Пока она припоминала уроки Рогана, вожак, явно не знакомый с тактикой боя в группе, ринулся вперед. Он был высок, почти как Афари, и быстр. Враг выставил вперед предплечье, но удар должен был смять защиту.
Афари поняла, что делает, только когда влетела в круг перед костром. С разбегу врезалась в вожака. Несмотря на полуголодный марш по пустоши, она все еще была тяжелей противника. Сбитый, он покатился по траве, брызгая кровью с прокушенного языка. Афари удержалась на ногах. Ей не надо было оборачиваться, чтобы знать: двое одичалых нацелились на ее шею. Их дыхание смердело гнилью. Тот, что справа, бросился первым. Краем глаза она заметила движение. Афари могла бы увернуться, но позволила чужаку думать, что бросок удался. За мгновение до того, как их тела соприкоснулись, она сама повалилась на спину и ударом ног отправила противника через себя. Второй решил напасть, пока она на земле. Он был ужасно тощ, грязен и слишком неуклюж, чтобы справиться с молодой Дозорной. Она располосовала ему живот и вскочила, готовая к новой атаке. Ее Враг тоже не сплоховал. Вожак, которого она в пылу борьбы упустила из виду, теперь отступал, приволакивая ногу, кровавый след тащился за ним по траве. Один из ее противников корчился в агонии, второй ощерился на расстоянии хорошего прыжка. Еще двое замерли на границе светового пятна. Враг снова принял оборонительную стойку спиной к огню, «лед» в его руке стал красным.
Афари прикинула шансы: одичалые все еще превосходят их числом. Но ранение вожака, самого крупного и сильного, сделало других трусами.
— Пр-р - р-очь! — зарычала она, обнажая зубы на манер одичалых. — Только попробуйте тронуть его, глупые шавки! Это — мой Враг!
Она прыгнула вперед, и одичалые попятились.
— Прочь! Или вас ждет смерть! — Не давая им опомниться, Афари кинулась на ближайшего, и тот, не выдержав, побежал. А за ним и остальные, все, кроме парня со вспоротым брюхом.
Афари чуть не рванула следом — догнать, добить. Но тут чужая рука легла ей на спину. Афари резко крутанулась… Его лицо оказалось неожиданно близко, так, что она смогла наконец-то разглядеть цвет радужки — синий-синий, как небо перед закатом или как море, которого так и не видела. Его акцент звучал странно и нелепо, но она сразу поняла: именно так должна звучать истинная речь:
— Тубо, девочка, тубо! — произнес он, бесстрашно глядя прямо в глаза. — Откуда ты взялась здесь, красавица?
Афари хотела ответить, но горло перехватило, и все, что она смогла, — это завилять хвостом.
Цвета крови
Галина Манукян
— Во имя всех святых, стой смирно! — велела маман и опять дернула гребенкой, застрявшей в волосах.
— Больно-о, — захныкала я.
— Потерпишь. Святая Бландина не то терпела.
— Она же святая…
Уф, матушка расчесывает, точно хочет помучить. Право, глядеть на серый потолок и деревянные балки целую вечность, даже если солнце пляшет под ними яркими пятнами, — не великое удовольствие.
Наконец, матушка повернула меня к себе, надела чепец и вздохнула:
— Ты уже не маленькая. Что бы сказала о нас мадам Корбье, если б увидела тебя такой неряхой?
— Простите, маман, буду аккуратной, — промямлила я, перебирая складки теплой шерстяной кофты. — Можно я пойду? Сегодня такой день, такой день!
— Клементина! — посуровела матушка. — Ни-ни, этого не будет. Я запрещаю близко подходить к Форуму. Там не только господа соберутся, но и все городские шельмецы. Так что для тебя день обычный: снесешь сапоги мадам Корбье — и сразу домой. Поняла?
