Никто не знал, сколько бы ещё пришлось выслушивать эту баналыцину, если бы не открылась дверь и в Зале Трофеев не появился Агошков.
— Кушать подано, — скрывая сарказм, проговорил он в потолок. — Бур… Бер… Беркикю готово.
Каймак в тот же миг оборвал свою речь, вскочил и устремился к выходу.
— Не беркикю, а барбекю, — поправил он егеря и сказал всем. — Приятного аппетита, господа!
Ражный облегчённо вздохнул и открыто посмотрел финансисту в лицо.
— И где же повышенная энергия твоего шефа? Кажется, он вообще свихнулся после Америки… Понимаю, голодное детство, но при чем здесь наш проект?
Почудилось, Поджарову стало стыдно за шефа, отвернулся, будто бы доставая рокфор, сказал с бодрой усмешкой:
— Путь к сердцу мужчины!.. Он просто проголодался. Вот покушает, и увидишь…
— В его присутствии никаких переговоров, — оборвал Ражный. — Мне он не нужен ни голодный, ни сытый.
— Опять ультиматумы, — расстроился финансист, махнул рукой и случайно уронил бутылку — вино хлынуло на скатерть и побежало к нему на колени.
— Он привёз из Нью-Йорка два миллиона! Наличными! — отрывисто и страстно сказал он, не обращая внимания на потоп. — Деньги на реализацию нашего проекта! На создание и содержание школ. И это лишь первое поступление капитала!
— Странно; кто даёт такие деньги? Посмотреть — извращенец, послушать его — полный идиот…
— Да! У нас всякий инакомыслящий — идиот! — вдруг согласился Поджаров. — А для Штатов — вполне нормальный и прогрессивный человек и вовсе не извращенец. Везде в мире принимают и понимают, особенно богатые люди. Это мы тут все идиоты и извращенцы, потому что не умеем ни жить, ни работать, ни уважать друг друга. Между прочим, говорят, что Михаил Идрисович — человек будущей России, свободный, раскрепощённый и демократичный. Разве тебе не хочется жить богато и с детской непосредственностью? И никогда не слышать слово — нельзя?
— Много чего хочется…
— У богатых свои причуды… Находят общий язык, — он понял, что хватил через край в своих верноподданических чувствах, прожевал и запил рокфор соком. — Никогда не ел этот сырок. И знаешь, совсем даже не плохо. А омуль с душком вообще замечательная штука! Попробуй? На запах внимания не обращай, как только возьмёшь в рот — никакого запаха…
— Мы ждём японца? — в упор спросил Ражный.
Финансист на сей раз ответил честно.
— Должен быть с минуты на минуту. Без него нельзя.
— Это он вас помирил?
И тут Ражный вдруг понял причину столь резкой перемены в поведении Поджарова: прямо на обеденный стол глядели пластмассовые кабаньи глаза и раздутые, хищные ноздри будто тянули воздух и принюхивались к резкому запаху тухлятины.
Да он под пристальным взглядом камер ничего, кроме дифирамбов, и петь не станет!
— Кстати, а почему бы нам не встретить Хоори? — предложил Ражный. — Если с минуты на минуту? И свежим воздухом подышать? Здесь все провоняло гнилой рыбой.
— Не откажусь, — мгновенно согласился он и встал. — И впрямь засиделись…
Прогулочным шагом, почти соприкасаясь плечами, они вышли за ворота и шагали ещё добрую сотню метров, прежде чем финансист открыл рот, точно зная радиус действия видеокамер. И их наличие не скрывал.
— Думаешь, все переколотил? — спросил с усмешкой и все-таки шёпотом. — Да тебя нашпиговали, как булку изюмом.
— Я чувствовал…
— И вёл себя неосторожно! Снимают не мои люди…
— Чьи же? Японца?
— Где бы я, по-твоему, взял столько аппаратуры?
— Веду себя так, как считаю нужным, — резко обронил Ражный.
— Не требуй устранения Каймака! — быстро заговорил финансист. — Он на самом деле вернулся набитый долларами. И далеко не идиот, не обольщайся. Чует, его сбросят с хвоста, как только выпотрошат. Застраховался, деньги пока что держит в каком-то тайнике. И связи свои зарубежные не выдаёт… Беречь его надо! Другого источника доходов у нас нет.
— Я вообще ничего не собираюсь требовать. Во всей этой суёте мне интересно лишь взглянуть на стиль Мопателе.
— Хоори готов встретиться… Но ты лучше откажись!
— Почему?
— Косоглазому не поединок нужен, а видеозапись боя. Потом его аналитики обработают, разложат по элементам, по деталям, расшифруют. Там такие спецы сидят! И когда просветят насквозь, снимут каждый твой шаг, каждую тренировку — кинут тебя! Вернее, нас с тобой.
— Неужели японцу не хватило для анализа схватки с Колеватым? — откровенно изумился Ражный. — Там-то два натуральных поединщика.
Поджаров несколько метров прошёл, глядя себе под ноги, обогнал Ражного и встал на пути.
— Не хватило. Потому что он не видел и никогда не увидит этой плёнки.
— Вы как пауки в банке, — обронил Ражный, но финансист пропустил это мимо ушей, сказал с чувством затаённой горечи:
— Съёмку борьбы с генералом Колеватым делал мой человек. А ты его недавно порешил… Просил же тебя…
— Твоего человека зарезал волк.
— Знаю… Да волк-то твой, — он стряхнул с себя чувственность. — Так что тебе придётся вести себя не так, как считаешь нужным, а как выгодно для дела. Если Хоори все-таки станет напрашиваться или заводить тебя, чтоб выйти на ковёр, — не соглашайся ни в коем случае. Я понимаю, соблазн накостылять ему велик, но сработаешь на него. Он-то готов сносить любые оплеухи.
— Когда же ты собрался скинуть его с хвоста? И как, если он всевидящий и вездесущий?
— Косоглазого во вторую очередь, — поспешил предупредить Поджаров. — Сначала освободим Каймака. От зелени и от должности. А без него и Хоори задавим. Неужели мы, два русских мужика, не зажмём японца?
Ражный развернулся и пошёл назад, к базе. Финансисту ничего не оставалось, как пойти следом.
— Ты не боишься, что потом, когда останемся вдвоём, я скину и тебя? — на ходу и деловито поинтересовался Ражный.
— Не боюсь, — сразу и твёрдо ответил тот. — Меня нельзя скинуть, как с черепахи панцирь. Проглотят тебя с потрохами, идея-то в воздухе носится, а при нынешней технике!.. Тебе лучше со мной в паре, чем с этими козлами или с другими…
Он замолк, поскольку до базы оставалось не больше сотни метров, и все-таки у самых ворот не выдержал, прошептал:
— Нажрался всякой гадости… Мутит. До горшка бы дотянуть.
Они дотянули до крыльца гостиницы, когда со второго этажа из окна вместе с осколками стекла вылетела тарелка и ещё что-то бесформенное и неразличимое. Финансист сошёл с тропинки, пнул полуобглоданный бараний бок и, забывшись, сказал громко:
— Капризничает, сука! Нормальной пищей швыряется! Все подавай ему…
В тот же миг из номера послышался натуральный поросячий визг, стук мебели и звон бьющейся посуды.
