Чей это голос?
Кажется знакомым, но вроде бы ни на кого из наемников не похож…
Где он мог его слышать и запомнить?
– Лежи смирно…
Телегу ощутимо качнуло, и на фоне темного неба возникли неясные очертания головы со вздыбленными жесткими волосами, лупатые глаза с вертикальными зрачками глянули в упор.
– Мин’т’эр! Эешт’! Г’аар’та![7]
У щеки что-то свистнуло, обдавая ветерком. Может быть, конечно, тесак, а может быть, и просто ладонь.
Из всей фразы Кир понял только первое слово. И то потому лишь, что слышал его от дроу перед началом боя у моста.
– Ха лаб’хэйр! Ха т’ейтц! Б’хейт маэр![8]
Не дождавшись ответа, остроухий спрыгнул с телеги.
Вновь босые широкие ступни зашлепали по земле.
Шлеп, шлеп, шлеп…
Под эти звуки Кир закрыл глаза. Разум отказывался осознавать происходящее. Он в плену у дроу. Они везут его куда-то. Причем не только его. Здесь, на повозке, самое меньшее, трое раненых людей.
Кто они?
Неужели кто-то из банды[9] Кулака выжил?
Тогда остается надежда. Ничего, остроухие демоны, орите, пугайте, угрожайте сколько вашей душе угодно (если она у вас есть, конечно). Мы еще поборемся.
Молодой человек вздохнул умиротворенно и, несмотря на бедственное положение, уснул.
Острая боль в ногах вызвала невольный стон.
Кир охнул, открыл глаза.
Четверо дроу бесцеремонно вцепились в него, стягивая с телеги, словно мешок с ненужным хламом. Двое за руки, двое за ноги. Тьялец зашипел сквозь зубы. Браниться или просить снисхождения он счел постыдным.
Остроухие подтащили парня к небольшому костерку, чьи пляшущие огоньки укрывались от мороси навесом из еловых веток, швырнули на грязную землю. Рядом уже корчился, поскуливая, человек в драной рубахе.
Кто?
Кир повернул голову набок, пытаясь в слабом отсвете костра различить черты лица, а когда узнал раненого, едва не взвыл от разочарования и злости.
Вензольо!
Картавый каматиец из числа отданных в солдаты студентов. Мудрец выловил его из Ивицы во время штурма Медрена.[10] Зачем, спрашивается? По мнению Кира, трусоватому южанину лучше было бы утонуть. Так ведь нет… Мудрец выловил, Антоло распознал старого знакомца – они дружили еще во время учебы в Аксамалианском университете, хотя в последнее время не выказывали друг к другу особой приязни, а Кулак разрешил остаться в отряде. Видите ли, уж очень хотел Вензольо стать наемником. Ну прямо с детства мечтал!
Да как бы не так!
Он просто думал, что наемники как сыр в масле катаются. Привольное житье: хотят – нанимаются, не хотят – не нанимаются; денег куры не клюют. А ко всему прочему еще добыча – доля от награбленного.
Ничего подобного в погоне за бароном Фальмом Вензольо не получил, да и не мог получить. Только голод, холод, дождь за шиворот и отбитую о седло задницу, а в конце концов – сражение не на жизнь, а на смерть, на победу в котором никто из отряда Кулака не рассчитывал.
В последнем бою каматиец проявил себя не с лучшей стороны, в общем подтверждая собственную репутацию. Получив легкую рану в ляжку, пытался удрать, но стрелы дроу оказались проворнее. Насколько Кир помнил, Вензольо ранен в руку и ногу. Так что причин для стонов и завываний тьялец не видел. Мужчина должен терпеть боль. А в особенности перед лицом таких непримиримых ненавистников человеческой расы, как остроухие…
Тем временем дроу подтащили третьего пленника. Уронили его без всякой жалости на землю, снова нырнули в темноту.
Выходит, выжило больше трех человек?
А кто этот?
Слипшаяся от грязи и крови борода, затертый, застиранный гугель,[11] на левой щеке – родинка. Да это же один из следопытов, прибившихся к отряду наемников у переправы. Помнится, их вожак… Шпень, кажется… называл Кулака Одноруким и радовался как ребенок, что кондотьер вернулся на север. Мужики с радостью пожертвовали собой, прикрывая отход беженцев, хотя их никто не уговаривал. Сами остались. Сами подставились под стрелы дроу, хотя каждый уволок с собой на тот свет не меньше дюжины врагов.
Однако Кир ясно помнил, что следопыт с родинкой получил стрелу в живот. Редкого здоровья человек способен выжить после такого ранения…
Пока тьялец предавался воспоминаниям, карлики приволокли четвертого пленного.
И опять затеплившаяся было надежда погасла, как уголек под проливным дождем. Он вновь обманулся, ожидая увидеть кого-либо из людей, с кем подружился за время кампании в северной Тельбии и на пути к горам Тумана. Само собой разумеется, хотелось видеть рядом с собой опытного и надежного бойца, на чей совет можно положиться, опыту которого стоит доверять, кто прикроет спину и поддержит в трудный час соленой, но веселой шуткой.
Нет, судьбе угодно было распорядиться иначе.
Четвертым раненым, которого дроу приволокли к костру, оказался лейтенант Жоррес дель Прано, четвертый пехотный полк одиннадцатой армии Сасандры. Адъютант генерала Андруччо делла Робберо, с равной бездарностью положившего как свою армию в предгорьях, так и ее жалкие остатки у моста.
Кир понял, что остался один. Надеяться на чью-либо помощь не приходилось.
Он вдруг ощутил себя маленьким и слабым.
Что он сможет сделать в одиночку, с покалеченными ногами, против целой орды остроухих, которыми (он не сомневался) кишат окрестные земли?
Сколько ему осталось до жертвенного алтаря?
Молодой человек вспомнил рассказы Белого о том, как дроу обычно приносят в жертву своему божеству, Золотому Вепрю, захваченных на поле боя пленных. Причем задача эта возлагается жрецами на воинов клана Горной Сосны. А ведь именно им противостояли наемники у моста. Значит, цели карликов ясны. Жаль, так и не удалось выяснить способ жертвоприношения, принятый у дроу. Хотелось бы чего-нибудь легкого и безболезненного, но Кир уже почти смирился с гадостями, которые время от времени подбрасывает ему судьба, и не сомневался, что из всех имеющихся у них в арсенале способов умерщвления остроухие выберут самый отвратительный.
Эх, лежали бы сейчас с ним рядом Пустельга и Кольцо! Или, на худой конец, Почечуй и Антоло – можно было бы попытаться наброситься на охрану. Хотя бы умереть по-мужски – с оружием в руках. А тут, как назло…
– Гвардеец… – расслышал он хриплый, едва слышный шепот. – Гвардеец…
Кирсьен повернул голову на звук.
Лейтенант дель Прано смотрел на него ясными глазами, в которых парень прочитал холодную решимость и отчаянную смелость.
– Чего тебе? – все-таки не сумев преодолеть неприязни, буркнул он в ответ.
– Ты держишься молодцом… – сказал адъютант.
– Твоими молитвами, – начал закипать Кир.
