Он заметил ее первым. Внезапный рывок ей навстречу, лязг и грохот металла — и в вихре взметнувшегося снега перед Лирой вырос Йорек Бьернисон.
— Йорек, миленький, — покаянно зашептала девочка, — я… я даже не знаю, как я могла это сделать… Ты должен будешь биться на поединке с Йофуром Ракнисоном, но ведь ты так устал, и панцирь твой… Как же я могла… Что я наделала…
— Что ты наделала? — Йорек недоуменно смотрел на Лиру, не понимая, о чем идет речь.
— Я сказала Йофуру, что ты идешь сюда. Понимаешь, я это по веритометру прочитала. А он… он бы все на свете отдал, лишь бы у него альм был. Он хочет быть как человек. Вот я его и обдурила. Он теперь думает, что я — твой альм, но ты мне, дескать, надоел, и я решила перебежать к нему, но для этого он должен победить тебя в поединке. Йорек, миленький мой, дорогой, ты только не сердись на меня, пожалуйста, но у меня правда не было другого выхода. Тебя бы даже не подпустили к Свальбарду, это точно. Просто дали бы залп из огнеметов, и все, вот мне и пришлось…
— Ты перехитрила Йофура Ракнисона? — медленно переспросил Йорек.
— Да! И он согласился, ну, в смысле, ему пришлось согласиться на поединок. Понимаешь, иначе они бы убили тебя, как изгоя. А так он будет с тобой биться, и победитель станет королем панцербьорнов. Только не сердись. Прости меня, я не хотела…
— Как, ты говорила, тебя зовут? Лира Белаква? Неправда. Отныне имя тебе Лира Сладкогласка. Нет вести слаще, чем та, что ты принесла. Этот поединок — единственная моя мечта. Вперед, крошка альм!
Лира робко подняла глаза на Йорека. Он стоял перед ней, отощавший, в старом помятом панцире, но готовый к яростной схватке, и девочка чувствовала, что сердце ее переполняет гордость.
Плечом к плечу шли они к громадине дворца, где у подножия мрачных стен их ждала ровная, чисто выметенная арена. Сверху, из-за зубчатых бойниц, на них смотрели медведи. Их белые морды маячили в каждом окне. Словно сплошная завеса тумана, они плотным кольцом окружили поле будущей битвы, только черные пуговки глаз да носов отчетливо выделялись на белом фоне. Едва Йорек и Лира приблизились, как панцербьорны расступились на шаг, образовав два узких прохода: для изгоя-медведя и для его альма. Взгляды всех присутствующих были прикованы к ним.
Йорек замер в дальнем конце арены. Владыка Свальбарда одним прыжком перемахнул через бортик из плотно утрамбованного снега, и теперь противников разделяли лишь несколько метров снежного поля.
Лира стояла к Йореку настолько близко, что видела, как вибрирует от напряжения каждый его мускул, подобно тому, как вибрирует динамо-машина, вырабатывая мощные яндарические волны. Девочка легонько коснулась его холки, где между пластинками панциря зияла щель, и шепнула:
— Миленький мой, дорогой, я знаю, ты победишь! Ты настоящий король, ты, а не он. Он — пустое место, ничтожество.
Теперь ей оставалось только ждать.
— Медведи! — раскатился над ареной могучий рык Йорека Бьернисона. Звонкое эхо ударило о стены дворца и переполошило птиц на гнездах. Йорек продолжал: — Мы будем биться до смерти. Если Йофур Ракнисон убьет меня, он навсегда останется королем панцербьорнов. Никто и никогда не посмеет оспорить его право на трон. Но если я убью его, то я стану вашим королем, и первым же своим приказом повелю разметать по ветру этот дворец, этот провонявший духами рассадник жалкого притворства и дешевой мишуры. Пусть морская пучина поглотит мрамор и злато. Они не нужны медведям. Железо — вот настоящий медвежий металл. Йофур Ракнисон, ты осквернил Свальбард. Я пришел сюда, чтобы его очистить. И поэтому я вызываю тебя на бой!
При этих словах Йофур Ракнисон непроизвольно рванулся вперед, но, сделав шаг или два, сдержал себя бешеным усилием воли.
— Медведи! — воззвал он. — Йорек Бьернисон пришел в Свальбард, потому что я захотел этого. Я призвал его сюда. И поэтому я, и только я вправе диктовать условия поединка. Если Йорек Бьернисон падет от моей десницы, я велю разметать его останки по земле, и пусть их пожрут скальные упыри. Его отрезанная голова будет красоваться на шесте перед воротами моего дворца. Самая память о нем сгинет навеки, и лютая смерть будет грозить каждому, кто посмеет произнести его имя вслух.
И он говорил и говорил, а потом снова наступил черед Йорека. Эта преамбула была неотъемлемой частью древнего ритуала поединка. Лира переводила глаза с одного на другого. Какие же они разные! Йофур — могучий, блестящий, несокрушимый в своей силе, пышущий здоровьем, в сверкающих латах, исполненный истинно королевского великолепия. Йорек рядом с ним казался мельче, хотя до этого Лира даже помыслить не могла о том, что кто-то может быть крупнее Йорека. Панцирь его выглядел куда беднее, весь в зазубринах да пятнах ржавчины. Но вот что удивительно: Йорек сам однажды обмолвился, что для медведя панцирь — это его душа. Так оно и было. Свой панцирь он выковал сам и точно по себе. Они с ним словно бы составляли единое целое. Йофуру же роскошных доспехов было явно недостаточно, ему нужна была еще одна душа, другая душа, поэтому он метался, в то время как Йорек был непоколебим, словно скала.
И Лира остро чувствовала, что остальные медведи не просто смотрят на противников. Они тоже сравнивают их. Сейчас на поле битвы сошлись не просто два панцербьорна. Сошлись две жизненные философии, две судьбы, две будущие дороги для Свальбарда. Йофур вел их в одну сторону, Йорек намеревался вести в прямо противоположную. И в тот момент, как перед ними забрезжит один путь, другой будет закрыт раз и навсегда.
Мало-помалу преамбула поединка заканчивалась, и соперники нетерпеливо мотали головами, переминались с ноги на ногу, то и дело рвались вперед. Зрители застыли, стараясь не упустить ни единой мелочи.
Вот наконец оба медведя замерли, каждый в своем конце арены. Они не сводили друг с друга настороженных глаз.
И внезапно тишину разорвал бешеный рев. Два облака снежной пыли единым духом взметнулись и понеслись навстречу друг другу. Подобно тому, как от подземного толчка срываются с соседних вершин два гигантских валуна и начинают неотвратимое движение вниз по склону навстречу друг другу, когда со все возрастающей скоростью, перемахивая через трещины и расселины, ломая в щепья деревья, они бешеным кубарем катятся, мчатся и, наконец, на полном ходу сталкиваются, дробя и круша друг друга в пыль, именно так сошлись в смертельной схватке два панцирных медведя. Но страшный удар друг о друга, от сокрушительного грохота которого зазвенел самый воздух и содрогнулись стены дворца, не стал для бойцов последним. Они не рассыпались в прах, как те каменные валуны. Оба рухнули в снег, но Йорек сумел подняться первым. Собравшись в комок, он рывком вывернулся, как тугая гибкая пружина, и бросился на врага. Панцирь Йофура сильно пострадал во время столкновения. Он чуть медленнее, чем нужно, поднял голову, и Йорек тут же заметил незащищенную щель у него на холке, между панцирем и шлемом. Ухватившись за выбивающийся оттуда пышный белый мех, он подцепил когтем край шлема и с силой рванул его на себя.
