— Вадим, ты… Куда ты дел очки?!
Митька попятился, глядя в глаза брата.
— Вадька, тебе больно? Да? Больно?
— Всё нормально, я ничего не чувствую. Андрей, что-то не так?
Андрей на коленях обшаривал землю вокруг Вадима и одновременно вполголоса озвучивал потрясающий монолог, в котором слово "блин" отделяло друг от друга группы слов, вообще не несущих никакой смысловой нагрузки — только эмоциональную
Твари замедляли бег по скамейкам и начинали скучиваться за первой перед полем. Вадим сморщился. Может, шестиногов было слишком много, может, слишком близко они, но воняли препогано.
Резкое движение впереди, а дорожке заставило его приглядеться, что происходит.
Шептун свернул с дорожки и пошёл в центр поля. По мёртвым головам. Словно прогуливался в листопад и небрежно пинал тяжёлые ворохи листьев.
— Надевай давай. Одна дужка сломана, я её скотчем прикрутил. Будет держаться.
— Андрей, ты не понял, — сказал Вадим. — Очки мне больше не нужны. Я в них ничего не вижу. Не смотрите мне в глаза, если кажется, что это страшно. По-моему идёт кровь? Некогда. Шептун начинает ритуал. Идём к нему. Митька, ты без оружия, стой между нами!
— А Виктория?!
— На ней печать Чёрного Кира. Её не тронут.
Шестиноги лавиной хлынули с трибун, как только увидели, что трое уходят между последними незажжёнными кострами.
Они не успели уйти с дорожки. Визжащие (куда только делся тот мелодичный пересвист, слышанный Вадимом при первой встрече с ними?) твари окружили, не давая подступа к полю. По их злобному старанию Вадим сообразил сразу: "Прорвёмся на поле — легче будет: им туда ходу нет. Сам Шептун постарался, как с крысами".
Биться пришлось за троих.
Андрей ослабел от потери крови и меч-то с трудом держал. Дрался он на одной ярости, как понимал Вадим. А это немало. Шестиноги в первые же секунды сильно расцарапали его, но каждый из обидчиков получил смертельный ответ. И дрался Андрей, несмотря на слабость, красиво и даже где-то изящно, словно в ресторане орудовал вилкой с ножом.
Съёжившийся за спинами старших, Митька то и дело пригибался, всплёскивая руками закрыть голову. Коротко встретившись взглядами, Вадим увидел лицо, белое даже в ночи, полыхающей жёлто-чёрным (а огонь всё ближе!). В напряжённых чертах Митькиного лица отсутствовало чувство, а глаза закатывались, как у засыпающего. Твари его тронуть не успели, но Вадим понял: Митька сейчас либо грохнется в обморок — и это будет облегчением для спасающих его, либо рассудок братишки выбивается из границ нормального — ничего удивительного при виде-то оскаленных, туго обтянутых словно горелой кожей черепов и свистящих по воздуху когтей-лезвий!
Счёт шёл на секунды. Теперь главное — спасать братишку. Но если Митька сейчас и в самом деле в пограничном состоянии, что будет, когда он пойдёт по полю, вынужденно пиная человеческие головы?
Спасительная истина брызнула кровью из двух шестиножьих черепушек, влезших в зону досягаемости бронированной лапы Вадима. Ею Вадим работал, не уступая по разрушительности левой руке с мечом. И Кубок не мешал — скорее, обрёл функции кастета.
Страшны не враги — беспомощность перед ними. Безоружный Митька уязвим именно в этом смысле. Пусть он не убьёт ни одного шестинога, но ему нужна уверенность: если одна из тварей и дотянется до него, он сможет дать ей хоть какой-то отпор.
Слава Богу, есть возможность дать ему эту уверенность.
Совместными усилиями руки и лапы Вадим устроил перед собой кучу малу изрубленных и прибитых тел, через которую шестиногам перелезть — потратить время, и пристукнул по Митькиной спине.
— Митька, слышишь! Возьми у меня с правой ноги нож!
Сначала братишка, по-прежнему скорчившись, по-прежнему же топтался между Вадимом и Андреем — видимо, на автоматизме. Но вот глаза ожили, заблестели (Вадим отступил от баррикады мёртвых тел), и Митька бросился к ногам брата.
— Не левая — правая!
Кажется, братишка ещё не совсем вышел из ступора, или ему было всё равно, какая нога — их ведь только две!..
Вадим почувствовал обхлопавшие ногу ладони. Невольный капкан, в котором его ненадолго стреножил Митька, пропал в мгновения. Получив оружие, братишка пришёл в себя. Теперь он не пригибался, спасаясь от вездесущих паутинисто-тощих конечностей, оснащённых идеальными лезвиями, а старался ударить по ним. Ожил.
Шагнул назад, едва не сбив Митьку с ног, Андрей. На него шестиноги лезли, шастая по головам своих же: чуяли слабого. Но вся орда шарахнулась, когда меч Вадима скосил плотный, прилипший к человеку ряд. Дальше Андрей отбивался сам.
Всё бы ничего, но время…
54.
Намеренно или случайно сделали это шестиноги, но Вадим обнаружил, что, несмотря на решительное противодействие, твари оттеснили их к трибунам.
Митька споткнулся о скамейку. Хорошо ещё, шлёпнулся на неё, а не мимо.
Что глаза кровоточат, Вадим не чувствовал, но догадался, пару раз отерев кровь с лица. Мельком подумал, что сам здорово похож на какого-нибудь монстра из фильма ужасов. Но, когда он увидел падающего на скамейку брата и когда понял, что значит эта скамейка, всё вокруг затуманилось багровой мглой, а из огрубевшего горла вырвалось утробное рычание. Перепуганный Митька отпрянул к Андрею.
Секунда оцепенения с обеих сторон — твари тоже застыли от неожиданности.
"Всё. Защиты больше не будет. Только атака", — мелькнула единственная разумная мысль, и меч будто магнитом повело в визжащее месиво шестиногов.
Кровавая мгла перед глазами постепенно растворилась, но что-то оставила в общем ощущении движения и пространства. К отлаженному боевому организму по имени Вадим словно добавили чувствительный радар реагирования, а в мышцы впрыснули сильный наркотик. Больше он не воспринимал тварей как живых. Шестиноги — это тренировочные мишени на пути к цели, не самые умные и не самые поворотливые. Всего лишь мишени.
Андрей и Митька шли за Вадимом, совершенно оставшись не у дел. В расчищенном пространстве достаточно места для двоих, а шестиноги просто не успевали занять его. Потом-то они сваливались в пустой коридор и шли по трупам сородичей. Но как ни взмахивали оружием двое за Вадимом, в ход его пустить не могли: слишком далеко враг и слишком стремительно действовал Вадим.
До края дорожки на границе с полем оставалось немного, когда Вадим насторожился. Рисунок хаотического движения шестиногов изменился. Слева наметилась определённая закономерность — сначала еле угадываемая, затем отчётливо видная: твари оглядывались.
Вот только раздумывать над причинами их столь необычного поведения некогда.
