— Поверю тебе на слово, — усмехнулась я. На сцену как раз всходил Гервен. Я замерла и стала прислушиваться. Руалла догадалась, что время расспросов закончено и только крепче сцепила руки. Кажется, она недолюбливала брата сильнее, чем я полагала.
Леквер церемонно поклонился, прижимая обе руки к груди, одним легким движением откинул плащ, так что все смогли увидеть его великолепный наряд, очень напоминающий средневековый камзол. По темно-зеленому полю вился узор из драгоценных камней в виде переплетающихся виноградных лоз и все того же дракона, который сейчас отражался на макушках гостей. Фамильный знак, казалось, недобро скалится в нашу сторону, опустив свой чешуйчатый хвост на правый рукав камзола Гервена. Мне стало не по себе. Гервен же сразу перешел к сути дела:
— Перед собравшимися здесь достопочтенными и несравненными представителями великого народа лекверов, держащим миры и планеты в своих изящных руках подобно старинным вазам, я хочу поздравить мою младшую сестру, чья красота способна затмить даже солнце над моими пышными владениями, чьи глаза преисполнены настоящего блеска звезд, раскинувших свои златокрылые сети над необитаемыми островами и прекрасными садами, в которых вечно цветут и благоухают сотни цветов, над дивными озерами без дна и мелкими лекгоструйными речушками, чья суть возвышенна и чиста, как поцелуи зари над горными вершинами. Я хочу сказать, что хотя мы с ней никогда не были столь близки, как угодно это было Великим Вседержителям, но я всегда любил и глубоко уважал ее в душе. Мне кажется, что я недостаточно сделал для того, что бы посвятить свою жизнь созданию истинного счастья для моей дорогой Руаллы. Так что она вправе обижаться, но я уверен, что ее безграничное терпение и столь же обширное великодушие не позволят затмить чистые очи моей сестры гневом и обидой, и она способна будет простить своего недостойного родственника, который не умеет любить ни себя, ни мир.
Моя дорогая Руалла, я желаю тебе вечно пребывать в этом краю, чтобы он смог согреваться твоим несравненным теплом в грустные годы и радоваться вместе с тобой в сладостные времена побед и процветания. Тебе сегодня исполняется столько лет, сколько счастливых секунд я пожелал бы тебе иметь каждую минуту! Живи же еще столько лет, сколько понадобится мне, дабы набраться такого ума, который есть у тебя. Будь благословенна и счастлива!
Гервен ласточкой слетел со сцены, пропадая за резными дверями обширной столовой. Я медленно проводила его взглядом, отмечая тот факт, что за всю речь лицо его осталось неизменным. Даже говоря о своей любви к имениннице, он ни разу не улыбнулся, не опустил глаз. Брови его остались недвижимыми стрелами, губы шевелились так умело, что не оставалось ни капли сомнения в том, что он заранее выучил свою речь. Но почему-то Руалла замерла на миг, сделавшись из нежно-розовой почти багровой. По щеке ее сбежала всего одна слезинка, но девушка уже взяла себя в руки:
— Умеет же он… — она не договорила, повернувшись ко мне, — Ты чем-то обеспокоенна, или я ошибаюсь?
— Нет. Ты права. Я все думаю, как же мне найти эту вашу Всевидящую Азули. Локмер сказал, что пока она не увидит меня в своих ведениях, я нахожусь в относительной безопасности. А что, если меня уже увидели?
— Вряд ли, — покачала головой Руалла, — Совету не нужно время, чтобы добраться сюда. Если Азули засечет твое месторасположение, уже через минуту здесь объявятся стражи первого легиона. Неужели ты собираешься как-то воспрепятствовать Ей?
— А ты думаешь, что я буду сидеть здесь сложа руки? — возмутилась я, — Я должна выбраться отсюда, что бы мне это не стоило, и добраться до Азули прежде, чем она увидит меня в своих видениях. И если понадобится, я буду упрашивать ее на коленях, чтобы она не говорила обо мне совету. Я должна вернуться домой. Не может же быть такого, что бы Кайрос был бесконечен. У него должна быть граница, которою я пересеку, обязательно пересеку…
— Какая же ты глупая, Лида, — вздохнула девушка, — Тебе кажется, что так легко добраться до Ребен-Завера и попасть на прием к Ней? Да ты и шагу не ступишь от этих ворот, как тебя сцапает мой брат и отправит на растерзание все тому же Совету. А если ты и доберешься да Азули, ничто не поможет тебе склонить ее на свою сторону. Ты можешь ей сколь угодно угрожать, молить, обещать. Но она все равно расскажет о тебе Совету.
— Значит, я обречена на смерть? Значит, тебе плевать на то, что через день, а может, и через час за мной придут, что бы отправить в Башню?
— Нет, мне не все равно. Я правда буду сожалеть об этом. Но ничего не могу сделать для твоего спасения. Это невозможно.
— Сумасшедший дом какой-то! — рявкнула я, вскакивая с дивана. Внутри меня нарастала безграничная злость как к Руалле, так и ко всему этому миру. Что же это за великий народ, который не способен даже постоять за себя и за тех, кого считает другом? Да если бы у нас в стране была такая система, то от России давно остались бы одни обломки строений да парочка древних скелетов. Как они вообще живут, эти лекверы?
— Значит, я уничтожу Азули! — топнув ногой, заявила я. Руалла едва не вскрикнула от моих слов, вовремя прижав ладонь ко рту. И только поняв, что я ни капли не настроена шутить, тихонько вымолвила:
— Ты серьезно собираешься убить Всевидящую? Да это же невозможно!
— Что, неужели она настолько сильна или обладает такими способностями, что никто не может с ней справиться? Почему вы давно сами этого не сделаете? Ведь тогда можно спокойно жить, не опасаясь того, что к вам явятся добрые дяди и прибьют за лишнее слово.
— Потому что тогда мы не сможем жить! До тех пор, пока существуют границы наших владений, до тех пор, пока соблюдаются обычаи и традиции, наш народ будет силен. Ты думаешь, что каждого встречного сажают в Деас-дир-Реман? Это тюрьма для особых преступников, покусившихся на самые устои нашего бытия. Да не существуй Азули, у нас бы начались беспорядочные войны и эпидемии. Она страж этого мира, охраняет нас и заботится о процветании общества. Поэтому любое нарушение правил может привести к катастрофическим последствиям, ты даже не представляешь, каким!
Руалла говорила настолько убежденно, словно даже не могла придумать, что может быть другое мнение на этот счет. Зато мне стало все ясно. Я резко села рядом с ней на диван, зло царапнув его ногтями:
— Значит, вы настолько лицемерны и злобны, что не способны даже сохранить тень порядка? Стоит снять с вас ошейник власти и страха перед ней, как вцепитесь друг другу в глотки, подобно бойцовским псам? Теперь понятно, почему это твой братец стал неожиданно рассыпаться тебе в комплиментах. Он такой же подлый и низкий, как все вы! Что ему стоит сегодня улыбнуться тебе, а завтра ударить ножом в спину, а?
