— А что он мог сделать? — удивился Ренье. — По-вашему, дворянин должен оставлять все свои дела и отправляться в отдаленную деревеньку, чтобы лично переговорить с крестьянкой, которую староста предлагает продать? Добро бы вас отсылали на медные рудники или куда-нибудь в глушь, где вам предстояло бы убирать навоз... Знаете, как он рассуждал?
— Как? — хмуро спросила она.
— Староста для того и назначен, чтобы решать подобные мелкие вопросы, не тревожа хозяина необходимостью навещать отдаленные владения. Староста, рассуждал ваш хозяин, лучше понимает, что хорошо для дела, а что плохо. Если не доверять старосте — то нужно самому жить в деревне и с утра до вечера заниматься крестьянскими проблемами. Уверяю вас, ни один дворянин на это не согласится.
— Конечно, — сказала Эйле, кривя губы.
— Продолжаю. — Ренье слегка коснулся ее губ кончиками пальцев, заставляя сменить недовольную гримасу на более благосклонную. — К вашему господину приходит письмо. Давайте продадим юную, одаренную особу королевскому двору! Это сулит нам такие-то и такие-то выгоды. А, думает ваш хозяин, молодая девушка наконец-то покинет унылое житье в деревне и сможет устроить свою жизнь в столице. Ну какая бы не запрыгала от радости! И он подписывает документы. Вот как обстояло дело.
— Вы уверены?
Ренье кивнул.
— Ни один дворянин не желает зла своим крестьянам, поверьте. В самом крайнем случае мы бываем равнодушны...
— Наверное, вы правы, — произнесла Эйле со вздохом. — Но мне трудно забыть...
— Я попробую выяснить, нельзя ли прислать в столицу заодно и вашего возлюбленного, — сказал Ренье.
Ее глаза сверкнули.
— А такое возможно?
— Почему же нет? Вероятно, потребуется заплатить, но если ваш хозяин разумный человек, он, конечно, согласится... Могу заняться этим сразу же после того, как мы покончим с Тандернаком.
Эйле прижалась к боку Ренье, потерлась головой о его плечо.
— А, вот вы как теперь заговорили! — обрадовался он. — Хорошо. Вы знаете имя вашего бывшего хозяина?
— Конечно. Его зовут Адобекк.
Ренье остановился так внезапно, словно споткнулся о невидимую преграду.
— Как?
— Адобекк, королевский конюший...
* * *
Им удалось пройти на «малый двор» незамеченными. Ренье привел девушку в апартаменты, которые занимал в те дни, когда жил при особе принца: две комнатки, битком набитые мебелью, преимущественно детской. Там были крохотные стульчики, игрушечные столы, за которыми можно было угощаться только лежа на полу, маленькие шкафчики содержали миниатюрную посуду. Ренье так и не понял, были ли то игрушки или же этими вещами пользовался сам принц, когда был еще ребенком.
В любом случае, комнаты пришлись Ренье по душе. Здесь имелась очень широкая низкая кровать, на которой вполне помещался взрослый человек; что касается одежды, то Ренье разбрасывал ее по всему помещению и поиски той или иной части туалета превращались в увлекательное приключение среди лабиринтов игрушечной мебели.
Эйле уставилась на комнату изумленно.
— И вы здесь живете?
— Иногда. Когда его высочество желает видеть всех своих придворных непременно подле себя. В других случаях я обитаю у моего дяди, в столице.
— Но ведь это все — для кукол!
— Возможно, дорогая, для принца мы и есть куклы. Никто этого в точности не знает, поскольку его высочество принц Талиессин — загадка для всех, даже для собственной матери.
— Вы так свободно об этом говорите! — поражалась Эйле.
— Это потому, что я дворянин, — сообщил Ренье. — Поживёте с мое при королевском дворе, и вы тоже научитесь говорить о подобных проблемах легко. Так легко, словно это ваши проблемы, а не династические.
Эйле опустилась на игрушечный стульчик.
— Точь-в-точь куколка! — восхитился Ренье. — Кстати, у меня есть настоящая фарфоровая кукла. Подарок принца.
— Принц подарил вам куклу?
— Сидите. Не вскакивайте. Сломаете мебель. И вообще... — Ренье вдруг засиял обаятельнейшей из своих улыбок. — Раздевайтесь!
— Что? — пискнула Эйле.
— Я ваш друг?
— Да...
— Раздевайтесь!
Эйле вздохнула.
— Только не надо этих умудренных вздохов, — предупредил Ренье. — Вы больше не деревенская кумушка, сколько можно твердить. Вы — столичная штучка! Бельё можете оставить... А обувь — долой!
Он подошел к Эйле и сдернул с нее верхнее платье. Потрогал чулки — шелковые.
— Сойдет, — пробормотал он. — А вот прическа никуда не годится...
Он подскочил к одному из шкафчиков и распахнул дверцы. Шкафчик был изумительной работы, из темной породы дерева, с перламутровыми инкрустациями, изображающими битву птиц и лягушек. Внутри обнаружилось множество платьиц с оборочками, сшитых по старинному фасону.
— Знаете, дорогая, сейчас мне пришло на ум, что эти вещички принадлежали вовсе не Талиессину, — сказал Ренье, копаясь среди шелкового тряпья. — Здесь хранятся детские вещи самой королевы! Представляете?
На мгновение он вынырнул из шкафа, с рук свешиваются ленты и чепцы, на голове примостились нижние юбки с кружевами.
— Ее величество играла здесь, когда была малюткой! Можете поверить? Ее пальчики трогали все эти ленточки, завязывали здесь бантики...
— Нет! — вырвалось у Эйле.
— Почему же нет? — удивился Ренье. — Полагаете, ее величество никогда не была девочкой?
— Это слишком невероятно...
— Будем рассуждать здраво. — Ренье уселся на полу, скрестив ноги. — Вы сами только что утверждали, будто ваш прежний хозяин относится к крестьянам так, словно они — его игрушки. Продает, не задумываясь об их чувствах. Ну? Было? Утверждали?
— Кажется...
— Не кажется, а утверждали. Продолжим. Любой, даже самый могущественный человек, даже такая хитрая гадина, как Тандернак, есть игрушка судьбы. И вы, и я — в равной мере. Так почему бы игрушкам судьбы не поиграть в игрушки королевы?
— Вы меня запутали, — жалобно сказала Эйле.
— Это называется силлогизм, — поведал Ренье и снова погрузился в шкаф.
Наконец выбор был сделан, и Эйле облачилась в забавное платьице с кружевами по подолу, с корсажиком и широченным воротником. Ренье самолично соорудил ей фантастическую прическу, пользуясь огромным количеством гребешков и лент, а сверху прикрыл свое творение прозрачным покрывалом, которое прикрепил золотыми заколочками.
— Где вы так научились? — поражалась Эйле.
— Дорогая, всему, что я знаю в жизни, меня обучили несколько профессоров в Академии и десятка три жизнерадостных женщин... — рассеянно молвил Ренье, отходя в сторону и любуясь своим творением. — Теперь вы вполне сойдете за куклу.
Заявление оказалось для Эйле столь неожиданным, что она только ахнула и села на пол, раскинув ноги.
