Лира сунула веритометр в сумочку.
Узнать правду — это полдела. Надо было придумать, как сообщить ее королю Йофуру.
— Восторгайся им! — шепнул ей Пантелеймон. — Он жаждет лести!
Лира приоткрыла дверь тронной залы и робко вошла внутрь. Торжествующий Йофур Ракнисон нетерпеливо ждал ее, алчно поблескивая хитрыми недобрыми глазками.
— Итак?
Вместо ответа девочка опустилась перед королем на колени и лбом приложилась к его левой передней лапе. Как и все медведи, Йофур был левшой, и эта лапа у него была сильнее.
— О, могущественный Йофур Ракнисон, я склоняюсь перед тобой. Я виновата, что не сразу поняла, сколь ты велик и силен.
— Это что еще такое? — досадливо отмахнулся владыка Свальбарда. — Я жду ответ на свой вопрос.
— Узнай же, что первой жертвой, которую ты убил, стал твой собственный отец. О, богоравный Йофур Ракнисон, ты — новое божество, ибо только богам под силу то, что совершил ты.
Йофур на мгновение лишился дара речи.
— Как… откуда ты узнала? — с трудом вымолвил он.
— Мне это открыто, ибо я — альм.
— Тогда скажи мне еще! Скажи мне еще одну вещь, чтобы я поверил! Что обещала мне миссис Кольтер, когда была здесь?
И снова Лирушка ретировалась в заднюю комнатку и сосредоточенно склонилась над веритометром. Ответ не заставил себя ждать.
— Ваше Величество, миссис Кольтер пообещала вам, что по приезде в Женеву добьется у Магистерия разрешения на то, чтобы вы, хотя у вас и нет альма, могли быть приняты в лоно Святой Церкви. Мне очень жаль, Ваше Величество, но я убеждена, что она слукавила. Миссис Кольтер не только не обращалась в Магистерий с подобной просьбой, но даже и не собиралась делать ничего подобного, ибо наверняка знала, что Святая Церковь не примет существо, у которого нет альма. Но теперь это уже не важно. Когда я стану вашим альмом, никто не посмеет возразить, если вы по-прежнему захотите принять таинство крещения. Вы просто потребуете этого и пусть только кто-нибудь попробует вам отказать.
— Твоя правда! Правда! Клянусь! Каждое слово правда! Значит, она обманывала меня! А я… Я так ей… Я же ей верил! Как же она могла обмануть меня?
— Увы, Ваше Величество. Но это уже не важно. Простите мне мою смелость, о повелитель, только Йорек Бьернисон уже всего в четырех часах пути от Свальбарда. Наверное, самое время предупредить вашу стражу, чтобы они не открывали огонь. Если вы собираетесь с ним биться за меня, изгой Йорек должен быть допущен во дворец.
— Хорошо…
— И еще, Ваше Величество, одно только слово. Когда он здесь появится, мне лучше притвориться, что я по-прежнему принадлежу ему, хорошо? Я сплету какую-нибудь историю о том, что заблудилась, потерялась, да мало ли что… Он ничего не заподозрит. И еще… Вы объявите вашим подданным о том, что до того, как вы завоевали меня в честном бою, я была альмом Йорека Бьернисона?
Йофур настороженно покосился на Лиру.
— Н-не знаю… А ты что скажешь?
— Я думаю, что спешить не следует, — сказала Лира как можно мягче. — Когда мы будем вдвоем, король и его альм, у нас еще будет время обо всем подумать и решить. А пока важнее всего объяснить остальным, почему изгой Йорек допущен до участия в поединке. Нужно найти причину, а то ведь они ничего не поймут. Ну, сделать-то они все сделают, на то они и подданные, но если мы найдем вескую причину, их восхищение владыкой Свальбарда будет поистине безграничным.
— Ты снова права! Что же мы им скажем?
— Ну, допустим… Допустим, мы объявим, что вы сами призвали Йорека в Свальбард для того, чтобы устои власти были непоколебимы. Мы скажем, что это вы вызвали его на поединок, и победитель станет полноправным владыкой Свальбарда. Понимаете, Ваше Величество, если преподнести появление здесь Йорека как вашу собственную волю, то в глазах подданных вы будете героем. Они узнают, что вы смогли призвать его сюда, что он покорен вам, что вам все подвластно.
— Ты права.
Гигантский зверь превратился в руках девчонки в податливый воск. Лира была в таком упоении, что совершенно потеряла осторожность, и если бы не острые зубки Пантелеймона, которыми он предостерегающе тяпнул девочку за палец, то неизвестно, куда бы ее завело сознание собственной безнаказанности.
Но тут она мигом пришла в себя и, потупив глазки, тихонечко стояла сзади и слушала, как Йофур Ракнисон, весь дрожа от нетерпения, отдает приказания о подготовке к поединку с Йореком Бьернисоном.
А изгой-панцербьорн, напрягая все силы, мчался в Свальбард, с каждой минутой неотвратимо приближая час битвы, не ведая при этом, что биться ему предстоит не на жизнь, а на смерть, и что его собственная жизнь поставлена на карту.
Глава 20
Не на жизнь, а на смерть
В Свальбарде поединки между панцербьорнами слыли обычным делом и проходили по раз и навсегда заведенному порядку. Ни один медведь не стремился заломать противника до смерти. Если кто-то и погибал, то либо из-за того, что более сильный соперник не успевал понять, что другой ему уступает, либо из-за какой-то трагической случайности. Истории, подобные той, что закончилась для Йорека Бьернисона ссылкой, были большой редкостью. А уж об откровенном убийстве и говорить не приходится. Йофур Ракнисон, убивший своего отца, совершил вещь немыслимую.
Однако иногда обстоятельства вдруг складывались таким образом, что единственно возможным исходом ссоры или спора становилась битва, но не на жизнь, а на смерть. И такая битва обставлялась со всей возможной торжественностью, как требовал того древний обычай.
Как только Йофур Ракнисон возвестил о поединке и о том, что Йорек уже на пути в Свальбард, все пришло в движение. Арену для битвы тщательнейшим образом вымели и выровняли. Из огненных шахт поднялись оружейники, чтобы подготовить к бою панцирь владыки Свальбарда. Они проверили каждую стяжку, каждую заклепку, они мельчайшим песочком отполировали пластины до нестерпимого блеска. С особой тщательностью они занялись когтями: сперва ободрали с них золотые пластинки, а потом каждый из этих двадцатисантиметровых изогнутых крючьев наточили и заострили, чтоб резали как бритва. Лира смотрела на все эти приготовления и чувствовала, как из желудка к горлу поднимается дурнота. Во что же она втравила несчастного Йорека?!
Вот уже сутки он мчится по ледовым торосам, без сна и отдыха, без еды и питья. А если он был ранен во время крушения воздушного шара, что тогда? И кто поможет ему собраться для битвы, о которой он пока даже не подозревает?
Что же она натворила, что натворила?! Совсем тошно Лирушке стало, когда Йофуру Ракнисону вздумалось продемонстрировать остроту когтей и силу удара на еще теплой туше убитого моржа. Он играючи вспорол толстенную шкуру, словно это был лист бумаги; ему достаточно было мазнуть пару раз лапой, и череп гигантского животного треснул, словно яичная скорлупа. Под каким-то благовидным предлогом девочке удалось улизнуть и на несколько минут остаться одной. Тут уж она дала волю слезам.
