Волшебник, о котором вы так часто вспоминали, несомненно, сочтет его весьма интересным. Каждый из нас получил то, к чему стремился. Даже не надейтесь отнять у меня мечту, сколь бы приземленными ни казались вам мои побуждения.
– Да успокойтесь вы, – сказал Банкан. – Не нужно нам ваше золото.
Выдры выпучили глаза и хором воскликнули:
– Не нужно?!
– Граджелут прав. В этом походе мы получили больше, чем можно купить за деньги.
Сквилла такой ответ не удовлетворил.
– Но, можа, немного золотишка…
Банкан повернулся к Правдивцу.
– И все же я не понимаю, каким образом эта вещь воплощает или олицетворяет правду.
Рассерженный Сквилл снова пнул ее.
– Ни хрена она не воплощает, кроме кучки бесполезного хлама. Ежели б ты, Банкан, меня спросил, я б ответил: предпочитаю золотишко…
Банкан сел рядом с большим металлическим ящиком и провел по нему пальцами. У Правдивца были стеклянные окошечки, в них – цифры и подвижные стрелки. Еще были шарики на стерженьках и колесики. В самом большом оконце виднелся рулон поделенной на бесчисленные квадратики бумаги, на середине рулона застыл металлический наконечник. Из задней стенки ящика торчал черный хвост, увенчанный шишкой с двумя параллельными штырьками. Поверхность Правдивца хранила следы многочисленных ударов, но углы и швы были невредимы.
Чем дольше разглядывал его Банкан, тем больше его обуревали сомнения. Лишь в одном он был уверен: Великий Правдивец – устройство самое что ни на есть волшебное.
– Поосторожнее, – предостерег Хранитель, когда юноша принялся ощупывать шарики и колесики. – Он заколдован.
– Ерунда, – буркнул Сквилл, которого длинный торс и короткие лапы вынудили сложиться пополам, чтобы сердито засунуть кисти в карманы. Он посмотрел Банкану через плечо и закричал на обшарпанный, изгвазданный ящик:
– Ну, ты, давай, покажь нам че-нибудь! – Выдр обошел юношу и, не слушая его протесты, схватил и сильно потряс Правдивца. Раздался шум, словно в ящике перекатывалось множество отвалившихся мелких деталей.
Выдр скривился и бесцеремонно уронил устройство. – Тоже мне, кладезь абсолютной власти! Видали мы таких!
– Кажись, его перехвалили. – В голосе Ниины звучала легкая досада.
– Со слухами это бывает.
– А может, надо просто его включить? – предположил Банкан.
– Чаропесенкой? – Ниина неуверенно рассматривала ящик.
Банкан пожал плечами.
– Но с чего начать? Мы не представляем себе, на что он способен, и вообще способен ли на что-нибудь. О чем же петь?
– Петь? Ради этого утиля? – Сквилл брезгливо разглядывал молчаливого Правдивца. – Коли так рассуждать, давайте петь и деревьям, и небу. Вам правда нужна? Правда в том, что весь этот клепаный путь мы проделали за просто так. Ежели фиговина и умела че-нибудь, то это было раньше.
– Где же твоя самоотверженность, где чувство долга перед обществом?
– поддел его Банкан.
Сквилл посмотрел на друга, скривился.
– Кореш, я – выдр. У нашего брата нет чувства долга перед обществом, нет клепаной самоотверженности, мы любим веселиться. И проще всего делать это с помощью золотишка. А не с помощью всякого барахла.
– Да ладно тебе, Сквилл. Скажи, положа лапу на сердце, что тебе дороже: правда или горстка золота?
И тут выдр скорчил совершенно отвратительную рожу.
– Чувак, ты не обидишься, ежели я на тебя блевану?
Разочарованный Банкан снова повернулся к предмету обсуждения.
– Надеюсь, Клотагорбу и Джон-Тому он пригодится.
Юноша нагнулся и осторожно взялся за Великого Правдивца. Тот был тяжелым, но подъемным.
– Чувак, ты ведь не намекаешь, че отведешь для него местечко у Снуга на спине?
Сквилл пребывал на грани истерики.
– Одно седло – мое, потеснюсь.
С помощью оставшихся ремней Банкан навьючил Правдивца на Снугенхатта.
Когда они расставались с саблезубым, тот ревел от восторга, кувыркался, перекусывал деревья, камни и вообще все, что попадало на исцеленный клык.
Сил и времени на возвращение ушло гораздо меньше – ведь они знали, где лучше ехать окольным путем, а где можно спокойно задержаться на отдых. На этот раз их не подстерегали ни ветры-коллекционеры, ни одушевленные равнины, ни длинноухие изуверы. К берегу Сприлашуна путники вышли ниже Камриоки, где, несомненно, вынашивал планы отмщения барон Красвин. Даже депрессивной атмосфере Нижесредних болот их великолепное настроение оказалось не по зубам, ведь оттуда было рукой подать до родных краев.
Когда же миновала вечность (но только для соскучившихся по дому путешественников), они снова очутились под веселой и дружелюбной сенью Колоколесья. Тимов Хохот обеспечил их уютом на день и ночь, а утром они выехали в направлении Линчбени. Там они простились с Граджелутом и оставили его в кузнице – любоваться, как вожделенное золото переплавляют в компактные слитки.
Талея, встречая блудного сына, перемежала объятия и поцелуи такими яростными ударами, что было непонятно, любит она Банкана или желает ему смерти. Аналогичная встреча ждала и Сквилла с Нииной – с той лишь разницей, что выдры в выражении своих чувств вдвое энергичнее и проворнее людей.
Когда же любящие детки оправились от ласк и побоев, настал черед официального визита в дерево Клотагорба. Но чары для расширения жилища за счет других измерений не были рассчитаны на великанов типа Снугенхатта, и носорогу пришлось остаться снаружи. Впрочем, он не был в претензии и охотно воспользовался случаем пощипать молодой травки.
Остальные собрались в центральном зале. Виз предпочел разделить насест и пошептаться с Мальвитом, учеником чародея. Великий Правдивец, эта молчаливая обшарпанная загадка, был водружен на деревянный верстак. Джон-Том и его твердопанцирный наставник задумчиво рассматривали диковину из чужой земли, а может быть, и из чужого мира.
– Итак, перед нами Великий Правдивец. Великий Правдивец!
Клотагорб мял подбородок, озадаченно ковырял ящик пальцем. Тот не отзывался, и тогда волшебник ткнул посильнее. Опять – никакого результата.
– Согласен, выглядит он не очень впечатляюще. Но что поделать, правда редко бывает красивой.
– Была б красивой, – мятежно проворчал Сквилл, – ежели б жадюга ленивец поделился золотишком.
– Радуйся, что вернулся домой живым и здоровым.
Джон-Том сердито посмотрел на юного выдра, тот потупился.
– Подстричь бы тебя, шельмец, под крота, – сказала Виджи. – За все наши переживания.
Клотагорб, не обращая внимания на семейные склоки, знай себе ковырял и рассматривал загадочное устройство. Наконец Джон-Том нарушил паузу:
