Мне показалось, что на палубе мы провели несколько часов – мы потратили их на преодоление пятидесяти шагов, отделявших бортовую лестницу от центральной мачты. Нин не кричала нам «здесь отдыхать нельзя!» Но мы оба не сомневались – отдыхать нельзя. Редкий случай, когда можно употребить выражение «не было ни тени сомнения» по прямому назначению.
Мы корчились и корчились.
Даже во времена, когда мой новый наставник решил, что мне не мешает «спустить жирку», когда я бегал и прыгал совокупно столько же, сколько все зайцы и косули округи в апогей брачного сезона, я не уставал так безысходно.
Страшно было подумать, что случилось бы, если б я разбил тот купол. Если, конечно, верить стрекозе.
По правде говоря, когда я бухнулся наконец на дно лодки, я был готов допустить, что вот сейчас умру.
Нет, я говорю это как поют – изнутри. К Шилолу всякие «эпические преувеличения»!
Я совершенно серьезно допускал, что, возможно, я, Игрэ Од из уезда Медовый Берег, сын ловца губок, год рождения 478 Эры Двух Календарей, в течение минуты или нескольких минут распадусь на мясо и эфир под воздействием неблагоприятных условий окружающей среды.
Паду, сраженный кознями мух, а может – стрекоз.
Но я не распался и не пал.
Потому что стоило Нин занять свое место на корме и взять в руки весло, как в голове у меня снова щелкнула «гнида».
Мы сидели на берегу, по-бакланьи нахохлившись. Наша Нин снова куда-то урвала. Настроение было похоронным.
На самом деле, мы вышли размяться. Погудеть деревянными мечами, покрутить ведущие танцы третьего тура, прийти в форму.
Какое там!
Я с трудом вытерпел минимальное время выдержки первой тренировочной стойки. Меня прошиб какой-то нехарактерный, какой-то маслянистый пот и меч задрожал у меня в руках.
Карманное зеркальце Олли (то самое! – вздрогнуло какое-то новое «я» во мне, но я живо заткнул ему пасть) показало, что глаза у меня гноятся, а лицо цветом напоминает печеный картофель со снятой кожурой.
Олли? Он кашлял теперь будто чахоточник – на него даже нападать было противно. Типа как на сироту убогого.
Такая вот вышла у нас тренировка.
– Слышишь, Игрэ, ты поверил, что это был корабль?
– Ну… а что же это было?
– Я же не спрашиваю тебя – «что»?
– Ну, допустим, корабль. А что – стоит в воде, не тонет. Мачта есть. Охранительный кристалл. Значит – корабль.
– А команда? Где была команда? – допытывался Олли. – Где был капитан?
– В гнезде, – процедил я. Я уже понял, что он совершенно не помнит, что было в «скипидарной» комнате – только ту прилипчивую палубу, да как мы поднимались по лестнице. А пересказывать ему тот не лезущий ни в какие ворота разговор с капитаном-стрекозой у меня не было совершенно никакого желания! Вообще, ярким солнечным утром все это походило на чистую галлюцинацию. Стрекозы, мухи, компас, капитан Дидрэк. Я совершенно серьезно боялся сойти с ума. Как сказал бы Дидрэк, начались трудности с переводом – на сей раз с языка воспоминаний на язык реальной реальности.
– Бре-е-ед, скажи? – резюмировал Олли и примолк. Не прошло, правда, и минуты, как он вдруг вскинулся, словно его осенило какой-то очень спасительной мыслью. – Послушай, Игрэ, я, кажется, понял в чем тут дело!
– Ну?
– Нас просто проверяли!
– Кто?
– Ты только подумай своей головой! У Нин было такое задание – проверить нас на психическую устойчивость! Вот она и устроила нам эти галлюцинации! Наверное, что-то в мой чай добавила! Может быть, таким было требование Свода Равновесия! Ведь фехтовальщик должен быть тверд душой, как кремень! Он должен быть устойчив, непоколебим, безупречен в своих мыслях, куда бы его не заносило!
Объяснение приятно согрело мой истрепавшийся мозг. Я кивнул – дескать, продолжай
– Да, она нас проверила. Выяснила, что мы в порядке, и пошла докладывать начальству. Что третье, секретное задание выполнено.
– Хорошо бы если б так. А компас – это тоже галлюцинация?
– Конечно! Не знаю, про какой компас ты говоришь – но это наверняка чистая фантазия! Сон! Причем, на сей раз компас – это твоя фантазия, твоя галлюцинация, а не наша общая!Короче говоря, мы с тобой здоровяки! Мы в порядке! – ликовал Олли.
Больше всего на свете мне хотелось ему верить. Я улыбнулся и посмотрел почти ласково. Хоть временами он и бесил меня несказанно, а все-таки что-то в нем было подкупающее.
– Но только мы не в порядке, – улыбку стянуло с лица Олли, как быструю тучку с полуденного солнца. Его лицо перекосилось уродливой гримасой – не то горестной, не то гримасой боли. Видимо, кое-что из ночных «галлюцинаций» он все-таки запомнил. И этого «кое-чего» ему хватало, чтобы его настроение носилось вместе с крышей туда-сюда, наподобие наших качелей.
Он вскочил с места и сделал несколько шагов в сторону моря, словно что-то высматривая. Уж не корабль ли стрекоз?
– Ты чего, Олли? – мирно спросил я. – Ты же сам сказал – проверяли там это… психическое здоровье! Все верно! Я полностью согласен! Олли! Да ты не представляешь себе, каким нормальным, каким супер-нормальным я себя ощущаю!
Какое-то время Олли молчал, словно переваривал.
Потом он повернулся ко мне и, тихо всхлипывая, заплакал, проворно вытирая слезы указательными пальцами.
Нет ничего более устрашающего, чем плачущий мужчина.
Плачущий мужчина наводит на самые отпетые мысли.
Помимо прочего, это довольно уродливо. Нос Олли стал как буряк, брови покраснели, губы вздуло.
– Олли, ты чего! Ты же не хочешь, чтобы из-за этих галлюцинаций, из-за этого корабля тебя признали невменяемым и не допустили к третьему туру!
– Да корабль тут не при чем! – всхлипнул Олли.
– А чего ты тогда? Ты чего, из-за Нин? Она что, опять с тобой сегодня ночью?.. – предположил я.
– У-у-у!
– Надо это как-то прекратить, – сказал я. Мысль не была свежей, но, как ни странно, актуальности не потеряла. – Скажи ей твердо, чтобы она от тебя отцепилась, манда ушастая! Пусть не смешивает деловое с личным!
– Я говорил! Она говорит: «Все в порядке! считай, что мы просто друзья!». А потом я обнаруживаю себя втыкающим свой член в ее змеиную нору в восьмой раз за ночь! Хороши друзья! Одной кровью кончаю – ты зацени! Я тебе говорю, Игрэ, это колдовство. Я тебе говорю – колдовство…
– А почему ты меня не зовешь? Почему не зовешь ночью?
– Я не зову? Да я этой ночью тебя даже огрел своим валиком подголовным. А ты даже не пошевелился.
Я потрогал свой лоб. Да, ссадина, синяк, очень похоже на подголовный валик…
– Скажи ей, что я на вас решил настучать. Что даже донос уже составил. Вчерне.
– Говорил. Она твердит, что тебе никто не поверит, потому что она на хорошем счету. А я больше не могууу!
