Например, выяснил, что много крови, чтобы остаться человеком (ещё один парадокс: почти-вампир пьёт кровь, чтобы остаться человеком, — и это истина!), Чёрному Киру не нужно. Но он специально тянет — не пьёт, а высасывает — изо всех сил, к тому же продуманно раня края пореза клыками. И ощущает раздвоение: вампир в нём наслаждается причиняемой "донору" болью, человек — немного смущён, что происходящее развёртывается перед глазами свидетелей.
И всё-таки человек возвращается.
Чёрный Кир откидывается назад и с минуту сидит в позе отдыхающего, а Андрей неуверенно идёт к оставленному мотоциклу. Сосредоточенный на вампире, Вадим неожиданно слышит его сожаление: "Зачем он мне теперь? Надо бы сразу прикончить". Но вампир в Чёрном Кире растворяется, а человек, энергичный и деловитый, забывает о "доноре" и думает только о времени.
Идти осталось недолго — считывает Вадим с поднявшегося Кирилла. Тот никуда не смотрит, крепко держит витой руль бесполезного здесь и сейчас мотоцикла.
Недолго… Показалось, они и зашагать не успели, как Шептун выскочил перед ними: только на пути пустовала скамейка, ап — а на ней уже сидит "красивый мужик".
Забыв обо всём, Вадим уставился на Шептуна, просто глаз отвести не мог. Теперь, когда он знал, кто это, захотелось узнать — а что это? Что такое Шептун? Человек? Нечеловек? То есть нелюдь, как говорила та бабка, которую родичи к внукам везли.
Но взгляд выхватил лишь несколько деталей внешности "красивого мужика": безукоризненно отглаженный вечерний костюм, в нагрудном кармане белеет прямоугольник; с другой стороны кармана нет, зато здесь изысканное украшение: в позе изящно изогнувшейся ящерки вцепилась в костюмную ткань маленькая крыска. Всё бы ничего. Мало ли какие украшения предпочитает любитель рвать головы, но у крыски лапы, голова и мясистый хвост держатся на скелетике, очищенном от плоти. И, тем не менее, крыска живая. Она поворачивает головку, вздёргивает мешковатые усатые щёчки и скалится на Вадима зубастым оскалом…
— Слишком вы пунктуальные, — недовольно сказал Шептун. — Я ж просил приехать раньше. Всё самому пришлось делать. Кирилл, будь добр, Вадим чувствует себя неуютно, помоги ему. Девушку на скамейку — не будем мешать её снам. Мальчика туда же, пусть охраняет сон дамы.
Замороченный деловитым тенорком Шептуна, Митька послушно сел в изголовье Виктории. Он настолько увлёкся разглядыванием "красивого мужика", о котором много слышал, что ничего не замечал. Мимо его внимания прошли два факта. Во-первых, на соседней скамейке безучастно к происходящему дремлет Андрей, уткнувшись в сложенные на сиденье мотоцикла руки. Во-вторых, старший брат обездвижен до пояса: Чёрный Кир отдал скотч боевикам, и те, едва Вадим освободился от ноши, немедленно облепили его клейкой лентой, так что ему можно сколько угодно напрягаться, но рук не выдрать.
Если крыска с груди Шептуна окрысилась на Вадима, то сам Шептун улыбнулся ему (или его склеенным рукам) вполне радушно. И даже ослепительно — во все зубы-то. Но — страшно. До сих пор Вадим ни разу не видел, чтобы человек мог так активно улыбаться нижней челюстью, оставляя верхнюю неподвижной. Шептун улыбнулся — со скамейки не то вздохнул, не то охнул Митька.
На Вадима улыбка Шептуна должного впечатления не произвела. И даже впечатления вообще. Поскольку его сосредоточили на изменениях собственного тела. Теперь он точно знал, что бронированный панцирь переполз с правой лопатки на позвоночник, причём захватнические его намерения распространялись в основном пока на верхнюю часть тела. Позвоночник между лопатками медленно и неумолимо прогибался, вынуждая Вадима сутулиться. Пока незаметно.
