Не дожидаясь моего ответа, граф де Фуа слегка привстал, на весь обеденный зал таверны командным голосом проревел:
— Хозяина харчевни ко мне! Подавать на стол все, что на кухне имеется! Да не забудьте для разогрева литра два бренди на мой стол подать!
Мосье Буланже, на всякий случай вдали промелькнул, чтобы гости не думали, что он испугался, но к нашему столу не подошел, на всякий случай! Видимо, старик много о своем личике печься стал! Но пару наиболее симпатичных своих подносчиц с закусками и кувшином бренди к нашему столу послал. А я в этот момент горестно думал о том, что мои сегодняшние расходы еще возросли, по крайней мере, на пять луидоров. Да на такие деньжищи этот старый скряга еще пару харчевен откроет. Да, не зря люди говорят, делай то, что думается и хочется, а уж после разбираться будем! Договорился бы с мосье Буланже на тридцать золотых луидоров, бей и ломай в его харчевне все, что можешь! Тяжело вздохнув, я разлил бренди по двум бокалам, взял один бокал в руки, а второй протянул Роже-Этьену. Затем поднялся на ноги и произнес тост:
— Давай, вахмистр, наш первый бокал мы поднимем за нашу милую родину, Московию! За наших родителей, которые нам подарили жизнь и вырастили! За государя нашего Петра Алексеевича, многих лет ему жизни!
Граф Роже-Этьен де Фуа поднес бокал ко рту, его содержимое в мгновение ока исчезло в луженом графском желудке. Я тут же поддержал Епифаненко, горячая волна цунами пронеслась по моему нутру, мне сразу же стало хорошо и сладко, правда, не понятно, почему, но мне вдруг захотелось повторить эту сладкую волну цунами. Я задумчиво посмотрел на своего друга. Тот, видимо, сразу же догадался о значении задумчивости, появившейся в моем взгляде, поэтому утвердительно кивнул головой. Пока еще твердой рукой я разлил содержимое кувшина с бренди по двум бокалам, попытался подняться на ноги, но не смог. Этот чертов хозяин харчевни, Буланже, подал нам молодого, а не хорошо выдержанного бренди, которое поначалу било по ногам, а затем уже ударяло по мозгам.
Одним словом, я так и не смог позже вспомнить, по какому поводу мы поднимали второй бокал, за кого мы с Епифаненко пили. Но, в принципе, должны были бы пить за женщин, так обычно бывает в чисто мужских компаниях. За что мы пили, я не помню, но, видимо, мы с графом пили много… очень много, мосье Буланже на следующий день мне счет прислал на сотню золотых. В приложении к счету он на десяти страницах педантично перечислял, что мы в его харчевне побили или повредили. Не верить ему я не мог, но вряд ли всего два человека могли бы его харчевню по бревнышку разнести?!
Однако, маркиз де Аржансон, который много позже пытался провести со мной нравоучительную беседу, удивленно посматривал на меня и вспоминал о том, что только двадцать его полицейских, набросив на нас ловчие сети для птиц, едва смогли нас утихомирить. Они связали нас по рукам и ногам, правда, я этого почему-то не помню, но мне, помнится, сто чни при этом почему-то дико извинились за то, что им приходится творить насилие над нами. Графа де Фуа они сразу же и с почетом повезли в Версаль на службу, а меня отвезли в дом маркиза де Аржансона для предстоящей нравоучительной беседы. Но я подобного насилия над своей личностью не выдержал, заснув по дороге. Я проспал полтора дня, заставив прислугу Марка-Рене, это было имя маркиза де Аржансона, все это время на цыпочках ходить по дому.
Первое время Марк-Рене де Аржансон в ходе воспитательной беседы интересовался деталями нашей с графом Фуа встречи, он никак не мог поверить в то, с графом Роже-Этьеном де Фуа мы не успели поговорить по душам, а только пили. Ни один европеец не сможет понять русских, когда они встречаются вместе и поднимают бокал за встречу! Затем маркиз поинтересовался, зачем и почему мы напали на английских солдат и здорово их поколотили. Семеро травмированных и раненых, один убит, — таков был печальный результат этой встречи, по словам Марка-Рене. Но я не мог подтвердить или опровергнуть эту информацию, так как ничего подобного не помнил
На все вопросы полицейского начальника я отвечал только одной фразой «ничего не помню», а сам этим временем рылся в мозгах, пытаясь восстановить жизнеспособность своего организма. В доме Марка-Рене де Аржансона почему-то не оказалось рассола, этот французский маркиз ничего не знал и не слышал об этом чудодейственном лекарственном русском напитке, поэтому лечиться мне пришлось магией, а это в отличие от рассола долгий процесс!
2
Близкое знакомство с главным королевским полицейским, Марком-Рене маркизом де Польми, маркизом де Аржансон, пошло мне на пользу, я бы даже сказал, что это пошло на очень большую пользу моему отечеству!
Из первых рук я получил информацию о том, что король Луи XIV при смерти, что он сам об этом прекрасно осведомлен. Что Луи XIV знает и сильно огорчается тем, что у него, за исключением правнука, герцога Анжуйского, которому в ту пору было всего четыре годика, практически не осталось прямых наследников на французский престол. В этой связи король еще в прошлом году пошел на беспрецедентный шаг в истории своей династии, он узаконивает своего незаконнорожденного сына Луи-Оюста де Бурбон герцога Мэнского, приравнивая его к принцам крови. Такой королевский шаг открыл перед герцогом Мэнским[28] перспективу, в случае смерти всех прямых наследников короля Луи XIV, он мог бы претендовать на французский престол.
Маркиз Марк-Рене де Аржансон, наблюдая со стороны за чередой смертей прямых наследников короля, специально вошел в компанию монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского, чтобы своим личным присутствием ограждать герцога от окружающих его смертельных опасностей.
Но в последние дни до ушей маркиза стали доходить упорные придворные слухи о том, что герцог Мэнский в последнее время не выходит из королевских покоев, явно роя яму под ногами герцога Орлеанского. Особенно Марка-Рене де Аржансона насторожил один слух, в котором говорилось о том, что недавно короля Луи XIV посетил герцог Мэнский, который довольно-таки длительное время беседовал с королем. Затем в королевские покои были приглашены мадам де Ментенон, которая в свое время была воспитательницей герцога, а также канцлер Луи-Филиппо граф де Поншартрен, который приходил с письменными принадлежностями.
Этот слух сильно огорчил и встревожил Марка-Рене де Аржансона, он встретился с графом де Поншартреном и попытался по этому поводу переговорить с ним. Но Луи-Филиппо Поншартрен, даже будучи другом Марка-Рене де Аржансона, уклонился от ответа на вопрос, заявив, что он сделал лишь небольшое изменение в королевском завещании. Но эти последние слова канцлера Франции еще более встревожили главного королевского полицейского чиновника. Он попытался по этому вопросу переговорить с герцогом Орлеанским, но Филипп отделался ничего не значащим замечанием, типа того, что богу удобно, то и произойдет!
