Обезопасив правую, ударную, Ражный поводил соперника перед собой и перешёл в атаку. Он не особенно заботился о защите, зная, что выдержит любой удар, если только он нанесён человеческой рукой, а не торцом таранного бревна; все ребра ещё были на месте и, будто жгутами, обвиты непробиваемыми мышцами. Воропай почуял всплеск ярости, стал осторожнее и подвижнее, и эта незначительная деталь вдохновила: Ражный заставлял соперника менять тактику, сбил его бычий напор. Мало того, бывший открытым полностью — кулаки держал, как ковбой револьверы, у бёдер — боярин все чаще начал выставлять защиту, отбивая удары левой рукой, только было не ясно, что защищает конкретно. Ражный прощупал его несильными толчками и обманными движениями, но таким путём уязвимого места — ахиллесовой пяты, отыскать было трудно. Опытный, битый араке всегда умел прятать её, отвлекать внимание, вызывая удары туда, где было крепко. Потом и Ражный научился это делать, когда лишился ребра и мышц на боку.
Сейчас желание было единственное — притомить Воропая, перевести стремительно начавшийся зачин в спокойный кулачный бой и на минуту воспарить над ним летучей мышью, однако тот не позволял расслабляться и не то чтобы навязывал быстрый темп, а все время переводил его в новые условия. Менял ударную руку, провоцировал атаки, но внезапно сам безбоязненно бросался вперёд, пропускал удары и сам наносил их, а потом использовал своё право дядьки — стал говорить, советовать, и Ражный заподозрил в этом тактический ход.
— Добро, добро, молодец… Хорошо пошёл! Только чуть плечо вперёд и повыше!
И советы его, возможно, были правильными, однако тем самым он не учил — отвлекал, расстраивал атаки. Отец во время схваток вообще говорил мало, выкрикивал часто лишь одно слово — зри! — и Вячеслав должен был запомнить текущий момент или положение, чтобы потом исправить ошибку.
После начала поединка минуло около получаса, а поскольку условия в потехе не оговаривались, то Ражный не знал, сколько будет длиться каждый период, как рассчитывать силы, когда зачин перейдёт в братание. Он помнил, что песочные часы действуют ровно сто восемьдесят минут, и теперь гадал, то ли это время на всю схватку, то ли на один кулачный зачин. Отроку на ристалище и не положено знать таких мелочей; выйдя на земляной ковёр, он обязан был бороться, сколько потребуется наставнику. Но тут был особый, отдельный случай и сверхзадача — уйти с ристалища победителем. Пусть и в потешном поединке! Ведь было же, схватывался с отцом и до двух суток без перерыва пахали друг другом ристалище, и не побеждал лишь потому, что Ражный-старший останавливал потеху. А он тогда ещё здоров и могуч был!
Ведь мог бы открыть тайну, рассказать, как сошёлся с Воропаем на Боярском ристалище и каков он в зачине, братании и сече. Мог бы и уязвимое место указать — нет, все с собою в могилу унёс. Хорошо, не скрыл, от кого получил увечье…
И наоборот, Воропай знал возможности Ражного-младшего, ибо сходился со старшим и хорошо изучил его, а яблоко от яблони упадёт недалеко. Знал и пользовался прежней наукой, предугадывая многие ложные выпады, и ещё раз нанёс точный прямой в грудь — по старому месту, будто дыру хотел просадить чуть выше ложечки. Однако лишь сотряс лёгкие и сбил дыхание.
Между тем боярин все чаще поглядывал на часы и становился говорливее. Вторую рукавицу надеть было ещё сложнее, Ражный так и бился голым кулаком, чувствуя, как немеют от ударов суставы. И вдруг соперник отпрянул зигзагообразно, стряхнул рукавицы наземь и, выставив вперёд граблистую руку, нагнул шею.
— Пора, отрок, и побрататься! Солнце поднялось… Нынче туристов полно.
Теперь рукавица на правой не помогала — мешала невероятно, не позволяла ухватить соперника за рубаху, а у того и расчёт был на это! Сейчас выведет влево и бросит через холку, как малолетнего внучка своего!
Продавливая мощный слой дёрна, Ражный утвердился ногами и, внезапным рывком притянув к себе Воропая, дотянулся до рукавицы зубами, захватил её вместе с одёжиной соперника и рванул по-волчьи, на отрыв.
И мгновенно освобождённой пятернёй сгрёб, захватил рубаху, оказавшись в выгодном положении: ноги боярина скользили по стерне, расчёсывали её пальцами, выдёргивая с корнем. В таком положении он не мог упереться и делал стремительные, бесполезные попытки. Это не мягкая пашня, куда ноги утопают сами!
Стиснув телячий пояс левой, Ражный прогибал вниз и медленно, по пяди, подтаскивал к себе противника, ожидая мгновения, когда центр тяжести его переместится выше пояса. Чтобы удержать равновесие и не попасть на бросок через бедро, Воропаю придётся встать на колени!
Это было странно, но он поддавался! А мог принять контрмеры и спиной, железным своим хребтом, тросами жил и ремнями мышц, на рывок, в состоянии Правила вытащить, выдернуть Ражного из земли! И даже развить успех, сработать на инерции и войти в запарку — положение, когда при братании соперник зажимается не лицо в лицо, а сбоку. Самая выигрышная позиция, чтобы оторвать его от пояса!
Секунды отсчитывали не песочные часы — биение крови соперника, но он продолжал бороздить стерню и на миг смутил неопытного аракса, знающего лишь потешные поединки. И тут Воропай заорал, застонал, не стесняясь, громогласно; не напугать хотел — от боли, хотя Ражный не мог видеть его лица. Этой же болью, словно лебёдкой, он зацепил себя, выпрямил наполовину и наконец-то сделал ожидаемый рывок.
Трехслойная рубаха, сшитая из «чёртовой кожи» — ткани, из которой обычно шьют рабочую форму для матросов и авиатехников, расползлась на плечах, оставив в руке драный, махристый клок.
В то же мгновение Ражный выпустил из братских объятий Воропая и отскочил в сторону. А тот, окончательно выпрямившись, без секундной паузы вновь выкинул руку вперёд и пошёл на противника.
— Побратаемся…
На его спине зиял огромный, в две ладони, шрам: продольная мышца была вырвана вместе с клоком кожи.
Только волк мог оставить такой след. Или человек, владеющий волчьей хваткой… Ражный отшвырнул вырванный клок рубахи, мотнул головой.
— Довольно…
— Не перечь, отрок!
Тогда он отошёл и лёг на ристалище. И сразу же воспарил нетопырём, чутко улавливая колебание и трепет пространства, чем-то схожий с биением разгорячённой крови.
Воропай, словно раззадоренный буйвол, надвигался горой.
— Вставай! Времени нет лежать, вставай… И никогда не смотри на шрамы супостата!.. Вставай, араке, продолжим потеху. Не братание, так сечу! Вставай и стой до конца…
Спустя два часа приехал не японец, но финансовый директор «Горгоны» и с видом, будто ничего не случилось — то ли не знал, что произошло, то ли умел делать хорошую мину при плохой игре. Приобнял по-товарищески, повёл к гостинице.
