему, что Дерини тоже умеют целить. Он позволил Барину ранить себя в плечо, но рана оказалась слишком скверной. Мне и думать жутко, чем это обернулось бы, если бы ничего не вышло.
— Что ты имеешь в виду под «если бы ничего не вышло»? — тихо спросил Дугал, почти забыв об игле в пальцах. — Мне показалось, ты говорил, что они с Морганом умеют исцелять.
— Умеют, — ответил Келсон. — Только они по-настоящему не знают, как они это делают, и дар этот не всегда надежен. Может, из-за того, что они лишь полу-Дерини. После исследований отца Дункана мы предположили, что некоторые Дерини способны были на такое постоянно во время Междуцарствия, но, очевидно, с тех пор их искусство утрачено. Но лишь у немногих Дерини был дар исцеления, даже тогда.
— Но и этот Варин что-то может.
— Да.
— А он не Дерини?
Келсон покачал головой.
— Нет, насколько мы способны утверждать. Он по-прежнему настаивает, что его дар исходит от Бога, возможно, это правда. Возможно, он истинный чудотворец. Кто мы такие, чтобы судить?
Дугал фыркнул и вернулся к работе.
— Это звучит еще более загадочно, чем то, что кто-то — Дерини. Творить чудеса! Что до меня, думаю, я был бы доволен, если бы у меня получался твой фокус.
— Мой фокус?
— Да, так вот, без боли усыпить пациента, прежде чем приступать к делу. С точки зрения полевого хирурга, это благословение. И неважно, откуда исходит такая способность, хотя, подозреваю, служители церкви это оспорили бы. Не стоит сомневаться в мужестве нашего друга Берти, но если бы ты этого не сделал — что бы это ни было, — он не смог бы продержаться спокойно, пока я не закончу. Полагаю, то было что-то из твоей… деринийской магии?
Почти как в трансе Келсон следил, как движутся туда-сюда окровавленные руки, зашивающие рану, — Дугал и сам проявлял почти что магический дар, и Келсону пришлось слегка встряхнуть головой, чтобы разрушить чары.
— Думаю, и у тебя есть какая-то своя магия, — пробормотал он, глядя на Дугала в восхищении. — И, слава Богу, не кажется, будто тебя страшит моя. Ты и понятия не имеешь, какое облегчение — быть способным использовать свой дар на что-нибудь вроде этого — то есть, для того, для чего он изначально и был предназначен, как я уверен… И тебе не стоит ничего бояться.