— Да сколько же их Фокс понаделал? — простонала Ясмин. Риви насмешливо поглядела на Ирэн с видом победителя.
— Видишь? — сказала она, торжествуя. — Видишь, что это такое, ты, дура слабоумная? Это называется численное превосходство, вот что это такое. Превосходство в хитрости, превосходство в оружии, улавливаешь, дорогуша? Даже с твоими мозгами можно уже сообразить, что ты проиграла.
— Так ты не сдашься? — тихо спросила Ирэн.
— С чего бы это? — удивилась Риви. — Ты проиграла, так же как и вся ваша жалкая шайка. Теперь вы сдавайтесь!
Жезл в руках Ирэн был нацелен Риви точно в сердце. Старая женщина открыла рот:
— Ин номине…
— Эй-эй, — спохватился Иезекия.
— Ирэн, не надо! — крикнул я.
— Падай! — прокричала Ясмин… но я и так уже падал на пол.
— Вульпес! — закончила Ирэн.
Не один. Целых три огненных шара. Из трех огненных жезлов. Жезл Ирэн и жезлы Риви среагировали на одну фразу. И все три одновременно выстрелили внутри маленькой комнаты.
За миг до этого стены в комнате управления были прозрачными, как стекло. И вдруг, в тройной вспышке огня, все помещение стало черным, как будто его окатили краской, с той лишь разницей, что чернота эта была испепеленными останками всего, что находилось внутри. Все люди, все панели, даже сам воздух, вмиг испеклись, распылившись в черную сажу.
Затем мы услышали взрыв, прозвучавший с каким-то изяществом, как будто огненный ад был так уверен в себе, что не нуждался в шуме. Стены комнаты слегка содрогнулись, и на этом все кончилось. Из чего бы ни была сделана комната, она могла выдержать даже извержение вулкана.
Мы с Ясмин медленно встали на ноги. Почерневший остов комнаты управления пылал жаром, как чугунная печка; казалось, если коснуться его листком бумаги, он вспыхнет в языках пламени. Обычный человек не мог приблизиться к этим обжигающим стенам, чтобы не опалить кожу.
— Иезекия! — позвал я — Ты же успел телепортироваться? Иезекия?
Никакого ответа.
Ясмин медленно огляделась вокруг, осматривая машинное отделение. Я тоже — никаких признаков парня.
— А может, он телепортировался в другую часть Паука? — тихо спросила Ясмин.
— Надеюсь, — ответил я. — Если он в панике выскочил наружу, считай, что он мертв. Иезекия?
Ответом было лишь резкое шипение пара: протяжный свист, за которым в воздух взвились клубящиеся облачка.
— Я вот думаю, — начала Ясмин, — ведь все эти машины управлялись из той комнаты, верно?
— Да.
— И, спорю, от панелей управления там сейчас немного осталось.
Я посмотрел на обуглившиеся стены, все еще очень горячие.
— Спору нет, — сказал я ей. — Лучше уйти отсюда.
— А как же все?
— Иезекия держался за Мириам. Если ему удалось выбраться, то она сейчас вместе с ним. Они знают, как найти врата на Небесный Пик. Ну, а Ирэн и Риви… они мертвы.
— Ты уверен? — спросила Ясмин.
Я поднял руку и ощутил жар, который шел от стен комнаты управления.
— Мы не можем войти, чтобы взглянуть на тела. Да и нет там никаких тел — только пепел альбиноски.
В дальнем конце зала неожиданно громко лязгнула какая-то деталь механизма, после чего раздался отвратительный скрежет.
— Пойдем, — сказал я, протягивая руку. — Нужно идти.
* * *
К тому времени, когда мы поднялись наверх, стало ясно, что Паук снова тонет в пыли. Это было не резкое погружение, как в прошлый раз, а медленное снижение по спирали, напоминающее закручивание в доску шурупа. Одни ноги двигались, другие стояли. И вот, Паук медленно вращался на месте, опускаясь в глубины безбрежного моря Пыли.
— Красиво, правда? — сказала Ясмин, глядя в окно на бескрайние серые просторы.
— Пустынно, — ответил я. — Полагаю, для Служительницы Энтропии, это то же самое что и "красиво".
— Иногда, — кивнула она.
В тишине я смотрел на ее лицо. В тишине она смотрела на истинную пустыню. Я вспомнил, с какой нежностью она отзывалась о Плане Пыли там, в Карцери, и для меня не стало сюрпризом, когда она промолвила:
— Я не пойду с тобой на Небесный Пик.
— Ты остаешься здесь?
— Ненадолго, — кивнула она. — Когда я взглянула и увидела этот покой… — Она склонила голову перед пылью. — Он нужен мне, Бритлин. На время. Это не твоя вина, просто мне надо, чтобы все улеглось… надо понять, что можно оставить в прошлом.
— Ты уверена, что выживешь здесь?
— Я знаю нужные заклинания, — ответила она. — И потом, этот план — мой духовный дом. Он поддержит меня. — Она положила ладонь на стекло и позволила ей медленно соскользнуть вниз. — Где-то там, — сказала она, — у Хранителей Рока есть своя крепость, Цитадель Аллювиус. Там очень тихо и очень спокойно. Однажды я уже обрела в ней свое исцеление.
— Но ведь нет настоящих доказательств, что ты моя сестра, — сказал я ей.
Она улыбнулась и повернулась ко мне.
— Хочешь вычеркнуть меня из семьи?
Я покачал головой.
Она приложила свою прохладную ладонь к моей щеке и, близко наклонившись ко мне, прошептала:
— Если отыщется доказательство, хоть какое-нибудь, приди и найди меня.
— Здесь?
— Здесь или там. Мультивселенная — тесная штука.
Она позволила ладони на мгновение задержаться на моем лице, а затем отвернулась. Взглянув в последний раз в окно, Ясмин улыбнулась и пошла вниз по ближайшему коридору-ноге Паука. Когда я двинулся вслед за ней, она жестом остановила меня.
— Я должна пойти одна, Бритлин. Я выживу там, а ты нет.
— Ты думаешь, что сможешь дойти? Этот план бесконечен, до Цитадели могут быть миллионы миль.
— Этот план — средоточие моей души, — сказала она. — Когда душа пройдет положенный путь, Цитадель появится перед моим взором.
— А если я пройду положенный путь, появишься ли ты перед моим взором?
Она не ответила.
Я остался стоять у окна. Через какое-то время я увидел ее белую фигуру, легко идущую по поверхности пыли. Она не оставляла следов.
Паук продолжал медленно вращаться, врезаясь все глубже и глубже. Ясмин исчезла из вида, и когда Паук сделал полный оборот, моей сестры уже не было.
* * *
— Ты чего там увидел? — промолвил гнусавый голос за моей спиной.
Я с глухим стуком ударился головой об окно. Мне стало так хорошо, что я ударился еще раз.
— Иезекия, — сказал я с гримасой на лице. — Я начинаю верить, что в мультивселенной нет ничего, что может тебя убить.
— Да ты Простак, если так думаешь, — сказал паренек. — Дядюшка Тоби точно меня разорвет, когда узнает, что за мою голову назначена награда. Сколько же я не был дома? Две недели, кажется?
