Подумав немного над всеми эти обстоятельствами, я парой пассов рукой над головой еще более усыпил Шарлотту. Аккуратно собрал ее одежду, верхнее и нижнее платья, сложил их и вместе с мадам Демар завернул в несколько простыней. Затем прочитал пару заклинаний о направленной левитации, сделал пару танцевальных па и щелкнул двумя пальцами. Последовала неяркая вспышка, Шарлотта вместе со своей одеждой исчезла из моей спальни. Очень скоро она объявится в парижском доме своей матушки, она ничего не будет помнить о сегодняшней ночи и о встрече со мной.
Вы не представляете, как бы я не любил заниматься колдовством, после которого в спальне надолго сохраняется запах сожженной серы. Отвратительным был, если признаться себе, этот запах, словно ты только что побывал в аду и, вернувшись оттуда, принес с собой этот запах, который ничем не выведешь, пока он сам не выветрится. На голые плечи я накинул теплое одеяло, включил кондиционеры на полную мощь, и присел на постель, облокотившись на подушки, которые Николь так любила встряхивать и перетрясать, пока я целовал ее плечи.
Но я тут же мысль о Николь отодвинул подальше из своего сознания. Сейчас мне нужно было продумать и пересортировать информацию о монсеньоре Филиппе II герцоге Орлеанском, которую я нашел в сознании актрисы Шарлотты Демар.
Прежде всего, Шарлотта была любовницей или, если более точно выражаться, содержанкой монсеньора Филиппа. Она родила от него девочку и мальчика. Монсеньор Филипп девочку официально признал своей дочерью, но сына официально признавать отказался, мотивируя свой отказ тем, что он неуверен из-за обилия других любовников у актрисы, что этот ребенок от него! Что касается Филиппа, как сексуального партнера, то Шарлотта полагала, что герцог Орлеанский очень слабый мужчина. Она поддерживала отношения с ним только из-за того, что на его средства она содержала свою семью, купила парижский дом и получала ежегодную ренту, достаточную для того, чтобы содержать в достатке матушку и воспитывать детей.
Это была вся информация, что касается Филиппа, как мужчины! После этого я мог порыться в информации о герцоге Орлеанском, как о кандидате на регентство при новом короле Луи XV, которого сегодня охраняли мои драгуны под командованием лейтенанта графа Роже-Этьена де Фуа.
Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский родился в семье младшего брата Луи XIV, получил блестящее образование принца королевской крови, первое время он очень тщательно выполнял придворные обязанности при дворе своего коронованного дяди. Рано поднимался с постели, спешил заняться неотложными делами, встречался и подолгу беседовал с министрами королевского правительства, членами и председателями различных королевских советов. Это была положительная часть характеристики герцога в том, чтобы Луи XIV назначил своего племянника герцога Орлеанского Регентом до совершеннолетия своего правнука герцога Анжуйского, будущего короля Луи XV.
Даже свои завтраки и обеды герцог Орлеанский посвящал деловым и государственным беседам, но вся его беда заключалась в том, что все его же благие намерения редко исполнялись. В основном это происходило из-за того, что вокруг герцога вилось множество придворных, которые явно препятствовали исполнению его желаний из-за зависти, из-за корысти, либо из-за сильного желания ему в чем-то угодить. Со временем, а также из-за вседозволенности Филипп перестал себя принуждать к работе. Он стал вести свободный образ жизни, по утрам вставал, когда хотел, но продолжал встречаться и беседовать с министрами и вельможными сановниками по придворным и государственным делам. Этот период жизни герцога Орлеанского можно было бы также положительно охарактеризовать, он многое делал для французского государства, его вины совершенно не было в том, что другие люди тормозили его новаторские идеи и начинания!
Но продолжим рассматривать информацию о делах и поведении герцога Орлеанского с точки зрения французской женщины.
Ежедневно в пять часов вечера герцог Орлеанский хлопал дверью своего рабочего кабинета, оставляя его до своего пробуждения следующим утром. С этого времени он забывал о придворных и государственных делах, занимаясь одними только своими личными делами и увеселениями в кампании близких друзей и приятелей. Однако, следует признать, что этот герцог королевской крови имел несколько слабый мужской характер. Он не мог или не хотел быть самостоятельным человеком, который, приняв какое-либо решение, отстаивал бы его до конца. Взамен монсеньор заводил и поддерживал знакомства с любым французским дворянином, который умел льстить бы ему по поводу и без какого-либо повода.
Могу привести наглядный пример одного из таких знакомств монсеньора Филиппа, своим самим близким другом он считал маршала Франсуа Вильруа. Отец маршала был воспитателем Луи XIV, а сам Франсуа Вильруа в детстве воспитывался вместе с королем, поэтому он быстро продвигался в чинах. Франсуа Вильруа принимал участие во многих битвах и сражениях, но ни в одном из них не победил, а в сражении при Кьяри[26] австрийский принц Евгений Савойский наголову разбил французское войско под его командованием. Но Франсуа Вильруа не понес за это никакого наказания, он не был даже понижен в воинском звании. Маршал Вильруа все же был вельможным сановником королевского двора, хотя и отвратительным полководцем. Помимо маршала Вильруа, вокруг монсеньора Филиппа, по мнению Шарлотты Демар, крутились настоящие мошенники, пройдохи и обманщики, которым нельзя было ни на йоту верить.
1
Получив подробнейшую информацию по монсеньору Филиппу II герцогу Орлеанскому, его превосходительство Алексей Макаров надолго замолк и в течение более чем месяца не выходил со мной на ментальную связь. Я уж было начал волноваться по этому поводу, время проходит, со своей стороны я все сделал, что мог, а Санкт-Петербург все еще не шлет окончательного решения. В середине июля сам Макаров связался со мной, извиняющимся тоном он сообщил, что государь Петр Алексеевич выразил удовлетворение моей работой в Париже и подтвердил свое намерение лично посетить Париж в следующем году. Он также в присутствии секретаря Макарова вызвал своего ближнего друга и стольника Бориса Куракина, а также вице-канцлера Петра Шафирова и приказал им срочно приступить к составлению договора о мире и дружбе между Московией и Францией.
Получив долго ожидаемую информацию с родины, я немедленно связался с капитаном французской гвардии графом Роже-Этьеном де Фуа и передал информацию о том, что ждать нам осталось совсем недолго. Мы с ним также договорились встретиться и пообедать в харчевне «У трех голубей» Буланже. В принципе, мы могли бы и не встречаться, дела у нас обоих шли в нормальном темпе, но ностальгия, тоска по родине заедала нас обоих. Епифаненко хорошо понимал, что он, волей божьей и проведением фортуны, навсегда стал французом и ему уже не суждено вернуться обратно в свои родные места, в деревушку на реке Белая. К тому же его родители, наверняка, уже отдали богу душу, а земельный надел отошел в пользу земской общины, ждать его возвращения было некому. Здесь же во Франции совершенно неожиданно для меня, а тем более для вахмистра у него оказалось множество знатных родственников, он даже оказался владельцем полуразрушенного замка в Фуа[27].
