– ...что...
– ... хозя...
– ...рейнд...
– Капитан и сержант убиты. Петров...
Слух почти восстановился, но пинок по рёбрам помешал расслышать окончание фразы.
– Всех взяли?
– Да.
– Валер, вешать где будем?
– ...нулся? Капитан говорил, живыми брать!
– Петя покойник.
– И что? Ему полковник приказал.
– Попов вернётся, всё равно их кончит.
– Вот пусть полковник потом Попова кончает, а не нас.
– Понял.
– ... «абакан»...
– Положи, где взял, придурок! Сначала рейнджеры их шмотки проверят.
– Блин, ну не автомат же они ищут.
– Положи, кому сказано!
– Валер, которого в спецкамеру?
– Сейчас посмотрим... Вот наш клиент...
– А этот?
– Прибор зашкаливает. Бляха-муха, заряд почти на нуле!
– Повыползали, мать их за ногу! В соседнюю камеру. Отвезете, сюда возвращайтесь...
– Автомат не фонит? Можно...
– Пошел в жопу!
Что-то ударило меня по затылку, и я снова потерял сознание, а очнулся уже в камере. Понять, что это ментовка, много времени не понадобилось. Чай, не в первый раз залетаю. Узкий тёмный пенал. С одной стороны кое-как ошкуренная деревянная скамья. Обитая железными полосами дверь, небольшое окошко из толстого оргстекла с просверленными дырками забрано решёткой. Разве что стены не бетонные, а кирпичные. Холод и запах мочи. В дальнем углу пластиковая полторашка, до половины заполненная какой-то бледно-жёлтой жидкостью. Хотя что значит какой-то? Тут двух мнений быть не может. Надо быть ворошиловским стрелком, чтобы в полторашку струёй попасть. Но вонь не захочешь нюхать – попадёшь.
Покачиваясь, я забрался с ногами на лавку и осмотрел опухшую левую кисть. Вроде ничего не сломано, но болит, зараза, сил нет! Ничего, зато голова цела. Некстати вспомнился диалог на суде у одного моего приятеля. Судья: «Подсудимый, вы пинали потерпевшего по голове?». Подсудимый: «Нет». Судья: «Но свидетели...». Подсудимый: «Я пинал потерпевшего по рукам. А руками он закрывал голову...». Суд – это не самое страшное. Суд – это цветочки. Вопрос «А судьи кто?» нас волновать уже не должен. Выбор небольшой: либо Попов, либо таинственный полковник. Кто раньше в Лудино вернётся, тот к стенке и поставит. Три трупа не простят. А уж если вспомнить, что кто-то из нас серьёзно заинтересовал городских, так вообще тошно становится. За кем они пришли? Или за мной, или за Жаном. Других вариантов нет.
От размышлений разболелась голова, я решил отвлечься, а попутно проверить, чем располагаю. В карманах даже не пустота, а вакуум. Абсолютный ноль. И с шеи цепочку сняли. Сволочи. Даже Катин оберег не пропустили. В карманах поднятой с пола фуфайки тоже шаром покати. Слово из четырёх букв, первая «Ж», последняя «А», посередине «О» и «П». И все большие и жирные. Вот гады, даже из ботинок шнурки выдернуть не поленились, и ремня нет. Хоть мысли удавиться не было и в помине, но всё равно неприятно. Нашарив на полу ботинки и морщась от боли в левой кисти, я натянул их на ноги. Как бы не свалились без шнурков-то.
Что-то в этой камере мне не нравилось. Нет, в камере вообще нечему нравиться, но здесь атмосфера просто давила, лезла под кожу, высасывала жизнь... Вот оно! Я сосредоточился и постарался почувствовать магические потоки. Белый шум. Всё было забито мощными электрическими помехами. Спецкамера, понятно. Но это не всё; я с ужасом почувствовал, как из меня вытекают последние остатки магической энергии. Это не страшно, мне так и не удалось восстановиться после сугробников, но на помощь Жана рассчитывать не стоит.
Под потолком что-то зашуршало, по воротнику побежала струйка пыли, и мне едва удалось отдёрнуть голову от выпавшего из стены кирпича. Это что ещё за узник замка Иф? Я встал на лавку и с опаской заглянул в образовавшееся отверстие. Оттуда блеснули налитые кровью глаза Жана. Меня аж мороз пробрал. Стена ж в четыре кирпича!
– Кто? – с натугой прохрипел колдун, по его лицу текли струйки пота и крови.
– Я.
– Лёд! Подойди к двери и подзови караульного!
– Зачем это? – Получить лишний раз по рёбрам за нарушение порядка мне вовсе не улыбалось. Какой смысл геройствовать? В камеру меньше чем вдвоём все равно не зайдут.
– Позови. Подойдёт – толкай дверь, я петли вырву.
– А сам что? – попробовал просчитать ситуацию я. Получалось, что хуже уже не будет. В конце концов, какая разница: сейчас пулю в голову получить или часом позже с верёвкой станцевать?
– Я после этого даже ширинку не расстегну, – признался Жан. И думаю, не соврал.
– Отскочить успеет, – всё же засомневался я.
– Ты толкни, остальное – моя забота.
Ну что ж, семь бед – один ответ. Я подошёл к двери и несколько раз по ней пнул. Звук получился глухим, а расшнурованный ботинок чуть не слетел с ноги. Подойдёт кто? Непохоже. Выждав с минуту, я развернулся и что есть мочи заколотил подошвой по железной пластине, укрепляющей дверь. На этот раз меня услышали.
– Чего долбишься? – В оконце возник смутно различимый сквозь толстое оргстекло силуэт головы надзирателя. – Головой лучше постучись, недоносок!
– Давай! – скомандовал колдун.
Я отошёл в глубь камеры на пару шагов и, метнувшись к двери – на лице охранника мне почудилась ухмылка, – со всей дури врезался в неё плечом. Тяжёлая дверь рухнула вниз, будто её вовсе не удерживали стальные запоры и массивные петли. У охранника вырвался вопль ужаса, моментально оборвавшийся, когда его припечатала к полу усиленная железными листами деревянная плита, весившая никак не меньше четырёх-пяти пудов. Не теряя времени, я вылетел из камеры. Как и следовало ожидать, надзирателей оказалось двое. Второй – молодой бородатый парень – сидел за столом у выхода и тянул из кобуры пистолет. Добежать до него не успел бы и чемпион мира, я прыгнул к стоящим рядом полкам, забитым всякой ерундой, и метнул в охранника первое, что подвернулось под руку – банку тушёнки. Пролетев через комнату, она попала точно в бороду. Взмахнув руками, охранник слетел со стула. И тут уж я мешкать не стал. Парень только начал подниматься с пола, когда мой ботинок угодил ему в висок. Голова, мотнувшись в сторону, стукнулась о стену, и охранник обмяк. Так-то, не всё вам меня пинать.
Я подхватил выпавший «Макаров» и лежащую на столе связку ключей и, скользя по полу шерстяным носком – ботинок с правой ноги слетел при пинке, – побежал обратно к камерам. Зажатый надзиратель пытался вылезти из-под двери, пришлось его успокоить. Времени на это ушло куда больше, чем на его коллегу: то ли голова у него оказалась крепче, то ли у меня левой ногой орудовать не так ловко выходит.
