между собой, была самым глупым, что Джулиус слышал, но это было в стиле драконов. Судя по тому, как многие драконы все еще себя вели, это могло повториться. Это уже происходило. Эстелла купила цепочку событий для его клана, чтобы одолеть Боба, и это было так мелочно, расточительно и глупо, что ему было плохо. И э то дало ему идею.
— Ты помнишь все, что тут происходило, да?
Дракон, Видящий Начало кивнул.
— История — мои владения.
— Ты помнишь пророчицу по имени Эстелла Северная Звезда, которая была тут в прошлом месяце?
Дракон помрачнел.
— Да, но я не советую следовать ее примеру, юный Хартстрайкер.
— Я не собираюсь, — пообещал Джулиус. — Но можно узнать, что за будущее она купила?
Дракон опустил голову с задумчивым рычанием.
— Нет, — сказал он. — Как намекает мое имя, я смотрю назад, не вперед. Но я могу сказать, что за ту временную линию она заплатила всем своим потенциальным будущим.
— Всем? — Джулиус был в ужасе. — Как можно заплатить всем будущим? Разве от этого она не умрет в конце?
— Умрет, — сказал дракон. — Но вряд ли она считает это проблемой.
— Почему смерть — не проблема? — спросила Марси.
— Потому что, как пророк, который первый обнаружил, как продать будущее, Эстелла была уже побеждена, — печально сказал дракон. — Я прочел ее прошлое, как прочел твое. Я видел, как твой брат, Брогомир, останавливал ее постоянно, отсекая ее будущее по кусочку, пока не осталась только гибель. Когда она пришла сюда, ее гора потенциальных будущих была чуть больше холма. Но ее ненависть была сильнее, чем когда-либо, и, будучи пророком, она знала, что не могла победить. Потому обмен долгого, но серого будущего на уверенную победу над врагом, который запер ее в такой ситуации, показалось ей справедливым обменом.
Это неожиданно расстроило Джулиуса, и ему было даже жаль Эстеллу. Но, хоть он сочувствовал ей в чем-то, это не оправдывало то, что она сделала с его родней и Катей. Или с ним и Марси.
— Ладно, — сказал он. — Если ты не можешь сказать, какое будущее она купила, можешь хоть сказать, сколько она цепей взяла?
— Четыре, — тут же ответил дракон. — Она ушла с четырьмя цепочками, все были разной длины. Я не знаю о коротких, будущее — не мои владения, но я уверен, что длинная — на три дня.
— Серьезно? — сказала Марси. — Эстелла обменяла все свое будущее на три дня? — дракон кивнул, и она присвистнула. — Какой невыгодный обмен.
— Она бьется с Бобом, — напомнил ей Джулиус. — Наверное, ей нужна была сила, — но он был рад, что она взяла всего четыре цепи. Это было для Челси, Конрада, Амелии и Свены, значит Джастин, в какой бы беде он ни был, не был привязан к будущему Эстеллы. — Ты сказал, самая длинная цепь на три дня. Это дни из двадцати четырех часов?
— От рассвета до заката — традиционное определение, — сказал дракон. — Значение зависит от твоего мира.
Джулиус нахмурился, думая о времени. Свена вела себя странно дольше всего, так что она была мишенью самой длинной цепочки из трех дней. На вечеринке в пятницу вечером Боб сказал, что будущее Свены пропало утром, и если цепи работали от заката до рассвета, а утро пятницы было первым рассветом, но цепочка Свены перестанет действовать на закате в воскресенье, как раз во время брачного полета Иена и Свены.
Время хорошо складывалось. Кроме вечеринки, где она все подстроила, брачный полет был единственным шансом Эстеллы собрать Бетезду и ее детей в одном месте, тогда она и ударит. Это объясняло и то, почему другие цепи были короче. Эстелле нужно было послушание Свены с самого начала, но ей не нужны были его родичи до последней части плана. Но, хоть Джулиус был уверен, что все планы Эстеллы сойдутся в брачном полете, он все еще не понимал, что она пыталась достичь.
— Матушка — очевидная мишень, — он стал размышлять вслух. — Но этого мало. Если бы она просто хотела убить Бетезду, могла напасть на вечеринке и покончить с этим. Она умерла бы за это, но мы уже поняли, что Эстелле плевать на это, так зачем такие сложности? Зачем все растягивать на три дня и тратить свое будущее, чтобы втянуть в это Конрада, Челси и Амелию?
— Все, как обычно, запутанно, — Марси закатила глаза. — Насколько я видела с твоим братом, пророки даже в туалет не могут сходить, не превратив это в шахматы.
— Точно, — согласился Джулиус. — Но это слишком замысловато даже по стандартам пророков, — и чем больше он думал об этом, тем больше все казалось неправильным.
Он всегда считал, что Эстелла нацелилась на Бетезду, раз пророк Трех Сестер не скрывала, что хотела разбить их клан, и было логично сделать это, разгромив главу. Но когда пророки поступали очевидно? Он не сомневался, что Эстелла пылко ненавидела Бетезду, но, если посмотреть на то, что она делала с возвращения в пятницу, она была нацелена на Боба. Угрожала его брату, забирала родственников, о которых он беспокоился, жульничала в его игре — все это были удары по пророку, единственному врагу, который мог ей навредить.
Думая об этом, Джулиус ощущал, что мог впервые с ее появления на вечеринке его матери ухватиться за планы Эстеллы. Если ее целью всегда был Боб, то все это безумие было намного яснее. Но, хоть он понимал результат игры, он все еще должен был понять, как ее остановить. Обычно он сказал бы, что это было невозможно, что дракон, как он, не мог биться с пророком. Но его ситуация не была нормальной, и, пока он смотрел на гору возможностей его будущего, безумная идея стала формироваться в его голове.
— Гипотетически, — сказал он, глядя на огромного дракона, который терпеливо сидел, наблюдая за ним. — Кто угодно может взять цепочку, или нужно быть пророком?
— Любой может обменять будущее на уверенность, да, — сказал дракон. — Но только пророки могут смотреть в цепи и видеть, где какое будущее, так что покупка может не обрадовать.
Джулиус выругался под нос. План не сработал. Он не хотел торговать своим будущим, но цепи были всем, что они могли взять отсюда. Он пытался придумать другую причину, по которой Боб отправил их сюда, когда Дракон, Видящий Начало добавил:
— Но я мог бы тебе помочь.
Он не ожидал такого об большого дракона и вскинул голову.
— Ты?
Дракон кивнул, и Джулиус охнул.
— Почему?
Ответ не был вежливым. К счастью, дракон выглядел изумленно, а не оскорбленно.
— Ты интересный, — прогудел он, склонился и опустил
