После оплаты счета из казны пациент немедленно превратился в гостя, а закон гостеприимства свят. Это Джеймс успел понять по тем дням, которые провел в обществе львов пустыни. Отклонить мольбу лекаря означало нанести смертельное оскорбление. А врачи обид не прощают. Явишься с запором, унесут с заворотом кишок…
До обеда пришлось скучать в четырех стенах, глядя в окно и от нечего делать листая толстенный фолиант "Недуги: взаимовлияние сфер". Книга была написана по-реттийски, но молодой человек не понял в ней ни бельмеса. Честно говоря, он и не пытался особо вникнуть в мудреные трансформации желчи белой, черной, желтой и крапчатой, а также в их общую зависимость от астральных метаморфоз.
Разглядывая картинки, он не вовремя вспомнил о предстоящей трапезе. Часть иллюстраций вполне могла вызвать рвотные позывы или нервический срыв. Аккуратно вернув фолиант на место, Джеймс предался размышлениям, строя планы на ближайшее будущее.
В первую очередь планы эти сводились к отысканию и примерному наказанию рябого наглеца. Однако молодой человек прекрасно понимал, что он – не сыскарь. Он не сможет, подобно обер-квизитору д'Эгрэ из криминальных баллад мэтра Синегнома, сидя в харчевне и прихлебывая винцо, скрупулезно складывать в единую картину улики и вещественные доказательства. Не суметь ему и сделать блестящий вывод на основе одного-единственного третьестепенного факта, как легавый волхв Шарль ван-Хольм, герой головоломных моралитэ беллетриста Конана Дойча.
А попытайся он, к примеру, отыскать (каким образом?!) и расспросить свидетелей вчерашнего поединка, живущих на улице Малых Чеканщиков… Об этом мигом станет известно мушерифам из Канцелярии Пресечения. И вряд ли им понравится инициатива гостя.
Кто виноват? – рябой наглец.
Что делать? – искать и карать.
Как?! – Нижняя Мама его знает…
Впрочем, одна ниточка имелась. Возможно, "охотник" – завсегдатай оружейной лавки. Тогда хозяин знает рябого. Азиз-бей не в курсе их первой встречи, здесь у Джеймса есть преимущество перед мушерифами.
А если хозяин закроет рот на замок?
Что тогда?
Что он, Джеймс Ривердейл, умеет? В чем разбирается? Как приспособить его умения и знания к розыску конкретного человека?
Он – боец, фехтовальщик. Он умеет сражаться. Хорошо разбирается в оружии, в теории и практике ведения боя, знаком с различными методиками… Что это нам дает? Как владение рапирой или алебардой может пригодиться в наказании пойманного врага, Джеймс знал. Но – в поисках? Без хорошего нюха волку ни к чему клыки – добыча бегает в лесах…
Стоп!
Но ведь и рябой – фехтовальщик! Его манеру Джеймс хорошо запомнил. Боевой почерк человека, с которым дважды скрещивал клинки, ни с чем не спутаешь. Вот оно! Зацепка! Учитель или школа. Разумеется, у каждого сколько-нибудь стоящего бойца манера индивидуальная, но школа за ней все равно чувствуется. Сын часто похож на отца или деда.
Если "охотник" местный…
Если он учился здесь, в Бадандене…
Если к этому времени не покинул город…
Слишком много "если". Но шанс все же есть. Пройтись по фехтовальным залам, якобы желая скрасить часы безделья. Поупражняться в каждом день-другой, присмотреться – глядишь, и обнаружатся знакомые ухватки. На этом поприще Джеймсу…
Молодой человек сперва в запальчивости подумал: "…нет равных". Но скромность помешала закончить мысль этим приятным способом. Скажем иначе: на этом поприще он кое-что может. В крайнем случае, если поиск по школам не даст результатов, наймем частного сыскаря. Денег хватит – спасибо тирану Салиму, да продлятся его годы навсегда.
Итак, первым делом в оружейную лавку.
Если там не повезет – по фехтовальным залам.
Решено!
в котором на пути следствия встают препоны и рогатки, выясняются обстоятельства, которые следовало бывыколоть иглами в уголках глаз для назидания потомкам, объявляется маниак, терроризирующий славный город Баданден, а также выясняется, что сколько ни говори «халва» – во рту слаще не станет
– …Да-да! Ваши устрицы превосходны!
– Устрицы?
– Ах, хабиб, простите мою рассеянность! Ну конечно же, я имел в виду кальмаров!
– Вообще-то мы обсуждали особенности заточки хирургического ланцета в сравнении с заточкой кубачинского кинжала… Но мидии действительно неплохи, раз уж вы об этом упомянули. Извините, устриц давно не привозили – на Кафских отмелях бунтуют сборщики…
Обуреваемый жаждой действия, молодой человек с трудом дождался обеда, который подали на веранду во внутреннем дворике лекарского дома. Джеймсу стоило немалого труда поддерживать застольную беседу. Мысли его витали далеко. Он отыщет рябого, припрет наглеца к стенке… Нет, он не станет его убивать. Но пару шрамов "на память" оставит непременно.
Лучше всего – на лице. Чтоб знал!
– Вы уверены, что острый соус с анчоусами подходит к садовой землянике?
– О, хабиб! Благодарю вас!
– За что?
– За добрую рекомендацию!
К концу обеда взгляд лекаря, устремленный на Джеймса, сделался профессионально-внимательным. И молодой человек поспешил ретироваться, рассыпавшись в благодарностях.
– Простите, хабиб, но я вынужден вас покинуть. У меня образовались кое-какие дела. Будьте так любезны распорядиться, чтобы принесли мою одежду. Да, и пусть подадут лошадь. Я оставлю ее в конюшне пансионата.
Ехать в разодранной и окровавленной одежде по городу, особенно днем, не хотелось. Но второй камзол, черный с серебром, а также запасные чулки, туфли и прочее ждали в пансионате. Заказать их доставку на дом аль-Басани?
Не стоит. Мы и так злоупотребили гостеприимством лекаря.
– Слушаю и повинуюсь!
Аль-Басани хлопнул в ладоши. Через минуту Джеймс, до сих пор облаченный в голубой домашний халат, ахнул, не стесняясь открытого проявления чувств. Давешний скворец и еще двое слуг принесли на веранду, помимо перевязи с рапирой Ривердейла, просто все сокровища царя Шарлеманя. Дивный новый камзол в бирюзовых тонах, белоснежная рубашка с кружевными манжетами; тончайшие лосины, туфли с пряжками…
– Это не мое… – пробормотал Джеймс, в растерянности глядя на сияющего хабиба.
– Ваше, достопочтенный!
– Да нет же, не мое!
– Осмелюсь возразить, ваше. К сожалению, вещи, которые вы носили вчера, пришли в негодность. Мы раздали их нищим на паперти храма Мученика Гасана-оглы.
– Мои вещи? Нищим?!
– Такова традиция в моем доме.