— Нельзя мне по-другому,— серьезно ответил парень.— Мне моя вера работать запрещает.
— Что это за вера такая? — Конан недоверчиво посмотрел на Ишмаэля.
— Мы поклоняемся Белу Ловкачу,— гордо выпятил грудь Ишмаэль.— Самому умному, ловкому и удачливому из всех богов!
Конан, естественно, слышал о Беле, которому молятся некоторые кочевники-зуагиры и воры на побережье Западного моря, но ему даже и в голову не могло прийти, что существует целая религия, живущая по его заветам и объявившая воровство богоугодным промыслом.
Ишмаэль объяснил Конану, что он происходит из благополучной во всех отношениях семьи. Вот только чтят в этой самой семье бога воров Бела.
— Нам, знаешь ли, тоже нелегко приходится,— продолжал Ишмаэль.— Не жизнь, а сплошная мука! Наша вера не только запрещает покупать любую вещь, но и предписывает нарушителю этой заповеди во искупление греха украсть нечто в десять раз превосходящее стоимостью купленное. А знаешь, сколько вокруг соблазнов! — тяжко вздохнул Ишмаэль.
— Мне сейчас тебя даже жалко станет,— хмыкнул северянин.— Не повезло тебе, парень, со мной. Но, однако, и ты ловок не по годам! Я сам знаток воровских приемов, и то ничего не почувствовал.
— Отец-настоятель всегда хвалил меня за ловкость рук.— Ишмаэль смущенно потупил взор, но не выдержал и рассмеялся.— Знаешь, Конан, я на самом деле тебе благодарен. Кроме того, получается, что я купил твою помощь за золотую монету, так что с меня причитается. Пойдем, тут недалеко хорошая таверна. Нам самим не мешает промочить горло.
* * *
Конану ничего не оставалось, как развести руками. Похоже, его нового знакомого нельзя было ничем смутить.
Когда они удобно расположились за столиком и послали хозяина таверны за вином, Ишмаэль объяснил Конану, почему он выбрал именно его.
— Ты не думай, что я решил, будто ты невнимательная деревенщина. Наоборот, по всему видно, ты ловкий малый. Но дело в том, что я тут познакомился с одной девушкой, дочерью самого Абдул аль Назиза — главы торгового дома Кироса…— Ишмаэль приложился к кувшину, как заправский выпивоха.— И я тебе скажу, эта такая красавица, какой…
— Я смотрю, парень, ты высоко метишь,— кивнул Конан.— Клянусь Вещим Вороном, Кром любит смельчаков! Но какое отношение имеет эта красавица к моему кошельку?
— Самое прямое.— Воришка прижал руки к сердцу.— Самое прямое! Сет меня попутал купить этой куколке дорогущее жемчужное ожерелье… Небось сам Бел нашептал об этом моему папаше,— тяжело вздохнул Ишмаэль.— Тот вздул меня по первое число, а потом и говорит: «Хочешь женщине подарки делать — делай! Но делай это, как положено настоящему мужчине, а не торгашу с базара. Настоящая любовь, сынок, заключается в преодолении трудностей. Вещь надо украсть, а за горсть монет ее любой купить может. Вот Бел Покровитель для красавицы Иштар у самого Сета Око Змея украл! Так что пока не принесешь должную искупительную жертву, домой не появляйся».
— Я смотрю, твой отец — серьезный мужчина,— пряча улыбку, сказал Конан.
— Что есть, то есть,— согласился Ишмаэль.— Кстати, он даже мою маму украл с невольничьего рынка… Ну так вот, Конан, я к тому клоню, что мне теперь чуть ли не половину ювелирной лавки украсть надо! И стоило мне только присмотреть наконец подходящую вещь, как появляется здоровенный варвар, и — раз! — все мои старания псу под хвост! Так что, хочешь не хочешь, мне пришлось рискнуть, но… Теперь вообще позору не оберешься.— Он горестно махнул рукой.
— Ладно, Ишмаэль, не горюй, придумаешь чего-нибудь,— постарался ободрить Конан самого необычного паренька из всех, кого он когда-либо встречал.
Народу в таверне все прибавлялось и прибавлялось. И совершенно никто не обратил внимания на невысокого желтолицего человека в черной хламиде, который расположился на высоком табурете у самой стойки и что-то обсуждал с дородным хозяином таверны. В этой картине не было совершенно ничего необычного, и никто не заметил, как в одно мгновение глаза желтолицего подозрительно заблестели. Он тихо прошептал несколько слов на неведомом языке и прищелкнул пальцами под носом у тавернщика. Тот на середине фразы замер с открытым ртом, глаза его оставил свет разума, а на безвольно отвисший подбородок изо рта потекла струйка слюны.
— Возьмешь этот мешочек и всыплешь его содержимое во все кувшины с вином, червь,— едва слышно раздалось из-под капюшона. Голос желтоликого был холоден и ядовит, как дыхание ледяного змея Рунгельда, которого, говорят, опасался даже Сет Змееголовый.
— Слушаюсь, господин…— Казалось, дыхание жизни уже покинуло дородного шемита.
— А потом,— продолжал демон в черной накидке,— ты выпьешь из этого кубка,— на мгновение из широкого рукава показалась тощая кисть, и длинные крючковатые пальцы бросили крупицу какого-то вещества в вино. Оно забурлило, но тут же успокоилось.
— Слушаюсь, господин,— равнодушно повторил тавернщик.
Между тем Конан и Ишмаэль, уже порядком захмелевшие, клялись друг другу в вечной дружбе.
— А теперь ты пойдешь со мной в «Золотую Лозу».— От дружеского удара по плечу Ишмаэль чуть не упал на пол.— Я тебя познакомлю со своей красавицей, а еще — с одним кешанским воином!
— Пойдем, друг! А я украду для твоей красавицы какой-нибудь подарок, как Бел для Иштар! — Ишмаэль встал, покачиваясь.— Вот прямо сейчас и пойду. К тому же мне все равно надо по одному делу, а то я просто лопну,— подмигнул он киммерийцу.— Ты закажи еще по кувшинчику, а я скоро вернусь! — Он, покачиваясь, вышел.
— Хозяин, вина! — крикнул Конан. Желтоликий сделал повелительный жест. Хозяин таверны развязал мешочек, и почти невесомый белый порошок тонкой струйкой потек в стоявшие перед ним кувшины.
Человек в черной хламиде подождал, пока порошок растворится в благородном напитке, и соскочил с табурета.
— Друзья! — громко крикнул он, привлекая всеобщее внимание.— Предлагаю выпить за здоровье милостивого короля Фараха и его прекрасных дочерей! Я угощаю!
Люди довольно загомонили. Простые горожане уважали строгого, но справедливого Фараха и просто боготворили красавиц Ниенну и Афризию. Кроме того, не каждый день удается получить дармовую выпивку.
Околдованный и обреченный на смерть хозяин таверны разнес вино по столикам. Люди поднимали кубки и хлопали друг друга по плечам. Когда желтолицый убедился, что Конан, пребывавший в благодушном настроении, выпил колдовское зелье, он тихонько рассмеялся омерзительным шипящим смехом. И доведись кому услышать это шипение, он поклялся бы, что такие звуки человеческое горло издавать просто не может. И был бы прав.
