– Я – нет. Но знаю немало людей благородного происхождения, кто вполне мог бы оказаться на месте моего оппонента. У меня к нему нет никаких претензий. Раны пустяковые, я, как видите, не прикован к постели. А спор наш вышел весьма занимательным. Впору найти этого человека и поблагодарить за доставленное удовольствие.
Джеймса мало интересовало, поймет хайль-баши его намек или воспримет, как браваду. Он сам отыщет рябого. Сам! И сполна рассчитается с наглецом. Это дело чести! Нечего впутывать сюда баданденские власти. В конце концов, они бились один на один. Недостойно дворянина…
– Вы официально отказываетесь от претензий к нападавшему?
– Отказываюсь.
– Вы можете подтвердить свой отказ письменно?
– Хоть сейчас.
– Имеются ли у вас претензии к властям Бадандена?
– Ни малейших.
– Очень хорошо. Я уполномочен выплатить вам компенсацию за причинение физического, морального и материального ущерба во время пребывания в нашем городе. Вот, не откажитесь принять: семьдесят золотых дхармов.
Тяжелый кошель из кожи, извлеченный хайль-баши непонятно откуда, лег на столик, глухо звякнув содержимым.
– Можете пересчитать.
В первый миг Джеймс хотел гордо отказаться от компенсации. Он – взрослый человек, дворянин, наследник знатного рода, и в состоянии сам о себе позаботиться. Ривердейлы не нуждаются в опеке баданденских властей! Но гордыня сразилась с благоразумием и проиграла. Потому что на помощь благоразумию пришел недавно обретенный цинизм.
Деньги еще никому не мешали. Джеймсу, например, они очень даже пригодятся. Особенно если он планирует задержаться в Бадандене для розысков рябого наглеца.
– Благодарю вас, Азиз-бей.
– Это мой долг.
– Мне, право, неловко!.. это совершенно излишне…
– Отнюдь! Тиран Салим ибн-Салим, да продлятся его годы навсегда, желает, чтобы у гостей нашего города оставались самые лучшие воспоминания о Бадандене. Мы стараемся в меру сил компенсировать подобные досадные случайности. Кстати, счет за услуги почтенного хабиба аль-Басани уже оплачен из тиранской казны. А вам предоставляется месячная скидка в пятьдесят процентов на услуги лекарей, имеющих честь состоять в Гильдии врачевателей Бадандена. Вот соответствующий документ, заверенный печатью.
На стол лег свиток пергамента, перевязанный шелковым шнурком. Джеймс снова проморгал, откуда собеседник его извлек.
– Ваша любезность, почтенный Азиз-бей, потрясает меня до глубины души! Воистину, она может конкурировать только с вашей проницательностью, – молодой человек блеснул витиеватым слогом, принятым на Востоке. – Право, если в ответ я смогу быть чем-то вам полезен…
– Сможете.
"Кто тебя за язык тянул, краснобай?!"
– Во-первых, я бы попросил вас не слишком распространяться о прискорбном инциденте, случившемся с вами. Мы заинтересованы в притоке туристов. И очень дорожим репутацией родного города.
– Ну разумеется! – с облегчением выдохнул молодой человек. – Можете не сомневаться! Я не болтун.
– Прекрасно. Также я хотел бы, чтобы вы ответили еще на пару вопросов.
– Спрашивайте.
"А вот теперь не зевай, приятель, – подсказал внутренний голос, очень похожий на тенорок дедушки Эрнеста. – Этот красавец свое дело знает. Глазом моргнуть не успеешь, как попадешь в его силки. Думай как следует, прежде чем ответить."
– Не случалось ли с вами чего-либо странного в последнюю неделю? Возможно, какая-нибудь мелочь, на которую вы не обратили особого внимания?
Врать в глаза Азиз-бею не хотелось. Джеймс ухватился за соломинку. Хайль-баши сказал "странного", ведь так? А много ли странного в том, что двое посетителей оружейной лавки разговорились, обсуждая фехтовальный прием, и во время практического эксперимента один случайно оцарапал шпагой другого?
Ничего странного!
Совершенно будничный эпизод. С каждым может случиться.
– Нет, ничего такого… – ответил Джеймс после затянувшейся паузы, в течение которой он старательно делал вид, будто пытается вспомнить странности и диковины своего пребывания в Бадандене.
– Вы уверены?
– Вполне.
Молодой человек с трудом выдержал пристальный взгляд хайль-баши.
– Хорошо. Человек вашего происхождения не станет лгать. Во всяком случае, лгать без веской на то причины, – показалось или нет, но в карих глазах Азиз-бея сверкнули плутоватые искорки. – И, наконец, последний вопрос.
– Я слушаю.
– Вы хорошо запомнили человека, с которым сражались в переулке? Смогли бы его описать? Составить словесный портрет?
Нет уж! Он не даст им зацепки. Один раз Бдительному Приказу и Тихому Трибуналу Реттии, вкупе с любимым дедушкой Эрнестом, уже пришлось вытаскивать Джеймса Ривердейла со товарищи из переделки. И что, теперь, едва у него снова возникла проблема, он поспешит переложить ее на плечи властей?!
Не бывать этому!
Гордыня перешла в контратаку. Цинизм и благоразумие попятились.
– Там было темно. Я не очень хорошо его рассмотрел.
– И все-таки?
– Мужчина, – Джеймс искренне надеялся, что Азиз-бей не сочтет эту примету издевательством. – Телосложение среднее. Рост средний. В целом, вроде меня. Возраст… Трудно сказать. Думаю, от тридцати до сорока. Вооружен шпагой.
– Лицо? Одежда? Волосы? Хоть что-то вы разглядели?!
– Увы, очень мало. Одет был в темное. Шляпа с узкими полями. Лицо… Нет, не запомнил. Возможно, при встрече узнал бы, но описать – не возьмусь. Волосы черные. Хотя я не уверен. И не очень длинные. Все.
– Да, не густо… Что ж, спасибо за сотрудничество. Отдыхайте.
"Я сказал ему правду. Почти правду. Во всяком случае, ни разу не соврал впрямую. Совесть моя чиста, – молодой человек наблюдал, как закрывается дверь за ослепительным Азиз-беем. – И пусть они теперь попробуют найти рябого по этим "приметам"! Канцелярия Пресечения! Ха! Посмотрю я на них!.."
Он фыркнул и добавил вслух:
– Я сам себе Канцелярия Пресечения!
За дверью кто-то охнул и сразу замолчал, как если бы зажал рот ладонью.
"Должно быть, сквозняк," – подумал Джеймс.
* * *
Хабиб аль-Басани настоял, чтобы Джеймс задержался у него хотя бы до обеда.
– Разделите скромную трапезу с недостойным цирюльником! – кланялся он. – Окажите честь! Если вы уйдете прямо сейчас, мне останется лишь обрить бороду в знак скорби, а это позор, какому нет равных! Смилуйтесь! Умоляю!
После оплаты счета из казны пациент немедленно превратился в гостя, а закон гостеприимства свят. Это Джеймс успел понять по тем дням, которые провел в обществе львов пустыни. Отклонить мольбу лекаря означало нанести смертельное оскорбление. А врачи обид не прощают. Явишься с запором, унесут с заворотом кишок…
