Ознакомительная версия.
– У вас тут оборотни водятся? – с надеждой спросила диса.
– Н… нет вроде.
– Значит, волки! – определил Рагнар.
Сердце Хельги упало. С волками ведь не договориться. Придется убивать. Бедных, голодных, сереньких. Они ведь не виноваты, что тоже хотят есть. Ну почему мир устроен так плохо?
«И на старуху бывает проруха!» – говорила потом Энка.
Наверное, они слишком устали и замерзли, чтобы соображать. Поэтому, когда сквозь снежную пелену блеснул огонь, все, включая умудренных опытом наемников, не сговариваясь, ринулись туда.
И не удивились, не встревожились, когда дверь полузанесенной снегом избушки приветливо распахнулась – в такое-то время! – и радушные хозяева с поклоном вышли навстречу. Затопили печь, накрыли на стол…
И Энка не почуяла беды, и Хельги не заглянул в Астрал, и Меридит не отказалась от вина. Чего же спрашивать с остальных?
Пробуждение было ужасным. Холод сковал тело, голова раскалывалась, язык казался сухим, огромным и колючим, глаза застилала черная пелена.
«Напилась! – первое, что пришло в голову Меридит. – Это я-то! Вот ужас, Энка теперь вовсе жизни не даст».
Титаническим усилием воли она заставила себя проснуться до конца. Веки слипались, будто клеем намазанные. Хотела протереть глаза, но руки почему-то не поднимались. Проморгалась кое-как. Огляделась, с трудом поворачивая голову. И ужаснулась по-настоящему.
Они лежали на мчащихся сквозь снежную мглу санях кучей, как поленья. В поле зрения дисы попали лицо Хельги, затылок Энки, рука Эдуарда, ноги Рагнара и клочок бороды Орвуда. А также веревки, коими были накрепко связаны несчастные обладатели перечисленных фрагментов тел. Вкрутили их так туго, что едва удавалось дышать.
– Эй! – просипела диса. – Эй, кто-нибудь!
Ответа не было. Тогда она дунула в лицо Хельги. Ни малейшей реакции, даже веки не дрогнули. Меридит стало страшно, но она рассудила: если их собрались отравить до смерти, то не стали бы связывать, трупы не убегут. Значит, просто усыпили и взяли в плен. Кто? Зачем?
А потом сани сделали крутой вираж, к горлу подступила тошнота, свет померк и разум тоже.
Вардох Глом вглядывался в белые, безжизненные лица Пленников почти разочарованно. Нет, не такими представлялись некроманту его самые главные, самые заклятые враги. Воображение рисовало образы могучих, суровых воинов, почти великанов с исполинскими мечами, могущественных магов, чудовищных нелюдей. А перед ним лежали тощенькие мальчики и девочки и нелепый бородатый гном. Достойный противник, ничего не скажешь!
Рядом громоздилась кучка их вещей. Некромант кивнул. Слуги подскочили, вытряхнули содержимое мешков.
Ничего интересного: несколько изношенных тряпок, немного дрянной еды, странный набор предметов, не имеющих никакого значения, – куски драконьей чешуи, прямоугольные стекляшки, камешки, ракушки, цветки папоротника. Оружие тоже было самым простым. Немного выделялся на общем убогом фоне древний меч из запрещенного драконьего серебра, нездешней работы. Некромант брезгливо поднял его, изучил гравировку. Обычный городской меч драконоборца, не иначе где-то стянули… Маг разжал пальцы, оружие громко звякнуло о каменные плиты пола.
Девчонка со светлыми короткими волосами дернулась, ее веки дрогнули. Остальные валялись как трупы. Не перестарался ли болван Ахаддек?
– Когда проснутся? – отрывисто бросил некромант.
– Через час, о Великий Господин, – согнулся в поклоне Ахаддек. – Самое позднее через два. Я все точно рассчитал, не сомневайся!
– Ладно. Проснутся – семерых ко мне. А этого, – он ткнул сприггана носком красивого сапога, – в камеру, и чтоб ни на минуту не просыпался. Головой отвечаешь!
Однажды все восемь были у него в руках. Почти. Когда кобольды донесли о пленниках, Глом сразу почувствовал: ОНИ. Но не удержали, упустили. Силы Стихий – страшное оружие в руках того, кто умеет им пользоваться. Во второй раз на след избавителей вышла Самитра, одна из лучших ищеек-убийц. И опять неудача. Разоблачили, сбежали. Затем одолели Черный патруль, уничтожили отборнейших клейменых… Нет, эти создания вовсе не так просты, как кажутся. Особенно спригган, есть в нем что-то зловещее. Пусть уж лучше поспит до поры до времени. А как быть с остальными?
Вардох Глом думал.
Убить – как это просто! Раздавить сонными, будто жалких козявок! Нельзя… Там, в гробницах старого Трегерата, под слоем спекшегося пепла лежала глиняная табличка с древними письменами. Последний фрагмент Пророчества.
Тысячу лет искали ее маги, законные и незаконные, иные и жизни клали. Но Силы Судьбы превратны. Глом помнил, как задрожали руки, сжалось сердце. Ему единственному из смертных открыто было сокровенное. Со священным трепетом узнавал он в словах Пророчества себя, вникал в тайны грядущего.
Избавителей можно убить. И ничто не остановит рыб, мир сгинет – неминуемо, во всепожирающем пламени. Не станет ни живых, ни мертвых. Никого.
Можно не убивать. Но тогда будут уничтожены – неминуемо – те, кто возжелал власти над Миром, они будут жить в скверных могилах.
Но если хоть один из избавителей, добровольно ли, по принуждению ли, под пытками ли, пойдет на измену – будет над Миром новая власть. Его, Великого Господина Глома, некроманта, власть.
Вот только кто?
Рыцарь и эльф? Нет, невозможно. Благородные натуры апатичны и слепы в своих убеждениях. Гном? Гномы горды и выносливы, но они любят золото. Очень, очень любят. Принц и сиротка? Слабые, зависимые – таких можно запугать, замучить. Но главную ставку надо делать на троих нелюдей с Кансалонскими медальонами. У наемников нет принципов, нет чести и отечества, они алчны и продажны. Они товар, который можно купить. Нужно купить.
Эдуард таращился на Великого Господина Глома с возрастающим разочарованием. По его представлениям повелитель некромантов должен был выглядеть более зловещим. А перед ним восседал на золотом троне обыкновенный дядька средних лет, ничем не примечательный. И одет он был в обычные, хоть и дорогие, кожаные одежды – в такие вельможи любят наряжаться, отправляясь на охоту. Обстановка тронного зала тоже ничем колоритным, некромантским не отличалась. С тех пор как законный владелец покинул свой дворец, здесь, похоже, ничего не изменилось. Фи, скучно!
…Некромант говорил долго и красноречиво. Издевался и льстил, запугивал и искушал, сулил пытки и несметные богатства. Его слушали молча, стоя на коленях, руки скручены сзади. Стоило открыть рот, стражники стегали бичом, стоило переглянуться, больно кололи алебардами в спину.
Потом, избитых и измученных, их затолкали по камерам, крошечным и сырым, заковали в цепи, бросили без еды и питья в кромешной тьме и могильной тишине, изредка нарушаемой обреченными стонами других узников.
Ознакомительная версия.
