Ознакомительная версия.
Создатель всего этого плана едва устоял, принимая на себя внезапную вспышку нестерпимой режущей боли. Да, если такое ощущают вампиры, когда их касается серебро, изначально зачарованный против них металл, — им не позавидуешь.
Но сейчас другой заслонил упыря своей силой, и оставленная магическим оружием рана оказалась самой обычной, даже серой крови вытекло совсем немного — плащ мгновенно прилип к телу, останавливая ее истечение.
Вампир отшвырнул от себя старого чародея, однако тот успел ударить вторично. Упырь вновь не сумел защититься — оно и понятно, заклятие изменило его облик, но не смогло даровать истинного умения высших, настоящих вампиров.
Сознание прояснялось, боль отступала. Все-таки он не был вампиром, хотя сейчас ему приходилось играть его роль. План явно начинал трещать по швам, следовало торопиться.
Он возник перед насмерть испуганной девушкой, точно демон из преисподней. Вокруг него вилось и плясало пламя, рука заносила над головой кривую саблю, выкованную из сгустков черного огня, глаза метали молнии. Это была сама смерть, это было нечто хуже смерти, страшнее даже упыря-кровососа, страшнее всего, что она только могла себе представить, — а ведь ничто не страшит сильнее непредставимого. Страх силен и могущественен, пока это скрип половиц за нашей спиной, отблеск лунного луча в запыленном зеркале, движение тени, схваченное уголком нашего глаза; если же ты нашел в себе силы повернуться к ужасу лицом — он потеряет половину своей мощи.
Девушка не смогла. Она даже не закрыла лицо руками. Глаза ее, широко раскрытые, не мигая, смотрели на волшебника. И он чувствовал, как то, что не смогли заметить и разбудить все здешние чародеи, то, что могло бы стать ее гордостью и призванием, — медленно ожило и стало пробуждаться к жизни.
Именно на это он и рассчитывал.
Теперь у него оставалось совсем мало времени. Когда эта несчастная осознает свою силу, она разнесет вдребезги полгорода — и хорошо еще, если только половину.
Клинок в его руке взлетел и рухнул, разрубая пышные юбки. Он опрокинул девушку на спину, резко и грубо растолкнул в стороны судорожно сжавшиеся в последний миг колени. И — вошел в нее.
Рядом катались сцепившиеся насмерть упырь и отец девушки, старый волшебник явно начинал брать верх, но это уже было неважно.
Он вжал себя в нее, вжал до предела, впечатывая не только свою плоть, но и свою память, свою душу, свое могущество. Он заскрежетал зубами от боли, когда ее потайное естество, окончательно сбрасывая оковы, рванулось ему наперерез — это было словно стремительное чирканье бритвы, оставляющее за собой полосу кровоточащего разреза.
И все-таки он успел.
— У тебя будет сын, — прохрипел он прямо в ее лицо, уже искаженное от подступающего безумия. — У тебя будет сын, мой сын. И тогда…
Впрочем, что будет тогда, эта несчастная, конечно же, не узнает.
Она уже билась в корчах, теряя сознание не от причиненной им боли или страха — от того, что в ней сейчас пробуждалась ее собственная сила, не замеченная никем в этом городишке или же никому не поддавшаяся.
Дело было сделано. Теперь оставалось только уйти.
Удар — самый вульгарный удар тяжелым кастетом, — и отец несчастной рухнул подле нее бездыханным. С ним ничего не случится, он оправится — но нельзя же было позволить, чтобы он убил этого вампиреныша, будь он неладен!
— Уходим! — бросил колдун упырю. — Уходим быстро!
— А-а вы возьмете меня с собой, мастер? — жалобно пролепетал упырек. — А то я, то есть я хотел…
— Заткнись и держи меня за руку. Конечно, я возьму тебя с собой. Куда ж я теперь тебя дену, такого убогого…
* * *
Минуло девять месяцев.
Волшебник и его слуга-вампир стояли под странным небом темно-зеленого цвета, по которому стремительно, точно детские мячики, катились сразу два солнца — как будто играя в диковинные догонялки. За спиной вздыбливались черные как смоль горы — над тупорылыми вершинами курился дым, плотный и едкий, выпадавшая на землю черная пыль забивала горло, так что едва можно было дышать.
И хозяин, и слуга выглядели не лучшим образом. Одежда истрепалась и по большей части обратилась в самые что ни на есть отвратные лохмотья, перепачканные невесть чем, от которых с презрением бы отвернулся даже самый последний побирушка Княж-города. Оба держали в руках оружие: вампир длинную тонкую саблю явно эльфийской работы; рукоять, чтобы не жгла его мертвую плоть, он обернул полосами сыромятной кожи. Волшебник закинул на плечо нечто вроде короткой алебарды, усеянной жуткого вида остриями, лезвиями и крюками. Лезвия были иззубрены, крюки и наконечники покрыты странного вида бурыми пятнами с тонкими темно-зелеными разводами.
— Мы должны были вернуться сегодня, мастер, — позволил себе осторожно заметить вампир.
— Сам знаю, — буркнул волшебник.
— Им удастся ускользнуть.
— И зачем, хотел бы я знать, ты мне это говоришь? — Чародей по-прежнему смотрел вдаль, на усеянную дымящимися гейзерами равнину, на которой медленно двигалось нечто живое — громадное, уродливое и очень, очень, очень опасное.
— Ни за чем, мастер, ни за чем, просто так, прошу простить великодушно, — тут же зачастил вампир. — Просто вы говорили…
— Ну да, говорил, — нехотя бросил волшебник. — Да, они ускользнут. Вместе с ребенком. Вместе с моим сыном. И мне потом придется их искать долго, очень долго. Хотелось бы успеть, прежде чем…
Но тут существо на равнине наконец решило, что пора положить конец тягостной неопределенности, и под двумя солнцами воцарился форменный ад.
Не так-то легко победить Зверя, созданного при помощи твоей собственной крови. Даже имея за спиной тех могущественных союзников, которых удалось заполучить некроманту.
Союзников заполучить удалось, но цена оказалась поистине невероятной.
* * *
Прошло сколько-то лет Эвиала.
Пятиречье — места тихие и красивые. Глухомань, конечно, до Княж-города полные три недели конного ходу, но зато — благолепие. В трех днях пути на закат высятся неприступные зеленые стены Зачарованного леса, на юге о нем говорят со страхом, но сюда эльфы никогда не заглядывали — может быть, потому, что жившему тут народу хватало своих чащоб, что тянулись на восток, покуда было сил идти, и никто еще так и не смог дойти до края.
С заката на восход через эти края тянулась большая дорога, когда-то именно по ней шли в обе стороны торговые караваны; ныне же, после того как прадед нынешнего князя при помощи магов Волшебного Двора очистил от разбойной нечисти южные, куда более короткие пути, купцов стало гораздо меньше. Впрочем, совсем они не исчезли — многим по-прежнему удобнее было пользоваться северной дорогой, потому что восток велик, и иным, несмотря ни на что, ближе оказалось ходить все-таки ведущим через Пятиречье трактом.
Ознакомительная версия.
