— Не было на свете ребенка, которого бы ждали и любили больше, чем Джонни, — вступила мама. — Марджери так им гордилась! Это сквозило во всех ее делах. Она постоянно носила его у плеча, разговаривала с ним, пела ему песенки. Она шила для него очаровательные рубашечки, вышитые цветочками, листьями и крылатыми насекомыми. Джон был сдержанным мужчиной. Но он был предан им душой и телом.
— Что… что-то случилось? Я не понимаю, как такой обожаемый ребенок мог превратиться в такого, как отец моего ребенка. Он не… его явно не растили в любви. Уж это я точно знаю.
— Джон умер, — сурово сказал отец. — Он был убит, раздавлен скалой, когда следил за Дженни. Дело рук Нортвуда. Это было ужасно, Марджери очень тяжело переживала свою утрату. Но когда я уезжал из Херроуфилда, она делала все, что могла, чтобы вырастить сына в одиночку. В доме моего брата они были в безопасности.
— Сын Джона должен был вырасти в прекрасного мужчину, — сказала Сорча, испытующе глядя на меня. — В достойного, доброго человека.
Я кивнула, чувствуя, как от слез щиплет глаза.
Отец встал.
— Мы утомили тебя, — сказал он. — Тебе надо поспать, вам обеим надо поспать. Вы отлично поработали сегодня. Сильные мои женщины! — И когда они повернулись к выходу, он тихо добавил: — Если мой внук — внук Джона, я буду очень доволен, дочка. Джон тоже бы порадовался. Я бы многое дал, чтобы встретить отца этого малыша. Надеюсь, однажды мне это удастся.
Но я лишь кивнула, а потом вернулась Жанис с едой для меня, и я обнаружила, что зверски хочу есть.
— Подожди пока придет молоко, — усмехнулась Жанис, устраиваясь у очага со своей кружкой эля. — Ты тогда будешь лопать, как не в себя.
Позже я уснула с малышом на груди, а свеча в окне так и горела всю эту ночь.
В Семиводье съезжались мои дяди. Я чувствовала, это не чтобы посмотреть на новорожденного, а по более серьезной причине. Мама стремительно слабела, будто действительно только рождение малыша задерживало ее последнее прощание с Семиводьем.
Я не спускала ребенка с рук. Мне не нужна была никакая кормилица, я сама кормила его, сама за ним ухаживала. Носила его, гладила, пела ему песенки. По настоянию отца, мне прислали девушку-помощницу, но у нее было мало работы. Моему сыну не было еще и месяца, а он уже услышал полный пересказ сказания о Бране Путешественнике. Много ли он понял, осталось загадкой.
Теперь мама почти целыми днями лежала в постели, или на ложе, устроенном для нее в укромной части сада, где в хорошую погоду она могла лежать на воздухе, вдыхая запах целебных трав. Ей нравилось, когда рядом с ней устраивали Джонни, тогда она перебирала его мягкие кудряшки, слушала его тихое воркование и шепотом рассказывала ему сказки. Вокруг с мрачным видом слонялся отец, не спускавший с нее глаз ни днем, ни ночью. Лайам послал за Шоном, неизвестно зачем уехавшим на север.
Первым, неслышно, как все обитатели леса, явился молчаливый Конор в белом балахоне, и с ним еще несколько друидов. Они устроились в доме с таким видом, словно обосновались надолго. Конор сразу прошел к матери в спальню и некоторое время разговаривал с ней один на один. Потом он поднялся ко мне взглянуть на ребенка.
— Я слышал, — заметил он, наблюдая, как я купаю сына в неглубоком медном тазу — женщины чуть не подрались за право принимать эти роды. Об этом ребенке много говорят в округе. Любая была бы счастлива помочь ему появиться на свет.
— Правда? — спросила я, поднимая мокрого малыша и заворачивая его в нагретую у очага простыню.
— Думаешь, слишком много толков? — глаза дяди смотрели серьезно, противореча тону.
— Их история объясняет то, что они не могут или не захотят понять, — сказала я, прижимая плотно спеленутого Джонни к плечу. — Иногда принять правду слишком сложно.
— Некоторые истории созданы именно для этого, — согласился Конор. — Но не все.
— Конечно, нет. Помнишь, как-то раз ты сказал: «Cамые лучшие истории в устах талантливого рассказчика пробуждают в слушателях потаенные страхи и желания. Каждый слышит свою историю. Каждого она трогает чем-то своим. Слова предназначены для ушей, но истинный смысл истории проникает прямо в душу».
Дядя серьезно кивнул. Потом непринужденно спросил:
— А почему ты назвала мальчика именем бриттов?
Я так устала лгать. А отец, наверняка, уже успел рассказать ему эту часть истории. Безусловно, он не усмотрит никакой связи с Крашеным.
— Он назван в честь своего отца, — ответила я, поглаживая влажные кудряшки малыша и надеясь, что Конор уйдет до того, как мне надо будет его кормить.
— Понятно, — похоже, новость его не взволновала.
— Несмотря на все мое уважение, дядя, даже главному друиду не может быть понятно все на свете. Но мальчика зовут так, а не иначе.
— А какие у тебя планы на будущее, Лиадан?
— Планы?
— Ты собираешься встретить свою старость здесь, ухаживая за стареющим отцом и Лайамом? Ты хочешь занять ее место?
Я посмотрела ему в лицо. Он выглядел спокойным и очень серьезным, наша беседа приобрела подтекст, едва мне понятный.
— Никто не сможет занять ее место, — тихо ответила я. — Мы все это знаем.
— У тебя бы, наверное, получилось, — сказал Конор. — Люди бы тебя за это уважали. Они уже благоговеют перед твоим ребенком, и ты всегда была любимой дочерью этого дома.
— Любимой. Да, я знаю. Вы повели себя очень жестоко, когда услали Ниав прочь. Жестоко и несправедливо.
— Именно так тебе и должно было казаться, — с тем же спокойствием ответил Конор. — Но поверь, у нас не было выхода. Бывают секреты, которые никогда не должны обсуждаться, некоторые истины слишком ужасны, чтобы их открывать. Теперь она погибла, и ты хочешь возложить на нас вину за ее трагическую судьбу. Но ведь не брак стал причиной ее смерти! И мне кажется, нельзя просто взять и обвинить твоего отца, Лайама или меня. Речь идет о гораздо более древних вещах.
Я пришла в ярость, но ответить ему не могла, меня связывали обещания. Мне становилось все сложнее удерживать мысленные щиты. А он явно пытался прочесть, что я думаю, в этом я не сомневалась. Он прощупывал меня очень осторожно, но я все равно чувствовала.
— Прости, пожалуйста, — сказала я, повернувшись к нему спиной. — Мне нужно кормить малыша. Возможно, мы увидимся позже, за ужином.
— Думаю, он может еще подождать. Похоже, пока ему гораздо интереснее грызть собственный кулак. Ты сильная девушка, Лиадан. И очень эффективно охраняешь свои мысли. Немногие могут противостоять мне.
— Я тренировалась.
— Сложно хранить столько секретов, а? Я хочу сделать тебе предложение, обдумай его, пожалуйста.
