— Слушай, дурья башка, — рассердился Младояр, подавшись чуть вперед с захватом кисти, потом разворот влево, нога выставлена, дылда на земле, — если будешь тыкать своей харей под чужую личину, другой не будет таким добрым, сломает тебе нос!
— Ты все… Хитростью! — в голосе дылды просквозила обида.
Младояр наклонился над парнем и шепнул ему на ушко пару теплых словечек. Тот вскочил с земли, решив продолжить. Пришлось ударить…
— Не бей его больше, — попросила девчушка, помогая дылде подняться с земли, — ты домой иди, Капоня, иди, прошу…
— Да я ему! Да…
— Ладно, давай мириться, — засмеялся княжич.
Вскоре от парня удалось отделаться. Ушел, не сразу, конечно, хотел честь соблюсти… Оставшись наедине с Сойкой — так звали девочку — княжич дал волю языку. А потом, на темной улочке — и рукам. Сойка, как будто, того и ждала, ее ручки куда только не полезли! Двое подростков мгновенно разгорячились, последовал жаркий поцелуй, от которого на княжича нахлынула такая волна теплоты, такая сладость, ну — куда как круче, чем даже когда он делал раньше сокровенное, мужское. «Вот оно, как по любви сладко-то!» — отметил Младояр, даже в такие мгновения не забывавший пополнять знания.
* * *
В постельку княжич вернулся лишь под утро, в состоянии какой-то сладкой легкости. Но напрасно он надеялся соснуть чуток, едва раздевшись, прилег, как перед ним появился Крутомил. Видать — ночью вернулся.
— Ах вот ты где, проказник, — богатырские руки старшего брата вытащили Млада из-под шкуры, княжичу показалось, что он летит — Крутомил подбросил братца в воздух, поймал, прижал к себе. Младояр обнял брата, лишь хихикнул, получая шлепок по голому заду.
— Жив, Крут! — радовался княжич, с любовью глядя на старшего брата.
— А что со мной станется? — улыбнулся Крутомил, — Да на мне ни царапинки. А вот тут, у вас… Ну да ладно, пронесло…
— Ага…
— Я горд тобой, Млад, — заявил старший княжич торжественно, — жаль, меня не было, зато ты был! Но ничего, мы еще этого злого колдуна словим, голову ему открутим!
— Ага!
* * *
Младояр редко видел отца в золотом венце. Князь надевал корону лишь в самых торжественных случаях, пренебрегая древними обычаями. А вот в былые времена, рассказывают, владыки везде и всюду ходили, надев на голову венец. Да чего только в прошлом не было. Даже закон, что с непокрытой головой мужу из дома выйти не полагалось. Вот и сейчас на княжичей шапочки натянули бархата красного, с ободками золотыми, каменья вкраплены — у Крутомила зеленые смарагды, у Гориполка — красные лалы. Младояру достались жемчуга…
Не один Дидомысл сидел на пиру, разодевшись во все лучшее. И на княжичах — одни шелка, все — в золотом да серебряном шитье, жемчуга да янтарь, застежки — золотые, как и блюда, с которых едят. Даже ручки у братин, и те — звериными головами с лалами, где глаза! Немало злата и на дружинниках, есть и такие добры молодцы, что покруче княжичей да воевод разряжены — цепи, пояса каменьями изукрашены — кто ж выхваляться в праздник запретит? И все блестит — свечей не пожалели, да еще позади каждого подсвечника — бронзовые щиты-зеркала света набавляют. Рядом с Младояром — братец Крутомил, на рубахе кот рыкающий, заморский, что в Черных Землях живет, вот только грива почему-то синим вышита. Одной рукой старший княжич с блюда ароматные куски жареного мяса подгребает, другой — Младояра обнимает, будто чует, не по себе на пиру младшему брату … Кругом шум стоит, в дуды дудят, струны гуслей перебирают, поют — справа одно, слева — другое, только в ушах звенит!
Почему-то вспомнился Старец Вод. Чего это он так смотрел? Прежде отворачивался — а тут вдруг пристально так? Даже страшно… Будто на жертву избранную… Разумом понятно — ну, во-первых, в Крутене сварожьев внуков в требу богам не дают, времена оны давно минули, да и второе есть. Когда-то, в стародавние времена приносили жертвы, бывало — и сыновей княжеских, первенцев. Ну — Младояр-то третий. Да, вот под слово вспомнилось — есть и третье. Рекам жертвовали не юношей, как остальным божествам, а девушек. «Так что — спи спокойно, Млад!» — усмехнулся про себя княжич.
К вечеру Младояр слинял с пира, оставив отца и братьев продолжать застолье без него. Меды столетние дали о себе знать — его ухода даже не заметили. Любители вин трехлетних — и в вовсе под столами лежат… Княжич пил только сбитень, на хмельное его не тянуло. Все радовались, а Младояр чуял нутром — слишком рано пировать. Нужно было поговорить, да о чем с упившимися рассуждать? Отец лишь кивал, лез целоваться, а Гориполк еще не совсем и поправился-то. Дружинники, хоть и хмельным набравшиеся, почтительно уступали дорогу Младояру, как самому князю почти… «Это не надолго» — успокоил себя Младояр, — «Сегодня героем хожу, завтра-послезавтра забудут, опять отроком стану…».
Княжич не удивился, найдя Иггельда трезвым, с ясным взглядом. Кажется, лекарь оказался вторым человеком в городе, понимавшим, что все не так просто. Ведун усадил воспитанника возле себя, угостил заготовленным молоком, еще теплым, видать — парным.
— Пора нанести ответный удар, — заявил Младояр, — вопрос лишь в том, как отыскать Белого Ведуна.
— Ты плохо считаешь удары, сейчас его очередь, — заметил Иггельд, — если проклятие — это удар, то мы ему уже ответили, когда спасли Гориполка от смерти. Теперь его очередь.
— Какой же это удар? Мы только отвели его руку…
— Да нет же, Млад, подумай сам! — лекарь поднял на княжича ясные очи, — Ведь его проклятие не сбылось. Сегодня об этом говорит Крутен-град, завтра — узнают во всех деревнях, в закоулках и чащобах, там, где боялись все Белого Ведуна. А с такой стати — и бояться перестанут, раз уж его колдовство такое слабое. Понимаешь?
— Он власть потерял?
— Еще не потерял, но вскоре потеряет. Так что мы нанесли ему сильнейший удар. Можно сказать, сбили с ног. И теперь можем получить сдачи.
— А мы его опередим!
— Тогда времени осталось не слишком много, — ведун выглядел озабоченным.
— Отчего же?
— Три дня вроде прошли, но это как считать. Если с утра после проклятия, а так простые люди считать будут, то три дня только сегодня поутру истекают.
— Стой, Игг, стой! — вскричал Младояр, — Выходит, чтобы честь свою ведовскую спасти…
— Ему непременно сгубить Гориполка надо. До рассвета!
— Тогда чего мы сидим? Надо отца предупредить!
— Я уже сказал князю, — попытался успокоить воспитанника Иггельд, — он обещался никуда Гориполка из хором не отпускать до рассвета.
— А как в палатах?
— Дык не пустят чужого!
Вроде все правильно, можно не беспокоиться. Но Младояр чувствовал, как что-то подспудно не дает ему покоя. Ну, бывает — занозишь руку, решишь — потом вытащу занозку, целый день ходишь, а душа не на месте — о чем-то забыл. А как вспомнишь — так уже и гноем течет! Вот и сейчас надо вспомнить, какая такая занозка осталась в памяти, что не дает покоя? Княжич обхватил руками голову, задумался.
