уж, наверное, побеждал во всяких состязаниях. Это же у вас, воинов, любимое развлечение, когда нет войны. Надень венок победителя. Римлянам нипочем не догадаться, что он чужой.
Прямо скажем: предзимье — не лучший сезон для зеленых листьев, а в доме короля почему-то не росло ни одного куста, но женщины споро соорудили для меня золотой обруч, украсив его капустой и щавелем, предназначенными для супа. Все это великолепие перевили вьюнком и яркими нитками. Ни одного кельта мой вид не обманул бы ни на минуту, но римляне... римляне — другое дело. Когда мой наряд сочли готовым, я отправил в римский лагерь гонца с приглашением посетить короля карнутов. Как я и рассчитывал, Планк не пришел.
— Придется тебе самому к нему отправляться, — вздохнул Нанторус.
— Не думаю. Пусть гонец бежит снова и передаст, что король огорчен столь печальным состоянием римского полководца, раз он уже не может двигаться.
— А почему он не может двигаться? — заинтересовался Нанторус.
— Пока может, — ответил я, подавляя улыбку. — Но он же не захочет, чтобы подобные слухи ходили по городу. Он придет, чтобы доказать вздорность этих слухов. А чтобы поторопить его, я, пожалуй, сотворю пару заклинаний.
Долго ждать нам не пришлось. Луций Планк на рысях влетел в ворота Ценабума во главе отряда всадников. Заслышав его приближение, я вышел из дома, чтобы понять, с кем я имею дело раньше, чем римлянин поймет, что это за чучело стоит у порога.
Римлянин и так был мне неприятен, а после его угроз Нанторусу, я и вовсе невзлюбил его. Планк оказался низкорослым человеком, смуглым, с острым неприятным взглядом. Его гнедой жеребец фыркал, разбрасывая вокруг клочья окровавленной пены. Жестокий человек. Он совсем не жалел своего коня, ну так и я не стану его жалеть. В мире должно быть равновесие.
Соскочив с лошади, римлянин надменно огляделся и щелкнул пальцами. Вперед выехал воин, в котором сразу можно было узнать эдуя.
— Нам не понадобится переводчик, — произнес я на латыни, презрительно махнув рукой эдую. Вот уж ни к чему кельтам было разглядывать мой потешный костюм. Впрочем, на дворе уже стояли сумерки.
— Ты кто? — требовательно спросил Поанк.
— Айнвар. Карнут. Я говорю на твоем языке, а если хочешь, перейдем на греческий.
Он был достаточно опытен, чтобы не показать удивления, но от меня оно не укрылось.
— Пусть будет латынь. — Он махнул рукой эдую. — Ладно, отведи меня к Нанторусу.
Я слегка подвинулся, преграждая ему дорогу.
— К королю Нанторусу, — вежливо поправил я. — Обращаясь к королю, следует употреблять его титул.
— Король, вождь, называй, как хочешь. Он хотел говорить со мной, и вот я здесь.
— Это я хотел с тобой говорить от лица короля, — голос мой был мягок, даже слегка вкрадчив. — Ты здесь потому, что я звал тебя.
Планк оглядел меня, словно только что заметил. Воин эдуй шагнул поближе и теперь глазел на меня с нескрываемым изумлением. Я даже подумал, не соскользнул ли мой венок набекрень. Нет, уж лучше пойти в дом, пока кто-нибудь случайно не нарушил мое инкогнито.
— Нам будет удобнее беседовать в доме, — я приглашающим жестом отворил перед Планком дубовую дверь. — Не бойся, тебе ничего не угрожает. Свою армию можешь оставить снаружи.
Он ожег меня колючим взглядом, но повернулся и жестом приказал своим людям ожидать его на дворе. Мне пришлось нагнуться, входя в дом, а Планк вошел свободно.
Римлянин не обратился с приветствием к королю, он просто сделал вид, что не заметил его, хотя Нанторус с трудом встал с лавки ему навстречу. Жена короля по обычаю предложила ему теплой воды, но Луций только махнул рукой, сильно плеснув из лохани. Дом по моему распоряжению ярко осветили. Блестел полированный металл, рябило в глазах от ярких тканей, искрились меха, разложенные на лавках для удобства. На столе ждали еда и питье на любой вкус. Но римлянин окинул все это великолепие презрительным взглядом и остановился у стены, словно попал в загон для скота.
— Ладно, говори теперь, чего ты хочешь! — приказал он мне. — И поскорее. У меня дела в лагере. Но для начала объясни, кто ты есть, и кто дал тебе право посылать гонцов за римским офицером!
— Я — всадник, как и твой Цезарь, — спокойно ответил я. — Вот, вернулся в Ценабум, а тут полно вооруженных иноземцев, которых сюда никто не звал. Так что объяснять, зачем и почему вы здесь, придется тебе.
— Ты от меня требуешь объяснений? — Планк выглядел озадаченным. Он не понимал пока, что происходит, и уж во всяком случае не ожидал такого поворота.
— Да. Мы никогда не приходили с войной на вашу землю, так почему же вы пришли в нашу?
— Нам поручили сохранять мир, — сухо ответил он.
— До вашего прихода здесь был мир. А теперь, когда пять тысяч воинов топчутся по полям и лугам и превращают их в бесполезную грязь, мир разрушен. Люди возмущены вашим вторжением, и даже в ту минуту, когда мы говорим, они точат оружие. Прольется кровь, и повинен в том будешь ты.
— Ты что, угрожаешь мне восстанием?
— Видишь ли, восстание всегда направлено против законной власти, — я по-прежнему говорил спокойно и рассудительно, как и должен говорить член Ордена Мудрых. — А у нас нет причин для недовольства законной властью, которую представляет король Нанторус. Наоборот, люди любят его. Зато у нас есть все основания сопротивляться иноземным захватчикам, и мы вполне способны на это. Вы приносите с собой проблемы. Я прошу только о том, чтобы вы убрались с нашей земли вместе с проблемами. Ступай! Отведи свой легион в другое место и оставь нас в покое.
Планк посмотрел на Нанторуса.
— Я сначала думал, что старик способен на мудрые решения, а теперь вижу, что он выставил вместо себя дурака. Ошибаешься, Айнвар. Просто не понимаешь ситуации.
— Если кто и не понимает ее, так это ты, — все так же мягко возразил я ему.
Как опытный военачальник, Планк попытался перевести разговор на знакомую почву.
— Нам приказано выяснить имя убийцы вашего царя Тасгеция и схватить его. Это делается ради справедливости.
— И чей же это приказ?
—
