Ознакомительная версия.
– А вот и нет! – поспешила возразить Тильда. – Тут у нас недавно такие страсти творились!
– «У нас» – это в городе?
– Да в гостинице же! Прямо в том номере, что вам отвели… Ой! – спохватилась она и прикрыла рот ладонью. – Хозяин меня убьет, ежели узнает, что я проговорилась…
– А он не узнает, – подбодрил ее Мерсер. – Рассказывай, я люблю, когда страсти.
Обрадованная тем, что нашла родственную душу, Тильда принялась повествовать. И Мерсер узнал, что в прошлом месяце («ну, еще когда дожди были, холодина») в том самом номере как-то поутру ни с того ни с чего оказалось полно чужих людей. Она, Тильда, пыталась за ними подсмотреть, но ее прогнали. Все же она видела, как «эти самые» ходили вокруг «Полумесяца», как на страже. А Йонас, привратник, по секрету рассказал, что они пришли среди ночи, и впустил их хозяин, и поднялись в тот номер, а потом выскочили оттуда, как ошпаренные, и выбежали на улицу. А потом снова вернулись. Но не все. И пробыли два дня, а после ушли совсем. А до того в номере жила какая-то тетенька, приезжая. И Йонас говорил, что не видел, как она уезжала или уходила, и никто не видел, а только не было ее больше в гостинице. Как сквозь землю провалилась. Что за тетенька? А бог ее знает. Некрасивая, немолодая. Тильда с ней и не говорила ни разу, хозяин сам подавал в номер и еду, и вино. Но она, наверное, непорядочная – без прислуги была.
– Может, ангелистка? – подал идею Мерсер.
Этого Тильда не знала. В Аллеве ангелистов сроду не было, слышали только, что они очень злые. И слуг будто бы вера не велит им держать. Может, и правда? Видно, потому ее и схватить хотели. А когда те люди ушли совсем, хозяин велел ей все там вымыть, прибрать и никому не рассказывать, что было. Но она ведь ничего не видела, так что рассказать можно, верно? И вот что смешно – посреди комнаты валялся башмак. Женский. А больше там ничего не было. Тильде башмак не подошел, а продать его удалось только старьевщику, потому что кому нужен один башмак? Чудно, правда? Нет, Йонас сейчас не в гостинице. Он так испугался, что запил, и до того допился, что заболел и в лазарет попал. А чего бояться-то? Пусть ангелисты боятся, а не честные люди.
Потом Тильда с сожалением вспомнила, что ее послали за покупками, и они простились, договорившись сызнова увидеться в «Полумесяце». Мерсер еще немного походил по городу, присмотрелся, где собирается люд. С наступлением вечера он вернулся в гостиницу и с улицы новым взглядом окинул фасад «Полумесяца» и окно своего номера.
Итак, она жила здесь, спала на той же постели, где предстоит спать ему. Забавно. Совпадение ли?
Хозяин сам подавал ей обед, хотя любезностью явно не блещет. И сам впустил тех, что пришли за Анкрен. Правильно сделал Мерсер, что не стал его выспрашивать. Особенно если учесть, что дверь этого номера, даже запертую, по-видимому, легко открыть снаружи.
В том, как она исчезла из номера, ничего сверхъестественного нет. Прыгать оттуда на мостовую высоковато, а вот на крышу из окна человек, обладающий некоторой ловкостью, проберется. Важно то, что было потом.
Она спешила. Ей некогда было обуваться, вероятно, бросила еще какие-то вещи. А преследователи забрали их, намереваясь пустить по ее следу собак. Для этого оба башмака не нужны.
Короче, что произошло в «Полумесяце», довольно ясно. Но не больше.
Мерсер перекусил в общем зале, поднялся к себе. Спать не хотелось. Номер выглядел подозрительно, вдобавок у Мерсера было предчувствие, что еще до полуночи к нему наведается Тильда. Он не обольщался насчет своей мужской неотразимости – многие служанки так зарабатывают себе на приданое. Мерсер усмехнулся. В одной из тех страшных историй про Аллеву, что он помнил, главным действующим лицом была гостиничная служанка, убивавшая постояльцев. Было бы забавно, если б Тильда решила продолжить традицию.
Он зажег свечу и стянул сапоги. Улегся и раскрыл «Связанных верностью».
С титульного листа глянул на Мерсера гравированный портрет автора: унылая физиономия, весьма похоже изображенная, латный нагрудник, лавровый венок. Под гравюрой строки сонета, в котором капитан жаловался, что его ратные и прочие труды остаются без должной награды. Сонет, в отличие от романа, был откровенно плох, стихотворец из Бергамина получился никудышный. К счастью, стихами он читателей потчевал редко. Начинал же Бергамин как драматург, и весьма неудачно. Даже и теперь, в промежутках между романами, он сочинял трагедии, спектакли по которым неизменно проваливались, несмотря на популярность Бергамина-романиста.
Сам он был человеком отнюдь не светским, угрюмым, неразговорчивым; служил комендантом крепости где-то в Открытых Землях и действительно имел звание капитана. Однако, изредка приезжая в Тримейн и Эрденон, он был принят в лучшем обществе. Ибо не было сейчас в империи писателя популярнее капитана Бергамина. В его романах все происходило в вымышленных странах и в незапамятные времена, в них действовали мудрые маги, коварные волшебницы, летучие гении, могущественные духи и чудовищные монстры. В то же время в персонажах без труда узнавались люди света – посетители столичных салонов и даже придворные под прозрачными псевдонимами, каковые в силах был разгадать любой читатель, мало-мальски наслышанный о столичной жизни. Собственно, в разгадывании отчасти и заключалась прелесть чтения Бергамина, иначе чем бы его книги отличались от обычных листков со светскими сплетнями? Отчасти, но не только. Дамы обожали Бергамина за обилие запутанных любовных сюжетов и яркое описание возвышенных нежных чувств, мужчины – за не менее красочые картины поединков, происходивших едва ли не на каждой странице, а также кровопролитных сражений. Кроме того, к романам прилагались подробные карты его вымышленных стран с указанием маршрутов, коими следует по ним путешествовать, и достопримечательностей. Это было ново, увлекательно и приятно ласкало воображение, не захватывая его полностью.
И сейчас Мерсер, рассеянно пробегая глазами упоительное описание того, как принц Маугрин пронзал скользкое чудовище своей алмазной шпагой (ибо только таким оружием, превосходящим прочностью всякое иное на свете, можно было освободить принцессу Иснельду из заточения в Железной Твердыне), не переставал размышлять о деле, которое привело его сюда.
«Она украла у моего господина очень ценную вещь, – сказал Стефан Вендель и добавил: – Ценную лично для него». Подразумевалось, что для кого-то иного похищенное большой цены не имеет.
По роду своей деятельности Мерсер был наслышан о кражах и ограблениях. И он больше остальных знал о наиболее значительных преступлениях этого рода, случившихся за последний год. И ничего из того, что было ему известно, он не мог соотнести с Анкрен, наводящей мороки. Либо ограбленный не дал распространиться слухам (а делает он это радикальными методами), либо… никакой кражи вообще не было.
Ознакомительная версия.
