Зато и в лоб прилетело только ему.
Господин Фаррейн самолично эффектно распахнул дверь и отоварил отпрыска дубовой поверхностью.
— У-у-у-у-убирайтесь!! — образец благонравия и сдержанности был красен, встрёпан и в целом являл собой прекрасный образчик картины «четверть часа в обществе Рихарда Нэйша». Даже не сразу понял, почему это наследник славного рода Фаррейнов распростерся на полу, держится за лоб и подвывает.
Устранитель, который появился в дверном проёме вслед за хозяином, обозрел эту картину без всякого интереса. Перешагнул через Манфрейда, развернулся, отвесил короткий издевательский поклон и двинулся к лестнице.
— Глава вашей группы всё узнает об этом! — полетело ему вслед. — Поверьте, вы очень сильно пожале…
Тут над ушибленным сыночком начала хлопотать маменька, а я как раз состроил мину ужасного сожаления — мол, ой, неужто беседа не удалась? Ничего, я этого вредного, в белом, сейчас отсюда выведу, чтобы не беспокоил местное благополучное семейство.
И точно, вывел — до первой живой изгороди. Отвратительно правильно подстриженной и причёсанной, так что не листика не выбивалось.
— Удалось из них что-нибудь вынуть?
«Клык» водил пальцем по губам и был как-то уж слишком погружен в задумчивость.
— Как сказать… помимо возмущения и нечленораздельных восклицаний — не слишком много. Хотя я склонен с тобой согласиться — родители что-то знают и не желают рассказывать.
«Согласие Рихарда Нэйша» — новое достижение на воображаемой полочке.
— Да… но они крайне привыкли держать себя в руках, а вот старшая дочь всё-таки сорвалась.
— Много чего наговорила?
— «Чудовище», — пожимая плечами, процитировал клык. В немигающих глазах отражалось красноватое закатное небо, — «Она чудовище! Вы все с ней носитесь, её защищаете, а это всё она, она настоящая тварь, она притворяется. Она получает, что захочет, а ей всё мало, гнусная тварь. Это всё она».
— Погоди-ка…
— Лайл, — устранитель бросил изучать закат, повернул голову и вперился пристальным взглядом теперь в меня, — а тебе не приходило в голову иначе выстроить факты? Скажем, посмотреть на случившееся с несколько другой стороны?
Тихо хмыкнул и двинулся к воротам поместья — и то сказать, не оставаться же ему на территории, Фаррейн вряд ли уймётся, не хватало еще — кликнет сторожей или прислугу, а мне потом объясняй Арделл — почему поместье усеяно телами. И без того многое объяснять придётся.
И ей, и себе.
К примеру — почему я об этом не подумал с самого начала. А ведь всё укладывается один в один: девочка часто бродит по саду одна, мало ли кого могла найти и выкормить… блюдце, оставленное под окном — ч-чёрт, не было там никакой хитрости, детская наивность, да и только! Арделл же сама говорила — нападение нетипичное, они не были голодны и не защищали территорию — так кого они тогда защищали? А с сестрой, конечно, ссорились, может, сестра пыталась её даже ударить, тхиоры вылетели на крик… Вир побери, да как можно быть таким идиотом, соседи говорили — она часто берет не лакомства, а обычную еду, только тварям, конечно, мало, вот они и охотятся на живую кровь…
Потирая лоб рукой и ругаясь сквозь зубы, я отмахивал коридор за коридором — меня еще окликнул хозяин дома, что-то говорил про Арделл и грозил ужасными карами — я только отмахнулся. Надо наконец поговорить с девочкой начистоту, — чтобы она перестала бояться, чтобы поняла, что это ей не комнатные игрушки и не друзья, что им не причинят вреда…
Как слова найти, Гроски?
— Аннабет, поздоровайся, — тихонько сказала девочка, когда я постучался и вошёл. Приподняла свою куклу и помогла ей совершить подобие книксена. — Веди себя как леди!
Чудовище, как же. С виноватым взглядом глаз-незабудок и белой чёлочкой — посреди комнаты, доверху заваленной напоказ купленными новёхонькими игрушками. Будет, что жечь и ломать неугомонному кузену.
— Она у тебя что-то слегка запечалилась, — Я присел прямо на ковёр. — Снова боится?
Замотала головой, замялась, пробормотала в чёрные кукольные кудри:
— Просто ей не с кем играть.
