Войдя в квартиру Роланд настороженно огляделся. На полу, в прихожей, сиротливо белела его записка.
Это был прорыв. Большой мощи и очень точного фокуса. Его студента, просто вырвали из данного временного пространства. И где он сейчас, не скажет и сам Создатель. Вернее ему понадобиться на это достаточно много времени. Студент может быть как в прошлом, так и в будущем, а еще и в настоящем. Ну и контрольный выстрел в голову, он может находиться в этих временных измерениях одновременно. Вот такие пироги с оладьями.
Потянув на себя ручку холодильника, Роланд остановился. Конечно грамм сто, сейчас были бы очень кстати, но рабочий день еще не кончился. И видимо по всему, ближайшая ночь тоже будет трудовая. Он вздохнул и стал ожидать прибытия бригады розыска. Как-то все скверно получается.
— Итак, что мы имеем, Роланд Альбертович, давайте все заново и по порядку, по возможности с точностью до минуты, — дежурный следователь скрестил руки на груди и откинулся назад на спинку стула.
— Пожалейте, я уже пятый раз все рассказываю, — Роланд сделал умоляющий жест руками. — Я же говорю, ничего не обычного. После того как я проснулся, помылся, и получил срочный вызов от Олега Павловича, сразу же направился в институт.
— А студент в это время, где был?
— Как где, в другой комнате, наверное.
— Почему наверное?
— Потому что, я перед выходом не заглядывал к нему. Написал записку, оставил пиво и в Ректорат. Вызов был с грифом «срочно»!
— Так, — протянул следователь, — понятно. — И нервно забарабанил пальцами по столу.
Роланд про себя горько усмехнулся. Да где там, понятно. Что может быть понятно в такой ситуации?
Он рассматривал задумавшегося следователя, который погрузился в чтение показаний Роланда. Он читал про себя и при этом машинально шевелил губами. Это неистребимая привычка. Точно такая же, когда режешь бумагу ножницами и непроизвольно, с каждым движением сжимаешь желваки.
Роланд смотрел на следователя и размышлял. То что произошло, было невероятно. Он себе не льстил, но все же его твердый седьмой эскалон — грозное оружие. Его дом, его цитадель, его крепость. Жаль, что те старинные времена, когда люди жили в замках, давно канули в лету. Но несмотря на то, что с первого взгляда его трехкомнатная квартира могла показаться банальным жилищем «как у всех», это было не так. Это была действительно крепость. Он приложил немало усилий для того, чтобы спать спокойно.
Периметр квартиры был опутан как классическими заклинаниями защиты, так и его собственными, родовыми. Плюс ко всему, последняя версия домового, которого он, это Роланд помнил отчетливо, сам и насторожил уходя в Ректорат. Чтобы все это взломать, понадобился бы не один час. Да что там говорить, возможно и дня не хватило бы. И вот тебе на! Такой удар по гордыне старого оперативника шутка сказать, лучшего выпускника за всю историю факультета, заслуженного ЛОХа. Вот именно лоха! Именно лоха, и в том смысле, который вкладывают в это слово в другой Москве.
Его защиту взломали, нет, не щади себя, играючи прошили насквозь, можно просто сказать, проигнорировали. И выдернули парня и наверняка ему сейчас очень плохо.
— Скажите, Роланд Альбертович, ваша квартира охранялась? — «проснулся» следователь.
— Да, и смею вас заверить, неплохо. Но то, существо, которое пришло сюда, об этом очевидно не догадывалось.
Следователь обозначил улыбку, показывая, что смысл шутки до него дошел.
В комнату стремительно вошел Ректор в сопровождении обоймы охраны. Следом бочком, чтобы не повредить косяк двери, протиснулся профессор.
— Вы уже закончили, — это он к следователю.
— Собирайся, нашли нашего бедолагу, — это уже мне. — На окраине в районе Домодедовского аэропорта. Гол как сокол и по-видимому в глубочайшем шоке.
Голоса, опять эти голоса, все вьются, приближаясь голодными угрями, то летят прочь, испуганными бабочками. И не отпускает БОЛЬ, хотя нет, вроде бы полегче, или просто привык. Цвета меняются хаотично и быстро — от угольного черного до бирюзового, затем красного и желтого. Все поглощает синий, и опять голоса, голоса.
— Ванюша, Ванюша, иди домой.
Слышу тревожный голос мамы. Но так не хочется бросать друзей.
— Ты опять не сделал домашнее задание?
Это уже суровый рык отца и огромный ремень с большой медной пряжкой. Медная пряжка ухмыляется и приближается ко мне.
— А сколько звезд на небе и рыбы в воде, — карлик с большой седой головой и со смешным колпаком сумасшедшего звездочета, тычет указкой в меня и требовательно смотрит.
Мгновение и он превращается в «любимую» преподавательницу высшей математики. И опять тихий ужас, завтра коллоквиум, а я ни бельмеса.
И опять требовательный чуть знакомый голос.
— Иван иди домой, ты загулялся что-то!
Домой…отчего то от этого простого слова сладко ноет сердце. Я решил, иду домой.
Напоследок оглянулся и вздрогнул. Сзади меня стоял человек без лица. В руке скальпель. Он грозит мне пальцем и приближается. В голове гнусавит голос — второй, слышишь, всегда выбирай второй вариант!
Но он мне не страшен. Я иду домой!
— Ну вот, наконец-то, очухался!
Это первое, что я услышал.
— Я же тебя предупреждал, никому не открывай! Нет, мы взрослые и умные! Я те покажу…
Голос Роланда.
— Так молодой человек, как вы себя чувствуете?
Большая белая гора приблизилась ко мне и наклонилась, грозя вот-вот обрушиться.
Я сфокусировался на лице. Профессор участливо рассматривал меня из под очков, словно в микроскоп. Белый халат ему явно жал.
Открыть рот мне не удалось. Я лишь несколько раз моргнул.
— Ну и хорошо!
Чего здесь хорошего, я так и не понял. Было плохо. Ни один член моего многострадального тела не слушался. Попал под дробилку, не меньше. Интересно, ноги, руки целы? Главное чтобы меня не превратили в робокопа!
— Расступитесь, дайте молодому человеку прийти в себя!
В поле моего зрения появился Ректор. С нашей последней встречи, он осунулся еще больше.
Сейчас полегчает, Ваня, расслабься.
Он положил мне руки на лоб и что-то прошептал. Тихое слово, очень мелодичное и до боли знакомое. А вот поймать его смысл не удалось. Вам сказали на вашем родном языке слово, вы понимаете, что с вами разговаривают именно на вашем языке, а смысл не доходит. Странное ощущение. Полегчало.
— Так лучше?
— Спасибо.
Прозвучало слабо и очень жалостливо. Сразу захотелось спать. На этот раз сновидений не было.
Прошли уже больше трех недель с моего неприятного приключения. Я находился под строгим домашним арестом у Роланда дома. Выходить запрещалось, разрешалось отдыхать, и набираться сил. Все бы ничего, но было ужасно скучно. Роланд постоянно отсутствовал, бывало, не ночевал три, четыре дня подряд. Обойма охраны, пять суровых парней, в качестве собеседников и собутыльников была никакой. За все это время, даже, словом со мной никто из них не обмолвился. Несмотря на все мои попытки найти с ними общий язык. Понятно, что работа такая. И я для них объект. Без лица, эмоций и других соплей. Главная задача, чтобы объект остался жив и точка.