Между тем Шептун улыбнулся и заторопился по беговой дорожке вокруг поля, покрикивая на боевиков Чёрного Кира, которые по той дорожке рассыпались, чтобы из куч ветвей запалить костры.
Что-то спросил у Вадима Чёрный Кир. Вадим не услышал. Воровски оглянувшись, Кирилл повторил вопрос и после повторного молчания сильно ударил сзади. Вадим покачнулся и упал на колени. Чёрный Кир успел шагнуть к нему, как рядом появился Шептун.
— Нет, мой мальчик! Нет. Слишком рано. Потерпи немножко.
— Я хочу сейчас! — прорычал Чёрный Кир. — Немедленно.
Перепуганный Митька не решался подбежать к брату, возле которого так жутко и непонятно спорили двое. Брату что-то грозило — это он понял. Грозило со стороны Чёрного Кира, который вдруг оказался страшнее Шептуна.
Когда Чёрный Кир заявил, что он чего-то хочет от брата, он почему-то заговорил невнятно. Потом он чуть повернулся, и Митька увидел — почему: чудовищные клыки сверху разорвали нижнюю губу Кирилла, он всё время облизывался, но кровь продолжала течь, и он никак не мог справиться с нею…
А брат стоял на коленях, унизительно и безразлично. Митька твёрдо решил его спасти. Поэтому он осторожно сунул руку в пакет Всеслава, тихонько ощупывал предметы, стараясь определить, что может быть использовано в качестве режущего оружия. И злился на себя: надо же, своими руками отдал Чёрному Киру скотч!
Шептун всё-таки уговорил Кирилла пойти проследить, правильно ли боевики готовят свою часть ритуала. Присмотрев, как он уходит, Шептун мягко опустил руку на плечо Вадима, и Митька вновь напрягся. Почувствовав его взгляд, Шептун обернулся.
— Ничего-ничего! Все будут живы-здоровы. За брата не беспокойся, умереть ему не дадим! Ведь ты этого не хочешь? Ну, скажи вслух, не стесняйся! Не хочешь ведь?
— Не хочу, — совсем по-детски пролепетал охрипший Митька, облившись потом: а вдруг Шептун увидит, что одна рука в пакете? И она только что наткнулась на острый предмет? Неужели всё пропало?
Но Шептун отвернулся и закричал на боевиков, которые слишком близко к полю передвинули кучи переломанных кустов.
А мокрый от пережитой тревоги Митька медленно вытаскивал из сумки какую-то круглую штуковину, о которую больно треснулся пальцами. У штуковины достаточно острые края, и Митька репетировал в воображении, как он отогнёт на брате кверху или снизу слой скотча и одним махом его перережет.
53.
Если говорят: "Ушёл в себя", значит — сосредоточился на своих внутренних переживаниях или мыслях.
А если проваливаешься, и движение реально до головокружения и бесконечно?
Вадим "провалился" в себя в то мгновение, когда захотел определить скорость растущей по телу бронированной кожи. Сначала он различил границу между своей и чужой плотью. Потом настроился на ощущение ползущего панциря. И — рухнул куда-то вниз!
Это сильно походило на кадры с неуправляемо падающим лифтом. Обычно Вадим сразу представлял, как он вместе с героем несётся в пропасть. Сейчас испытывал те же ощущения. Отличал их от кинокадровых один пустяк. Время. Сопереживание герою длилось секунды две-три. Хватало передёрнуть плечами и с интересом ждать продолжения фильма. Вадимов "фильм" явно переборщил со сценой падения. Вадим едва успевал вдыхать воздух — вообще дышать, с ужасом ожидая, что пустота "под ногами" вот-вот закончится и его раздавит, как тех крыс в "аллее смерти".