— Ну-ка, а если мы кого-нибудь подыщем… — В комнате не было искусственных крыс, зато поблизости нашлась кукла пастушок. Румяные щёки, бессмысленная застывшая улыбочка, копна льняных волос и рубашка с вышитым пояском. — Интересно, как зовут этого молодца? Аннабет с ним пока не знакома? По-моему, вылитый Кейн. Господину Кейну, изволишь ли видеть, тоже грустно. И совершенно не к кому пойти на чай, к тому же. Прямо так и мечтается о кексиках, чае и хорошей застольной беседе!
Милли поморгала с недоумением — вряд ли с ней часто играли даже местные нянечки-служанки, не говоря уж о мужиках в меру потрепанной наружности. Но почти сразу заулыбалась, поплотнее взяла в руки куклу, и знакомство госпожи Аннабет с господином Кейном состоялось вполне благополучно. Льноволосый господин получил приглашение на чай и кексики, вскоре оказался сидящим за кукольным столиком и вовсю поддерживал светскую беседу — о погоде, о газонах, о дальних странствиях… и о балах.
— А моя сестра должна была поехать на бал, — похвастала тут Аннабет… в смысле, Милли. — Только она не поехала. У неё было красивое платье, голубое, и на нём жемчужинки. И она всё время говорила, что она поедет на свой первый бал. Вот только не поехала.
— Ух ты, бал! — восхитился пастушок Кейн (он обладал на редкость жизнерадостной натурой). — А я вот и ни на одном не бывал никогда. Красота, наверное, какая! Как же так ваша сестра, леди, не смогла поехать и поглядеть на такую красоту, да еще в новом платье?
— Потому что на неё напали злые чудовища, — шёпотом сказала Милли, перегибаясь через столик.
Трусоватый господин Кейн живо поджал хвост.
— Очень-очень злые и совсем чудовищные? — завертел головой, оглядываясь. — Госпожа, ой, что-то мне как-то не по себе. А вдруг они нападут? Вот так прямо на меня из-за угла накинутся?
— Они не… нападут, — и улыбка, лёгкая, тихонькая, незаметная почти…
Ну, так я и думал.
— И вам совсем не страшно, госпожа? Вы разве их совсем не боитесь?
Кукла и Милли помотали головами. Тут пастушку Кейну полагалось призадуматься — что он и сделал.
— Ух ты, госпожа, какая вы смелая, а у меня-то уж поджилки трясутся… Ага, понимаю. Наверное, эти звери… может, они просто заколдованные? Как в сказке? На самом деле добрые, зато чуют, у кого чёрное сердце, и нападают только на таких, а на хороших не нападают?
Увлекшаяся игрой девочка согласно закивала — да, да, так!
— Тогда я, пожалуй, не прочь с ними подружиться. Скажем, скормить им пару кексов или пригласить на чаепитие. Думаю, они нашли бы общий язык со стариной Кейном. Я же только играю на свирельке да стадо пасу, а злодейств никаких не совершаю. И я бы, к примеру, с удовольствием угостил бы их парным молочком.
Девочка вздрогнула, будто очнувшись, бросила загнанный, настороженный взгляд. Зря про молоко всё-таки ляпнул — наверняка знает, что мы нашли блюдце… Ладно, всё равно переводить разговор на другое некогда, могут войти, надо дальше вести, только помягче:
— А то я с животинами лажу на редкость хорошо — оно у всех пастушков так-то. Есть у меня, например, пёс, — Спина протестующе скрипнула, когда я потянулся в другой угол за мягкой собачкой. — До того разумный, что на удивление. Вот по праздникам его молоком и угощаю.
Глаза девочки всё еще были серьёзными. Полными недоверия и подозрения. И слишком, ненормально взрослыми — и ясно было, что в игру она возвращаться не намерена. Думает о своём, понятно о чём, только вид делает, что играет:
— А зачем?
— Ну так верный друг же. Что? Вижу, вы сейчас смеяться надо мной будете: как это так — собака, и друг? — вздор, кукла глупо ухмыляется, а вот с лица девочки смыло последние признаки смеха. — А я вам скажу, что так и есть. Всегда рядом. Выслушает вот. И от любой напасти защитит. От любого… с чёрным сердцем.
Всё, дальше бесполезно. Нужно напрямик — она уже поняла, что я догадался, губы стиснула, наклонила голову, прижала к себе куклу — того и гляди, расплачется…
