Лэрри прикрыл руками лицо, ожидая, что врежется в стену, но вместо этого почувствовал, что куда-то проваливается. Они с Амелией проскочили сквозь стену и упали на твердый бетонный пол.
Лэрри поднял глаза и обнаружил, что они очутились посреди Таймс-сквер. Причем в разгар какого-то бурного праздника. Люди на улицах танцевали. Бурлила ликующая толпа, колыхались вымпелы, гремели трещотки.
— Да тут дым коромыслом, — заметила Амелия.
Но, помимо того что они внезапно перенеслись в Нью-Йорк, обнаружились и еще две странности. Во-первых, люди на улицах были одеты по моде сороковых годов, а все мужчины щеголяли в мундирах. Во-вторых, все вокруг, в том числе и сами Лэрри с Амелией, оказались черно-белыми. Вдруг Лэрри увидел матроса, целующего медсестру, и понял, в чем дело. Они очутились внутри знаменитой фотографии под названием «Поцелуй», сделанной в 1945 году, в День Победы, в конце Второй мировой войны.
Они оглянулись и увидели, что прямо в воздухе зияет большое прямоугольное отверстие. За этим порталом виднелся музей, в обычном цвете. А в музее египтяне выдернули свои копья из стены и полезли вслед за Лэрри в фотографию. Очутившись в снимке, они тоже стали черно-белыми.
Лэрри и Амелия стали проталкиваться через ликующую толпу.
— Простите, — закричал он. — За нами гонятся чокнутые древние египтяне! — Но никто не обращал на них внимания.
Лэрри почувствовал в кармане вибрацию и услышал звонок сотового телефона. Достал его и с удивлением увидел входящий вызов. Надо же! В 1945 году связь — на четыре полоски, а в проклятом подвале не было ничего! Пробираясь сквозь толпу, он спокойно ответил на вызов:
— Алло!
В трубке раздался голос Ника:
— Папа! Наконец-то! Я тебе весь вечер названиваю!
— Привет, старик, — сказал Лэрри и увернулся от девушки, пытавшейся его обнять.
— Слушай внимательно, — заговорил Ник. — Я изучил планы архивов. Как только ты спустишься по лестнице…
Лэрри оглянулся. Египтяне, проталкиваясь сквозь толпу, нагоняли его.
— Знаешь, Никки, я уже давно миновал ту лестницу.
— И всех нашел? — спросил Ник.
— Вроде того, — отозвался Лэрри и стал еще энергичнее пробираться через людское море.
— Это что у тебя за штуковина? — поинтересовалась Амелия.
— Пап, кто там с тобой? — удивился Ник.
— Никого, — ответил Лэрри. Амелия остановилась и подбоченилась.
— Как это — никого? — возмутилась она. — А я, по-твоему, кто?
Лэрри схватил ее за руку.
— Тут со мной Амелия Эрхарт, — сказал он Нику, таща ее за собой.
— Ты нашел Амелию Эрхарт? — изумился Ник. Вдруг Амелия вырвалась у него из руки. Какой-то матрос обнял ее и повел танцевать.
— Никки, я тебе попозже перезвоню, — воскликнул Лэрри.
Но едва Лэрри бросился в погоню за Амелией, как налетел на подвыпившего матроса. Телефон выпал у него из рук.
— Куда спешишь, приятель? — окликнул его матрос. — Не слыхал, что ли? Война кончилась!
— Не для меня, — бросил Лэрри и указал на египтян. — Вот эти ребята гонятся за мной.
— Да неужто? — Матрос бросил взгляд на египтян, потом на Лэрри. — Ты из какой части?
— Гм, я из Бруклина, — ответил Лэрри. Стражники приближались.
— Правда? — просиял матрос. — А я из Флэтбуша! — Он обернулся и громко свистнул. — Эй, ребята! — На призыв оглянулись все окрестные моряки. Собеседник Лэрри показал на египтян. — Вон те типы хотят побить моего друга только потому, что он из Бруклина!
Моряки завопили и бросились на стражников. Завязалась драка. Солдаты Второй мировой войны сошлись в бою с древнеегипетскими воинами. Зрелище, прямо скажем, необычное, но Лэрри видал картины и почище. Пока стражники были увлечены дракой, он стал пробираться обратно к порталу. Амелии нигде не было видно.
К несчастью, египтяне довольно быстро отбились от моряков и тоже направились назад, старательно высматривая его в толпе. Воины еще не заметили Лэрри, но быстро приближались. Надо что-то предпринять, иначе, того и гляди, поймают.
Лэрри бросился обратно к матросу, целующему медсестру, и похлопал его по плечу.
— Прости, друг, мне очень нужно. — Он оттолкнул матроса и стал точно так же целовать девушку. Египтяне пробежали мимо.
— Беги, мистер Дейли, а то тебя там прикончат! — крикнула ему Амелия. Она была уже за пределами фотографии. Храбрая летчица просунула руку внутрь снимка, схватила Лэрри за куртку и подтащила его к порталу.
Лэрри перевел дыхание.
— Спасибо, — поблагодарил он медсестру. — Вы мне очень… помогли.
— Позвони мне! — крикнула девушка ему вслед. Сильная рука Амелии вытащила его из фотографии.
Вернувшись в музей, Лэрри обрел нормальный цвет и рухнул к ногам Амелии. Летчица скрестила руки на груди и самодовольно ухмыльнулась:
— А ты у нас, оказывается, сердцеед. Хоть по виду и не скажешь!
Лэрри пожал плечами и поднялся на ноги.
— Мне надо что-то придумать. Амелия указала на снимок:
— Думай скорее, а то они уже близко!
И впрямь, на фотографии воины-египтяне уже направлялись к порталу. Не пройдет и минуты, как они будут на свободе.
— Придумал! — Лэрри показал на рамку фотографии. — Берись! — Они ухватились за противоположные стороны огромного снимка, дернули и оторвали его от стены. Фотография повисла на длинном тросе. — Раз, два, три! — Они дружным усилием перевернули снимок лицевой стороной к стене. Галерею сотряс оглушительный грохот: это воины, выскакивая из «кадра», врезались в стену. Теперь они навсегда останутся в 1945 году.
— Уф, получилось, — пропыхтел Лэрри. — Спасибо. Амелия усмехнулась:
— Что дальше?
— Дальше… Я спущусь обратно, возьму моих друзей и постараюсь отсюда смыться. — Лэрри махнул рукой в сторону выхода.
— Ну, тогда… — Амелия шагнула за ним следом. — Рвем когти, кэп!
Лэрри остановился и поднял руку.
— Послушай, не обижайся, но я тут попал в серьезную передрягу, и ты не обязана в ней участвовать.
Амелия сердито сверкнула глазами.
— Потому что я женщина, да?
— Нет, — Лэрри покачал головой, — потому что этот чокнутый фараон, невесть зачем воскресший из мертвых, прикончит и меня, и всех, кто попадется под руку. Потому что ему не терпится завладеть этой табличкой и обрести власть над миром!
Она выгнула бровь.
— Значит, всё-таки потому, что я женщина.
— Послушай… — начал Лэрри.
— Нет, это ты послушай, мистер Дейли! — Она ткнула его пальцем в грудь. — Если бы не я, ты бы до сих пор блуждал в этом монохроматическом дурдоме.
