— Ты помнишь, как мы с тобой впервые встретились, Мора?
Моргана мягко потянулась.
— Такое трудно забыть, Сет. Тринадцать лет назад… да тогда весь город сошел с ума из-за Ренегата. Этот кровожадный сукин сын убивал направо и налево, не разбирая смертных и вампиров, а под конец начал охотится на Древнюю Кровь…
— Которую вампиры — даже такие необычные, как Ренегат — не могут пить.
— Ну да. Только он пил.
— А остановили его три Выродка.
— Фи…
— Извини, три представителя разных кланов. Сет из Слотеров, Моргана из Морганов и Ришье из Малиганов.
— Ага. Только перед этим он успел вылакать всю кровь из Эдварда из Треверсов. Да и Ришье мы буквально сдернули с его клыков.
— Не усматриваешь в этом ничего странного?
— Ты имеешь в виду — что-нибудь странное окромя того, что Ренегат хлебал себе Древнюю Кровь, хотя она должна была прожечь ему брюхо, что твой свинец?
Сет кивнул.
— Ну, меня до сих пор удивляет, что прежде, чем добраться до Ренегата мы не перерезали глотки друг другу. Я, например, имела на тебя серьезные виды. Сам понимаешь, у нас было тогда слишком мало поводов для любви.
— Еще раз, моя зубастенькая. Моргана Морган. Сет Слотер. Ришье Малиган. Эдвард Треверс. Ренегат. Что общего?
Моргана болезненно наморщила лобик.
— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Но у меня плохо получается делать простые выводы из кучи сложных фактов. К тому же ты очарователен, когда напускаешь на себя такой умный вид. Со стороны, это как смотреть на тролля, читающего по складам.
— Сет Слотер. Выродок… прости, потомок Лилит, который не мог появиться на свет. Моргана Морган, вампир, которого не мог сотворить ни один Барон Крови. Ришье Малиган, человек, отказавшийся от Таланта и ставший единственным в четырех кланах, кто свободен как от благословления, так и от проклятья Древней Крови. Эдвард Треверс, потомок Лилит, обладавший даром гасить чужие Таланты, что невозможно в принципе… Ах да, и плюс Ренегат. Вампир, который не умирал, пытаясь высосать одного из нас.
— Ты слишком наслаждаешься моментом. Где вывод, Сет?
— Четыре парадокса, охотившиеся на парадокс же!
— Три парадокса, охотившиеся на парадокс, который уже уничтожил четвертый парадокс. — педантично поправила Моргана. — И что же дальше?
— Посмотри сюда. — Сет распахнул массивную книгу в тяжелом переплете, отделанном серебром и полудрагоценными камнями. — Это одна из копий апокрифов Строгой Церкви. Здесь есть запись о Малом Соборе, втайне проходившем тринадцать лет назад.
— Как он оказался у тебя? Не думаю, что ты взял его в публичной библиотеке.
— Лучше не спрашивай. Иногда я прибегаю к помощи своего непутевого племянника.
— Джадд? Он так мил. Ты знаешь, что пережив первый шок после встречи со мной, он трижды пытался забраться в мою постель…
— Не ври, Мора. У Джада пунктик насчет мертвых девушек… И не отвлекайся прошу. Смотри сюда.
— Гм… здесь рассматривается решение Собора об изъятии всех записей о существовании некой молодой девы, имя которой связывают с чередой странных событий. Что такое Гений Вероятности?
— Тебе, как и многим другим он больше известен под названием… Дикий Талант.
Глаза Морганы расширились.
— Не может быть! Сет, это…
— Может.
Тибур.
Тибур, сын Аккадия-Лыкодера.
Вот так вот! Имя у него все-таки имелось.
Просто тем, кто держал его в плену, знать это было вовсе не обязательно.
А кроме имени сохранились еще и воспоминания. Вернее, их осколки, буравящие мозг яркими образами и ощущениями. Удар по голове, едва не отправивший его к праотцам, не только пробил череп, но и основательно перетряхнул все его содержимое. Воспоминания разбились на сотни кусков, не все из которых удачно состыковались между собой. Попытки вернуть все на свои места оборачивались приступами мигрени, во время которых ему хотелось биться головой о стену, лишь бы унять тупую ноющую боль, поселившуюся внутри.
Перед глазами мелькала вереница лиц, и не каждое он мог опознать и назвать, но даже безымянные никуда не уходили. Он их помнил.
С недавних пор его жизнь сильно обесценилась. Прошлое превратилось в зыбкое болото боли, к которому не хотелось возвращаться. Будущего он не видел. В настоящем у него почти не осталось побудительных мотивов для того, чтобы жить и действовать. По сути, сохранился только один — горевший в мозгу ярко, точно фонарь в безлунную ночь.
Этот мотив был неотъемлемо связан с образом сестры. Вернее, с образами: в сознании облик высокой красивой девушки, погруженной в задумчивую печаль, постоянно мешался и замещался образом жизнерадостной маленькой девочки лет пяти-шести, с огромными васильковыми глазами и светлыми, почти пепельными волосами. Всякий раз, когда он думал о ней (о девочке, а не о девушке), об ее утрате, пальцы сами сжимались в кулаки с такой силой, что ладонь покрывалась кровавыми пунктирами — следами от вонзившихся в плоть ногтей…
Нет, не сейчас.
Сейчас не время!
Негромко вздохнув, человек со светлыми волосами открыл глаза, покрасневшие от усталости и недостатка сна, и поднялся с обтянутого кожей ложа. Оказавшись на ногах, он на мгновение замер, силясь побороть тошноту, комом подступившую к горлу. Пол под ногами мягко водило из стороны в сторону в такт движению поезда, увлекаемого на восток каменным исполином. Качка напоминала морскую (как и морские словечки в жаргоне обслуги), но тошнило Тибура вовсе не по этой причине: организму до сих пор аукалась портальная переброска на дальние расстояния.
Когда неведомая сила буквально разрывает тебя на мельчайшие части, проносит через сотни и тысячи миль и вновь вылепливает по образу и подобию, сохраненному благодаря магии, вполне естественно чувствовать себя так, словно тебя наизнанку вывернули. То еще удовольствие…
Если подумать, мне, пожалуй, повезло, без всякого воодушевления подумал светловолосый. Нередко людей после телепортации выворачивает наизнанку не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Он ничуть не преувеличивал. Порталы дальней переброски — штука более чем ненадежная. Но если Владыка Варкаташа приказывает поторопиться… как тут ослушаешься?
Мысли показались ему праздными, и свежеиспеченный слуга и соглядатай тортар-эребского эмира раздраженно потряс головой, пытаясь от них избавиться. Чтобы окончательно побороть тошноту он несколько раз шумно сглотнул, после чего придвинул к себе столик и поставил на него небольшой черный саквояж человека, которого до сих пор видел один раз.