Обычный день… Как бы не так! Сегодня праздничное шествие пройдет от церкви Сен-Жюст. Там будет сам король и его брат со свитой — столько знатных особ разом! Когда еще доведется разглядеть Папу в облачении, украшенном драгоценными камнями, епископов, благородных шевалье на лошадях с попонами? А главное — наряды дам, расшитые серебром и золотом, коттарди из чудесных тканей и подбитые мехом мантии! Неужто я буду слушать об этом рассказы лопоухого Нико или толстой Жискеты, которая непременно что-нибудь соврет?
Ах, я так и представляю, как блестящие нити будут переливаться под солнцем! Мерси Дье, сегодня солнце. А хоть бы и ливень стеной… Нет уж, я сама должна посмотреть. Да простит меня святая Бландина. Сама. Лопни мои глаза!
И все же я смиренно сказала:
— Да, мадам. Сразу домой.
— Вот и чудесно! — Маман притянула меня за плечи и поцеловала в лоб: — Береги себя, и Господь тебя убережет.
Сгорая от стыда и нетерпения, я наблюдала, как матушка оборачивает материей мягкие остроносые сапоги, обвитые по щиколотке тонкими кожаными тесемками. Однажды отец сошьет такие и мне. Он обещал.
Дверь распахнулась, и тотчас морозец ущипнул меня за нос. Я пошла по спуску, прижимая сверток к груди. Святые угодники, а ведь до зимы еще далеко… Не окоченеть бы. Над крышами домов было светло и ярко, но сюда, в тень проулка, лучи не добирались. А ну-ка бегом! Согреюсь. И пусть холод обжигал щеки, я представила, что лечу, выдыхая белые облачка пара. Я — дракон. Ура!
Пронеслась до угла, сейчас направо и вниз к Соне, еще один переулок — и второй дом. Я толкнула тяжелую дверь, шагнула в узкую, как каменный склеп, трабулу. Навстречу, опираясь на клюку, ковыляла сгорбленная старуха с опущенной на лицо черной рединой.
— Постой, дитя.
— Да, мадам.
— Помолись хорошо, прежде чем сделаешь и пожалеешь… — прошамкала она беззубым ртом. — Кто душу отдает за камень, сам в него превратится. Juro in verba magistri[1].
Глаз старухи не было видно, но казалось, она вот-вот испепелит меня взглядом или околдует. Ой, чур меня… Ведьма! Она протянула дряблые когтистые пальцы, а я мышью припустила во дворик. Затарабанила кулаками в дверь, что было мочи. Слуга мадам Корбье впустил меня, ворча недовольно:
— Что такое? Пожар? Или гонятся за тобой?
— Нет, мсье. День добрый, — вспомнила я о вежливости. — Вот сапоги для госпожи.
Он поднялся наверх и скоро вернулся, едва я успела отдышаться. Привратник важно отсчитал монеты.
— А что за старуха от вас вышла? — осмелилась я спросить.
— Старуха? Не было никакой старухи. Вот только ты, сумасшедшая, чуть дверь не вышибла.
— Простите, мсье, — поклонилась я и с опаской заглянула в трабулу. Никого.
А вдруг снаружи поджидает?.. Я потопталась и решила: пойду к лестнице. Вот спасибо тому, кто так хитро придумал: хочешь — выходи на улицу через трабулу, а нет — шасть по ступенькам — и ты в другом переулке. В обход никакая ведьма не поспеет. Разве что на помеле.
Я заторопилась, перескакивая то тут, то там через подмерзшие лужи. Наверняка уже Нико, Жискета и Франциск с тупика Тюрке ждут меня у подъема Гургийон. Так и было. Ребята приплясывали от холода, засовывая покрасневшие пальцы под толстые шерстяные уки. Еле разыскала моих приятелей среди зевак. Каждому хотелось повидать короля. Ближе к Фурвьеру и городских стражников стало больше. Они тоже прогуливались, поигрывая дубинками. Вовсе не оттого, что хотели попугать честной народ, а чтоб согреться. Стуже все равно, какой у тебя чин.
